Компас желаний - Маркус Кас
Я решил перейти к делу, избавив его от неловкости, но Лопухин явно не мог отбросить свои привычки.
— Занятное вы устроили… разоблачение, — сказал он.
Явно ведь хотел сказать «представление», но удержался. Приятно иметь дело с воспитанными людьми. Хотя я никак не мог сообразить, что же он хочет от меня. Ещё кому-нибудь разоблачение устроить?
— Я немного разузнал о вас, ваше сиятельство, — продолжил князь. — Слышал, что это вы будете решать, поступит ли мой сын в академию или нет.
И откуда такого наслушался…
— Ваш сын будет это решать, — прохладнее, чем рассчитывал, ответил я.
Ну не по нраву мне пришлись его слова. Да и сама идея, что решает кто-то за тебя. Выбор будет за тем, кто прикоснётся к артефакту. За ним и никем другим.
Лопухин удивился, то ли ответу, то ли моему тону. Эмоции его на миг пробились сквозь плотную броню защитных артефактов. Облегчение такое, что если бы он вздохнул, то смёл бы угощения, стоящие перед ним на столике.
— Ваша светлость, мне кажется, что у вас не совсем верная информация…
— Судя по тому, что произошло, я исправно получаю именно такую информацию, — неожиданно откровенно сказал Лопухин и всё же вздохнул, пусть и весьма сдержанно. — Александр Лукич, вы можете мне сказать, с Ильёй точно всё в порядке? Меня к нему не допускают.
Ну целитель, ну кремень! Я мог представить, сколько князь приложил усилий, но у Бажена Владиславовича характер был несгибаемый. Да и связей не меньше, а то и больше.
— С ним всё в полном порядке, — заверил я. — Он в надёжных руках. В самых надёжных во всей империи, ваша светлость.
— Василий Павлович, — вдруг перебил меня князь.
Вот теперь он меня удивил. Разрешение обратиться по имени и отчеству в этом случае не было снисхождением, а прямой демонстрацией доверия. Ведь не было в этом никакой необходимости, по факту.
— Василий Павлович, что вас беспокоит?
Князь бросил на меня подозрительный взгляд, затем целую минуту пристально рассматривал вазу, стоящую на тумбочке возле стены, и наконец решился:
— Илья всегда был хорошим мальчиком. Светлым, как бы это ни звучало с учётом его дара. Я ведь следил за его судьбой.
В общем, Лопухин так же, как и граф Воронцов, приглядывал за бастардом, будучи связанный неизвестными мне обстоятельствами. Князь их не озвучил, ну а я не настаивал — это очень личное всё же. Да и не моё дело.
И чем больше он говорил, тем больше я не понимал, что же за дар у самого князя. Явно он наложил отпечаток, потому как сына своего мужчина действительно любил. По-своему, как умел, но любил. Вместе с этим и намёка на тепло или банальную привязанность не было.
У князя не было больше детей, не сложилось. Супруга, как я понял, давно погибла, а после Лопухин так и не решился на повторный брак. Поэтому в Илье он увидел шанс передать наследие, так сказать. Но тем не менее приближать к себе не торопился. Мне он это объяснил тем, что некогда в те времена было заниматься мальчишкой. Дома князь бывал так редко, что позабыл, как тот выглядит.
Секретные государственные дела, мол, поглотили с головой. Недоговаривал что-то, и важное, ну да чёрт с ним.
Вроде складно всё говорил, но оставалось ощущение, что он чувствует вину. Не только за сына, но и за супругу. Оттого и отстранялся.
Что бы там ни было, пробуждение тёмного дара у Ильи стало ударом. Тем не менее Лопухин забрал парня из приюта, потому что там его точно ждала бы незавидная судьба. Вполне возможно, что и какой-нибудь несчастный случай. Вот и получилось, что с одной стороны князь был разочарован, а с другой — фактически спас сына. В этих противоречиях парнишка и рос.
Светлым и хорошим рос, что, в конце концов, растопило сердце князя.
Про приглашение этого лживого шамана Лопухин просто ответил — дурак. Мысль о том, что сына можно «исправить», затаилась, но не покидала князя. И, конечно, он схватился за этот бред. Ну а вдруг правда?
Не стал я ничего про это говорить. Хотя на самом деле был в бешенстве — парня чуть не угробили. Но Лопухин уже практически не скрывал эмоции, и там было настоящее раскаяние. И страх, что сын его не простит.
Вот так, минута за минутой, передо мной раскрывался совсем другой Лопухин.
Князь выговаривался так душевно, что даже вызвал сочувствие. Понятное дело, что жизнь этого седовласого мужчины была насыщена уймой событий и непростых решений. И предубеждений тоже, куда же без них. А такое очень нелегко изменить, особенно в его возрасте. Это ничуть не оправдывало его, но и ненависти не вызывало. Сколько таких в мире, в один момент понявших, что всё не так? А сколько из них способны признать это?
Короче говоря, проникся я его искренностью и объяснил, какой именно артефакт и для чего я сделаю.
— И вы можете такое создать? — удивился князь, внимательно меня выслушав, и быстро добавил: — Извините, Александр Лукич, за мой скептицизм, но звучит это… невероятно. Право, я даже другого слова подобрать не могу. Я слышал о подобном однажды в… Далеко отсюда. Но то было сущей легендой.
— Какой легендой? — тут же уцепился я за источник информации.
Сказки то или байки у костра, но у всего есть причины. Ну и мораль, конечно, но это уже не так интересно. Пусть загадки я не любил, зато выдвигать теории и проверять их на практике — очень. Самую безумную идею, при должной технике безопасности, можно и нужно проверить.
Так все открытия и совершаются. Правда, не все о безопасности заботятся, поэтому и кончиться эксперимент может печально.
Я же слишком много рисковал бездумно, так что теперь в любом безумии был строгий расчёт. Прошли те времена, когда мы с мальчишками во дворе имения делали какую-то ядрёную смесь и на вопрос «а если долбанёт?» пожимали плечами. И очень радовались, когда эффект был сногсшибательный в прямом смысле. Как мы тогда выжили, ума не приложу…
В общем, предмет сказаний для меня был любопытен. Даже если долбанёт.
Лопухин слегка замялся, и я понял, что он думает о том, как бы не раскрыть какую-то государственную тайну. Но всё-таки рассказал.
Легенда была под стать той сказке
