Вадбольский 2 (СИ) - Никитин Юрий Александрович
В его одежде я ощутил стиль французских портных, нет, скорее итальянских, что при том же покрое придает некую итальянскую раскованность.
Горчаков, словно только сейчас меня увидел, воскликнул радостно:
— А, Вадбольский рад тебя видеть!.. Кстати, дорогой друг, позволь представить тебе моего хорошего и перспективного друга, баронета Вадбольского!.. Баронет, это мой друг — виконт Тибальд…
Мы обменялись рукопожатием. Я воззрился на виконта с интересом.
— Простите… как я слышал, была нелегкая дуэль… Вас вроде бы вообще укантропупили…
Он нахмурился, бросил на меня недовольный взгляд.
— Слухи придумывают заинтересованные. Я был ранен, а тот влюбленный дурак сбежал. Не знаю, как и что у него, но я женат, у меня пятеро прекрасных детей и верная любящая жена. Здесь я по дипломатическим делам, как младший помощник заместителя посла по особым поручениям.
Я пробормотал:
— Ну, слухи ещё какие! Зато красивые. Если такое случается не с нами, конечно. Говорят даже, нет повести печальнее на свете, чем повесть… ну, про них. Этот господин с оранжевой лентой через плечо, что посматривает в нашу сторону. и есть посол?
— Его заместитель. Простите, он вроде бы зовет.
Он виновато улыбнулся и быстрым шагом удалился. Горчаков посмотрел на меня с интересом.
— Ты его, оказывается, знал?.. Вадбольский, ты меня удивляешь всё больше.
Я трижды сплюнул через плечо.
— Не пугай. Просто слышал про его дуэль с одним из сыновей главы могущественного рода Монтекки. Тому даже пришлось бежать из Вероны. И везде кричал: «Нет жизни без Вероны!»
Горчаков улыбнулся.
— Ладно, забудем о нем. Как тебе здесь?
— Мило, — ответил я. — Весьма.
— Хорошо держишься, — сказал он с одобрением, — Ты везде дома? Словно много путешествовал.
— Люблю путешествовать, — сказал я скромно.
В его глазах загорелся огонёк, вот уже начинает раскрываться одна из тайн этого загадочного сибиряка, спросил чуть ли не торопливо:
— И что посещал?
— Кухни, — ответил я с достоинством сибирского валенка. — Это столицы любого имения. Ну… иногда спальни. Но реже.
Улыбка его померкла, хотя губы, глаза и вообще всё лицо оставались в том же положении, но вот нечто ушло, и остался только точный слепок улыбки.
Я хотел сказать нечто подбадривающее, но не успел, подошел Андропов, приятно улыбающийся, всё-таки вечер располагает к отдыху и необременительным беседам, сказал маниловским голосом:
— Здравствуйте, Юрий!.. Видите, я угадал, мы встретились. Думаю, ещё будем натыкаться друг на друга, круг светских салонов всё же невелик… как ваши дела? Ваш друг Горчаков от вас в восторге.
Горчаков сделал вид, что застеснялся похвалы и с легким поклоном покинул нас, Андропов улыбнулся и указал мне на парочку кресел у стены.
Я сел, полный настороженности, Андропов опустился напротив, улыбается, но взгляд серьёзный и прощупывающий.
— Да вот развлекаюсь, — ответил я чуть запоздало. — Жизнь курсантов такая!.. Немного лекций, много выпивки, игры с барышнями, вызов на дуэль, танцы, снова выпивка…
Он усмехнулся.
— Да-да, Горчаков говорил о ваших развлечениях. Как это у вас получается в Щелях Дьявола? Другие большими бригадами и вооруженные до зубов, но гибнут либо все, либо часть. А вы всегда с добычей?
— Я человек бедный, — повторил я как мантру, — за добытое платят хорошо. А что удачлив… Я шагу не сделаю, пока не проверю. Я в Щелях Дьявола осторожен, не пру, как по Невскому проспекту!..
Он с сомнением в глазах покачал головой.
— Чудно как-то.
Я огляделся по сторонам, сказал шёпотом:
— Учёные говорят, что существует и такой физический параметр, как удача!
— В смысле? — уточнил он с интересом.
— Рост, — сказал я, — цвет волос, разрез глаз, вспыльчивость, интеллект, удача… Может, с интеллектом мне не повезло, а вот удачи Господь Бог отсыпал больше.
