Я – злодейка в дораме - Екатерина Вострова
Капрал выглядел удивленным:
– Таких преступников разрешено судить и казнить на месте… – его голос звучал неуверенно.
Мальчик испуганно посмотрел на старуху и крепче сжал ее руку.
– Она ничего плохого не сделала! – закричал он.
– Прощу, пощадите! Мальчик сирота, у него, кроме меня, никого нет…
– Не трогайте тетушку Мин!
Вэй Лун почувствовал, как от детской мольбы на горле сжимается удавка. Захотелось расхохотаться и одновременно ударить, сломать что-нибудь.
О, наивный-наивный ребенок! Неужели Вэй Лун когда-то был таким же? Но сейчас он тот, для кого чужие слезы больше ничего не стоят. Милосердие равносильно слабости, а слабость – смерти.
– Взять ее! Как выедем за город, четвертовать, – словно со стороны услышал он свой голос. Сухой, безразличный. Такой, как нужно. Нельзя показывать, какая буря царит в душе.
– Генерал? – не поверил своим ушам капрал. – Это ведь…
– Хозяин? – заикаясь, переспросил Гоушэн. – Хозяин, она совсем-совсем не похожа на мятежницу. Может быть…
– Молчать! – гаркнул Вэй Лун.
Его начинало потряхивать. Нужно было поскорее уехать отсюда, пока он еще в состоянии себя контролировать, пока его демоническая часть не вырвалась у всех на виду и не разорвала эту старую тварь на тысячи мелких кусочков. Не уничтожила ее душу так, что даже для перерождения ничего не останется.
– Капрал Чжан, какое наказание предусмотрено за невыполнение прямого приказа?
– От десяти палок в зависимости от тяжести последствий неисполнения приказа… – пролепетал капрал. – Простите, генерал Вэй, я понял.
Краем глаза Вэй Лун заметил, как Гоушэн бросился назад к повозкам. Неужели демон думает, что кто-то сейчас способен его образумить? Может быть, надеется, что Лю Луань удастся убедить его пощадить несчастную старушку? Лучше бы принцессе сидеть в повозке и не выходить из нее.
Солдаты взяли ревущую и вырывающуюся старуху под руки и потащили ее за собой.
– Отпустите, отпустите тетушку!
Мальчик бросился отбивать ее, но его грубо толкнули, и он растянулся на грязной земле, да так и остался лежать и всхлипывать. Его лицо стало мокрым от слез, а глаза смотрели на Вэй Луна с болью и непониманием. Но Вэй Луну не было дела до чужой боли – собственная заботила куда больше.
– Генерал Вэй, – осмелился все же подать голос капрал, когда они почти проехали город. – Я не смею спорить с вашим решением, но позвольте все-таки спросить: что она сделала?
– На ногу мне наступила, – отрезал Вэй Лун, пресекая дальнейшие расспросы.
* * *
Все было, как в дораме. Старушка, мальчик. Детские слезы и крики. Мольбы о пощаде.
– Цайняо! Цайняо! – Гоушэн подбежал к обозу, на котором ехали мы с Мэйлин, и кивнул в сторону генерала. – Может быть, ты попробуешь поговорить с ним?
Я тряхнула головой и зажала уши ладонями. Нет. Не буду в это вмешиваться.
– Цайняо! – Слуга Вэй Луна взглянул на меня с обидой, как будто это я отдала приказ казнить несчастную.
– Он не передумает, – отрезала я и отвернулась, не в силах смотреть на то, что творилось.
Старушку забрали, армия продолжила путь.
Мне было тяжело принять собственное решение не вмешиваться. Но я знала, что не смогу ничего изменить. Если уж Лю Ифэй в дораме не справилась, что могу сделать я? Но чувство вины все равно разъедало нутро.
Мэйлин, сидевшая рядом, молча смотрела на днище повозки и мелко дрожала, а я пыталась найти способ успокоить ее и себя. Солдаты делали вид, что ничего не произошло. Они исполняли приказ, ни на миг не задумываясь о своих действиях. Если Вэй Лун сказал, что старуха – преступница, они ему безоговорочно верили. Ну или делали вид.
– Как он мог? – негромко шепнула Мэйлин, когда мы оказались за городом. – Госпожа, теперь мне еще больше страшно за вас! Зря вы сюда пришли…
На привал приказали остановиться раньше. Как только лагерь был разбит, Вэй Лун велел устроить казнь. Мы с Мэйлин остались в шатре, но по дораме я помнила, как это происходило: в землю вбили столбы и привязали к ним старушку, а затем медленно и мучительно отрезали от нее части тела, начиная с пальцев рук и ног, ушей, носа… Ее крики раздавались невозможно долго, пока она не умерла от потери крови.
Вэй Лун наблюдал за казнью от начала до конца.
Когда все закончилось, я сидела в шатре в обнимку с Мэйлин. Первым нас побеспокоил Гоушэн.
– Эм… Цайняо? Цайняо? Принцесса!
– Ты служишь этому жестокому человеку! – вспылила Мэйлин, вскакивая с кровати и бросаясь на Гоушэна. – Ты точно такой же, как и он! Бессердечный!
– Эй! Хозяин хороший! Если он ее казнил, значит, она была преступницей. И точка! – горячо оправдывался Гоушэн.
– Ты даже не попытался его остановить! – не унималась Мэйлин.
– Принцесса вообще-то тоже! – не остался в долгу он. – Принцесса?
– Что он сейчас делает? – спросила я.
Не то чтобы мне было интересно, чем обычно занимаются злодеи после злодеяний.
– Скрылся в своем шатре, выставил караул и приказал никого не впускать. Пахнет оттуда вином. Принцесса, то есть Цайняо, может, сходите и проверите его? Я очень беспокоюсь за хозяина. В меня он сапогом запустил, прогнал.
Я нахмурилась. Странно: в дораме Вэй Лун напивался потому, что сильно переживал из-за разлада с Лю Ифэй, корил себя. Выглядело так, словно он раскаялся в своем поступке благодаря влиянию принцессы. Вот только мы с ним не ругались. Да и вряд ли ругань со мной могла бы его чем-то расстроить.
«Не думай, что ты для меня что-то значишь… – сказал он мне на берегу реки. – Я генерал – ты служанка. Попытаешься сбежать – я тебя убью».
Я полностью отстранилась. Никто больше не посмел перечить Вэй Луну. Почему же тогда он ведет себя как в дораме? С чего ему переживать?
– Если он сказал никого не пускать, – протянула я неуверенно, – как же я пройду?
– Я отвлеку солдат у шатра. А вы возьмите… – Гоушэн махнул рукой на поднос с чаем, стоявший на небольшом столике. – Скажете ему, что чай принесли. В вас-то он сапогом не запустит.
Эпизод 34
За кадром
Вэй Лун сидел в полумраке, в руке – кувшин, из которого удобно вливать вино прямо в рот, не касаясь губами. Он приказал никого не пускать, и солдаты знали, что ослушаться приказа равносильно самоубийству. Благодаря двойному заклинанию тишины, что он наложил, вокруг было тихо: шум со стороны лагеря не беспокоил; вдобавок, что бы он ни сделал сам, никто не услышит.
Только что по его приказу казнили убогую старуху. Старуху, которую он хотел навсегда вытравить из своей памяти. Однако ее образ
