Вадбольский 2 (СИ) - Никитин Юрий Александрович
Этот тупой бык даже не понял откуда прилетело, содрогнулся, словно молния тряхнула от макушки до пят, и с грохотом, даже пол вздрогнул, завалился на спину. В сторонке две барышни хотели было завизжать, как принято у слабых и нежных, но при виде спокойной, как Александрийская колонна, Сюзанны, сдержались.
Я усмехнулся как можно кровожаднее и сказал хищным голосом третьему из команды распластанного на полу красавца
— А теперь пора убивать.
Офицер отступил в сторону и поднял руки ладонями ко мне на уровне груди, дескать, он не в деле, так, мимо проходил.
Сюзанна ухватила меня за локоть, сказала резко:
— Вадбольский, хватит распугивать идиотов!..
— Они заработали, — ответил я зло.
— Заработали, — согласилась она. — Но уже отработали. Многое ты не понимаешь, Вадбольский!
— Дык я из Сибири, — буркнул я. — У нас благородные сразу в морду, зря за эти заграничные шпаги не хватаются.
Вряд ли пройдет, мелькнула мысль. В Сибири те же порядки, законы и даже моды, так что спишут на мои личные особенности, дескать любит грубую силу. Ха, это я, ботаник, люблю грубую силу!
Лишь бы других странностей за мной поменьше. Вот вчера, проходя мимо собора, не перекрестился, а здесь это расценивается как неуважение, а то и просто богохульство.
Сюзанна, крепко держа за локоть и отвешивая во все стороны милые улыбки, затащила меня в неглубокую нишу.
— Вадбольский, возьми себя в руки!
— Противно, — буркнул я. — Не хочу такое брать… Сама бери.
— Хам!
— Сюзанна, — сказал я всё ещё вздрагивающим голосом, — мы разве не соратники в борьбе за здоровое отношение к женщине и равенство полов?
Она посмотрела свысока, до сих пор удивляюсь, как это ей удаётся, я выше на полголовы.
— Вадбольский, — голос её прозвучал строго и в приказательной форме, — сейчас ты будешь мило улыбаться. Мы подойдём к хозяевам, поблагодари за прекрасный вечер… запомни, прекрасный!.. Или хочешь остаться надолго?
Я буркнул:
— Вроде бы я свой номер отработал.
— Какой номер?
— Как в цирке.
— Тогда ещё четверть часа походим вот так вместе, чтобы нас все увидели, ты мне говори любезности и раскланивайся, раскланивайся…
— С тобой?
— Дурень, со всеми, кто попадётся навстречу!
— А-а…
— Запомнил? Повторять не надо?
— Запомнил, — ответил я покорно. — Вечер прекрасный, и ты хороша, никогда бы не подумал. У тебя глаза, как у коровы, тоже большие, красивые и печальные…
Она дёрнулась, но решила не реагировать, лишь заметила ядовито:
— Хозяевам скажешь любезные слова и попрощаемся. Запомни, вечер прекрасный, общество замечательное, нам очень понравилось!
— А я вообще в восторге, — буркнул я и осмотрел пальцы, не осталось ли ссадин. Не осталось, так что да, вечер удался. Для Андропова тоже, а то и для Горчакова, кто знает, что у него за роль.
Она отступила на шаг, на умело подкрашенных губах светская улыбка, милая и насквозь фальшивая, но весь мир фальшив, на этом и держится, иначе бы все мы друг друга разорвали на части, увидев какие мы есть в натуре, не прикрытые пологом культуры, что призвана обуздывать наше звериное нутро.
Я стиснул челюсти и пошёл с нею рука об руку, да когда же научусь держать себя, таким нельзя показываться в свет, одни решат, что трясусь от страха, что такая вот сиволапая деревенщина вышел к приличным людям, другие подумают, что собираюсь что-то спереть.
А почему именно эти отвратительные драки, почему не вызвать меня на дуэль и не померяться уровнем ай-кью или на скоростное решение тензорных уравнений четвертого порядка?.. Так нет же, будто мы всё ещё в каменном веке. Ну и что, если костюмы научились шить по моде? Всё равно каменный век, а мы питекантропы.
Оглянулся, подумал вдруг, что и эти двое могли были… подосланными, на что намекнула даже Сюзанна. Тем же Андроповым. Проверяют мою реакцию и на такие вызовы.