Он посмотрел внимательно, подумал, покачал головой в сомнении.
— Интересное предположение. Да и человек вы интересный. Видите, на вас поглядывают дочери графини Максимовой и баронессы Коппелии. Какая партия, на ваш взгляд, интереснее?
— Партия Клейтона-Булвера, — ответил я и, уловив в его глазах непонимание, пояснил: — Их вариант прокладки канала через Панаму предпочтительнее, чем через Никарагуа… Видите ли, я не настолько хорош, как поручик Ржевский.
Он засмеялся, быстро ухватив суть. Французы, англичане, американцы — сейчас дерутся за право провести канал между Южной и Северной Америкой, об этом на первых страницах главных газет, Лукасевич создал первую керосиновую лампу, полностью безопасную, благодаря чему освещение пришло в каждую крестьянскую хатку, а сам керосин дал толчок промышленности, Нессельроде продвигает идею целой сети железных дорог России, а то их всего две на всю огромную страну, а поручик Ржевский добился неприступной графини Мармелансы или, как говорят другие, завоевал эту крепость, что стало сенсацией и живо обсуждается во всех аристократических салонах Петербурга, Москвы и Перми…
Зачем я это брякнул, мелькнула мысль. Может, стоило бы и дальше притворяться беспечным шалопаем? Нет, он с первой встречи обратил внимание, что я не клюю на выпивку и флирт с женщинами.
Нужно что-то дать ему. Но не слишком.
— Вы правы, — произнес он серьёзно, — светский мир победу барона обсуждает гораздо больше и с подлинным интересом. Вообще, как мне кажется, ничего значимее для высшего света нет. Подобное отношение общества и вызывает рост популярности тайной организации Аскетов. Кстати, как вы к ним относитесь?
Он вперил в меня острый взгляд человека очень умного и много понимающего в мире, где приходится смотреть сквозь пену, чтобы увидеть суть вещей.
— Любые неправительственные организации необходимы обществу, — ответил я уклончиво.
Он посмотрел на меня остро.
— Опасные слова. Слишком близкие к воззрениям Муравьева-Апостола!
Я покачал головой.
— Нет уж, на эшафоте он сказал: «Проклятая земля — ни заговора составить не умеют, ни судить, ни вешать», а такое нельзя простить даже человеку с петлёй на шее. Если бы помиловали, я бы сам его пристрелил! Никто не смеет употреблять о России слово «проклятая»!
Ну вот, мелькнула мысль, и патриотом вовремя себя выставил, я молодец, а он усмехнулся, взглянул очень внимательно, словно проверяя искренность.
— Но вы хотели бы революционных изменений?
Я взглянул удивленно, откуда такое, он пояснил:
— Сужу по вашей помощи суфражисткам.
— Хотел бы, — сказал я. — Только эволюционных, это не совсем революция, хотя в какой-то мере и революция. И чтобы изменения шли не снизу, а сверху. Так меньше крови. Суфражизм выгоден экономике.
На этот раз он даже чуть улыбнулся, хотя взгляд оставался таким же испытующим.
— Эх, молодость, молодость… Но всё-таки соображаете здраво, несмотря на своё общество.
— Я молод, — сказал я скромно, — но старые книги читал. Суфражизм экономически обоснован. Европа пошла в бурный рост, ей невыгодно, что сотни тысяч хорошо образованных женщин сидят взаперти и лишь рожают детей. А мы не должны отставать, иначе проиграем!
Он смотрел с интересом, уже не скрывает, что у нас не просто светская болтовня о женщинах и развлечениях, что роднит аристократов с самым низким слоем неграмотной челяди и лишь позорит благородных людей.
— Молодость спешит, — заметил он снисходительно, — я слышал, некоторые курсанты от Аскетов в восторге. Но, думаю, это не столько из-за их противоправительственной программы, а для того, чтобы показать насколько они, сами курсанты, отважные.
— Даже не слышал, — ответил я искренне, — хотя по тем же слухам насчёт Аскетов, я в их воззрениях не увидел ничего против власти и общества.
Он недовольно поморщился.
— Вы так говорите, словно готовы вступить в их общество.
Я удивился:
— Что, и они суфражизм поддерживают?
Он хитро прищурился.
— Что вы о них думаете? Не верю, что не составили своё мнение, что не совсем в русле официально принятого сверху.
