Император Пограничья 5 - Евгений И. Астахов

— Вы очень самонадеянны, боярин. Однако даже одарённый маг бессилен против системы. Ваш маленький бунт обречён. Поверьте, я знаю, о чём говорю, — он понизил голос до шёпота. — Гильдия Целителей не привыкла прощать подобные оскорбления. Ваше захолустье сметут с лица земли, а вы потеряете всё, что вам дорого… — его взгляд на миг переключился на Полину и вновь вернулся ко мне.

Я шагнул ближе, так что наши лица разделяли считанные сантиметры.

— Знаете, боярин, — сказал я тихо, — в моих краях чрезмерное самомнение считается признаком глупости. А прятаться за спинами «влиятельных покровителей» — признаком трусости. Когда настанет Гон, я буду защищать свой народ с оружием в руках. А где в это время будете вы? За спинами наёмников, дрожа от страха?

Осокин-старший слегка приподнял бровь, наблюдая за нашей перепалкой с холодным интересом.

— Высокомерие провинциального выскочки, — процедил Василий Григорьевич. — Думаете, вы неуязвимы? Всё, что у вас есть — это жалкая деревенька в Пограничье и горстка оборванцев, играющих в солдат. Вы живы лишь потому, что никто ещё не решил всерьёз вами заняться.

— А вы живы лишь потому, что ни у кого не нашлось достаточно крупной мухобойки, — парировал я. — Знаете, в чём разница между вами и мокрицей? Мокрица хотя бы честна в своём стремлении прятаться. Интересно, на что вы способны сами, без ваших покровителей?

Его лицо исказилось от ярости.

— Вы… — он задохнулся от гнева, потом внезапно успокоился и улыбнулся. — А ведь я понял, откуда такая дерзость. Это всё ваша безнаказанность. Вы думаете, что можете творить что угодно — нападать на мою собственность, похищать моих подопечных, угрожать мне… Князь Оболенский слишком мягок с вами, но не все будут столь снисходительны.

Он сделал паузу, а затем добавил с нарочитой небрежностью:

— Кстати, как поживает матушка вашей спутницы?, — лицемерная ухмылка Елецкого стала шире. — Говорят она уехала за рубеж, чтобы поправить здоровье… Что же это интересно за дом умалишённых такой, если для лечения в нём нужно пересекать границу?.. И как посмотрят на эту информацию в высшем свете?..

Белозёрова ахнула рядом со мной. А я ощутил, как внутри поднимается волна ледяной ярости. Одно дело угрожать мне — совсем другое втягивать в это Полину.

— Вы забываетесь, боярин, — отрезал я.

— О, это только начало, — Василий Григорьевич наклонился ближе. — Вы ещё не знаете, на что мы способны. Ваша жалкая деревушка разлетится как карточный домик, а ваши друзья… Что ж, я лично прослежу, чтобы Поляша получила особый уход в моей новой лечебнице. Может быть, я даже лично навещу её пала…

Моя рука действовала быстрее мысли. Звук пощёчины эхом разнёсся по залу, заставив ближайших гостей обернуться. Голова Елецкого дёрнулась в сторону, и он не смог устоять на ногах, повалившись на пятую точку. На щеке отпечатался яркий след моей ладони.

— Вызываю вас на дуэль, — произнёс я, чеканя каждое слово. — За оскорбление чести дамы, находящейся под моей защитой.

В глазах Елецкого несмотря на боль промелькнул триумф, а Осокин едва заметно улыбнулся.

Глава 20

Елецкий, держась за щёку, медленно поднялся на ноги. На его лице отпечатался яркий след моей ладони, но губы растянулись в триумфальной ухмылке.

— Вызов принят, боярин Платонов, — произнёс он громко, чтобы услышали все собравшиеся вокруг гости. — Я с радостью научу вас манерам.

Краем глаза я заметил движение возле главного входа. К нам быстрым шагом приближался сам князь Оболенский, его взгляд не предвещал ничего хорошего. Суровый и недовольный, Матвей Филатович сверлил меня укоризненным взглядом.

Несколько дней назад Трофимов передавал, что князь получил сведения о готовящейся провокации и предупреждал меня не вестись на неё. А теперь для Оболенского всё выглядело так, будто я проигнорировал его добрый совет и глупо угодил в западню. Однако у меня имелся свой план, о котором князь не знал.

— Что здесь происходит? — холодно поинтересовался Матвей Филатович, окидывая взглядом всю компанию.

— Ваше Сиятельство, — Елецкий отвесил почтительный поклон, — боярин Платонов нанёс мне публичное оскорбление действием. Я принял его вызов на дуэль.

Я заметил, как Леонтий Осокин, стоявший рядом с Елецким, слегка поморщился и потёр живот. Мелькнувшее на его лице выражение дискомфорта исчезло так же быстро, как и появилось.

— Согласно правилам, — продолжил Василий Григорьевич, выпрямляясь во весь рост и глядя на князя, — как оскорблённая сторона, я имею право выбрать оружие и место поединка.

Он обвёл взглядом собравшихся дворян, явно наслаждаясь вниманием:

— Выбираю магическую дуэль до смерти! И она состоится здесь и сейчас, — он указал рукой на Леонтия. — Меня будет представлять мой добрый друг, боярин Осокин.

Тот ухмыльнулся и сделал шаг вперёд:

— С удовольствием проучу этого выскочку. Пора ему ответить за оскорбление, нанесённое нашему роду. Мой сын Лев до сих пор не оправился после полученных от его рук травм.

Князь Оболенский нахмурился и поднял руку, призывая к тишине.

— Боярин Елецкий, вы, должно быть, забыли, что по кодексу чести и оскорблённый, и оскорбитель должны сражаться на дуэли лично. Заместители допускаются лишь в исключительных случаях — например, когда оскорблённый слишком стар или болен.

Елецкий вежливо наклонил голову, но в его глазах светилось торжество:

— Ваша Сиятельство, мы все знаем, что дворянин может отказаться драться с недостойным противником, если тот ниже по званию или происхождению. В таком случае он вправе выставить заместителя, равного по рангу или готового защищать его честь.

— Недостойным? — я приподнял бровь, скрывая усмешку. — Поясните.

Елецкий повернулся ко мне, на его губах играла высокомерная ухмылка:

— Ваш род, Платонов, пришёл в упадок. Вы потеряли фамильную усадьбу, пребываете в опале и живёте в какой-то глуши, в деревне, — последнее слово он произнёс с особым презрением. — Мне, известному боярину, меценату и филантропу, главе прославленного Фонда Добродетели, не пристало лично драться с мальчишкой, который только недавно вышел из леса в грязных лаптях.

Полина, стоявшая рядом со мной, гневно сжала кулаки, но я остановил её лёгким касанием руки. Гидромантка метнула на меня взгляд, полный непонимания.

Тем временем Леонтий снова потёр живот, его лицо слегка побледнело. Он оттянул тугой воротник, словно тот вдруг стал ему тесен.

Князь Оболенский не скрывал раздражения. Такое поведение на его балу явно не входило в