Горчаков появился, как чертик из коробки, неожиданно и очень вовремя. Я посмотрел исподлобья, в душе всё ещё ярость, но спросил у него ровным голосом человека, у которого все эмоции под контролем:
— А вообще-то зачем эти смотрины? Присматривают Сюзанне нового жениха?
Он посмотрел весело:
— Не прикидывайся, ты уже начинаешь понимать, как устроена столичная жизнь.
Сюзанна подвела меня к чете Бутурлиных, мило поблагодарила за прекрасный вечер, они так же мило и с доброжелательными улыбками сообщили, что она прекрасна в этом замечательном платье, мне пожелали достойной службы, похоже, забыли, а то и не знали вовсе, что я ещё не служащий, а всего лишь курсант, пусть и самого престижного Лицея в Петербурге и всей империи.
Потом, так же, расточая улыбки направо и налево, спустились по длинной лестнице в холл, чуть пообщались с подвернувшимися гостями Бутурлиных, и я с немалым облегчением вышел на крыльцо, откуда распахивается прекрасный вид как на просторное поместье с его клумбами, дорожками, фонтанами и беседками, так и на ажурный металлический забор с распахнутыми воротами.
Сюзанна с кем-то из барышень перечирикнулась на ходу, а дальше уже я тащил на стоянку, где её водитель заметил нас издали и поспешил распахнуть заднюю дверцу.
Конечно, стучала тревожная мысль в голове, как устроена столичная жизнь ещё не понял, тут Горчаков мне польстил, но знаю из прошлого мира, что кадровый голод преследует человечество все века.
Кандидатов на государеву службу начинают высматривать со школы. Родословные мало что дают, даже у самых умных родителей дети бывают дураками и балбесами, у преданных слуг Отечества — предателями, у отважных потомственных военных — трусами и лентяями, потому надежнее вот так присматриваться к подрастающему поколению, не обращая внимания на заслуги предков.
Значит, я попал в поле зрения. Наводку дал, понятно, Горчаков. Только бы не в какие-то тайные службы присматривали. От государевой службы не отвертеться, понятно, это же Россия, у нас все обязаны служить царю и отечеству, но понятие службы можно толковать шире. К примеру, быть богатым промышленником и поставлять в армию добротные сапоги. С одной из фабрик.
Шофёр явно не первый год за рулем, ведет автомобиль быстро и уверенно, зелёный огонёк показывает, что аккумулятор полон, всё в исправности.
Сюзанна всю обратную дорогу сидела задумчивая, посматривала на меня искоса.
Я поинтересовался:
— Как насчёт жениха?
Она в некотором сомнении прикусила верхнюю губу. Лицо так выглядит не таким уж высокомерным, а почти женским.
Автомобиль достаточно быстро прёт по ночному городу, небо тёмное, будто залито чернилами, но улица и проезжая часть хорошо освещена газовыми фонарями.
— Просто поговорили, — ответила она после долгой паузы. — Так, ни о чем. Женщины есть женщины. А вот о тебе спрашивали. Вроде бы невзначай.
— О наших отношениях?
Она посмотрела с укором.
— Кто о таком спрашивает в лоб?.. Ты совсем дикий, Вадбольский. Да и вообще, странно как-то, будто больше интересовались тобой.
— Эгоисты, — поддакнул я. — А должны были, даже обязаны, интересоваться только тобой!.. Хотя женщины есть женщины. А как насчёт Андропова?
Она замедленно кивнула.
— Да… и другие тоже. Может, ты анархист, Вадбольский? Тайком бонбы делаешь?
— Ещё какой, — заверил я. — Но не надейся, прижимать тут в салоне тебя не стану. Хотя сама можешь меня подомогаться, иначе какая ты суфражистка? Я отбиваться и звать на помощь не буду, обещаю.
Она фыркнула и отвернулась к окошку, где быстро проскакивают каменные стены серых петербургских домов.
Домогаться мужчин — обязанность женщин, дабы поставить себя на один уровень с мужчинами. Это будет выдающейся победой суфражизма, более значимой, чем равенство в избирательном цензе, устройстве на работу и быть избираемой на высокие государственные должности.
То не так ярко и заметно, слишком высокие сферы, зато бытовой уровень всегда перед глазами, и домогающиеся мужчин женщины сразу укажут на победное равенство полов.
