Железнодорожница - Вера Лондоковская
— Есть пословица такая: «Не плюй в колодец», — напомнила я, — в жизниникогда не угадаешь, к кому придется за помощью обратиться придется.
Мне предстоял очередной насыщенный день. До поездки надо было успеть сделать многое, но главные задачи — отвезти материалы Пал Санычу на кафедру и забрать готовую форму из ателье.
Я решила сначала заехать в институт, а оттуда рвануть в ателье.
Через пару остановок от дома я увидела из окна автобуса, что на улице все посерело, и даже воздух налился тяжелым свинцом. Сначала стояла тихая серость, а потом вдруг заметалась от ветра пышно-зеленая листва на ветвях деревьев. И на стекло упали первые косые капли дождя. А я не подумала захватить с собой зонтик!
Впрочем, при таком сильном ветре зонтик бы не помог. А дождь, как нарочно, усиливался. И к моменту моего выхода из автобуса лил стеной.
От остановки до входа в институт всего пара шагов, но я успела вымокнуть насквозь. Легкое летнее платье в разноцветную полосочку прилипло к телу, обрисовывая и бесстыдно выставляя напоказ все интимные части тела. Но я больше переживала за бумаги с ценной информацией. Хорошо, что догадалась положить их в красивый прямоугольный импортный пакет.
Вымокшая до нитки, я открыла дверь кафедры и вошла в спасительное тепло и сухость.
На меня никто не обратил внимания. Надежда Аркадьевна сидела за столом с включенной большой настольной лампой и яростно била по клавишам, едва поспевая за речью Пал Саныча.
Над диссертацией работают, — догадалась я и решила не мешать. Наверняка будущему профессору пришла в голову новая яркая идея. Пал Саныч в такие минуты увлекается настолько, что забывает поесть.
— Ох, опечатку допустила, — беспомощно откинулась на стуле Надежда.
— Ничего-ничего, Наденька, это всего лишь черновик, — успокоил ее Пал Саныч, — не отвлекайся, пожалуйста.
И она опять усердно заколотила по клавишам печатной машинки.
И это только черновик! Представляю, скольких трудов ей будет стоить перепечатывать научный труд на чистовик.
Я решила пока разложить на столе листы с информацией, которые привезла. Чтобы успели просохнуть. К счастью, намокли они совсем чуть-чуть — спасибо импортному пакету. Осторожно промокнула салфетками, найденными здесь же, на кафедре, мокрые места, чтобы записи не размылись. Чистыми салфетками протерла заодно себе лицо и мокрые части тела.
А эти двое по-прежнему не обращали на меня никакого внимания. Я тихонько села на стул и от скуки принялась наблюдать за ними.
И опять поняла — ну ничего, абсолютно ничего в моей душе не переворачивается при виде Пал Саныча. Как будто и не было никогда тех счастливых мгновений, проведенных вместе. Сколько раз мы летали вместе по всему миру! В каких интересных и значимых событиях научного мира участвовали! С каким вкусом обустраивали наш досуг! А вот поди ж ты.
Может, потому что, пробыв в другом мире всего месяц, я поняла — счастье не в этом? Не в том, чтобы бесконечно брать и ничего не отдавать взамен. А может, потому что, видя его с первой женой, я поняла — не любил меня на самом деле Пал Саныч. И Татьяну Олеговну не любил. А любил он лишь эту Наденьку.
С чего я взяла? Да видно было невооруженным взглядом, как он преданно смотрит на нее. Каким счастьем светится его лицо, как вспыхивают его глаза, стоит ей лишь обернуться к нему.
Бедный мой профессор! Почему же не сложилась у него долгая совместная жизнь с самой любимой женщиной на свете? Он никогда мне не рассказывал. Я лишь знала, что от нее был старший сын, который крайне редко виделся с отцом и жил в другом городе. Имя еще у него такое странное, даже не вспомню. Намного больше мне было известно про Татьяну Олеговну и бесконечную череду молодых любовниц. Они не давали ему человеческого отношения. А он и не ждал. Он всегда знал, что им от него нужны деньги да продвижение по карьерной лестнице.
Я и сама бы не выбилась из обоймы девиц для легкого времяпровождения. Если бы не дала понять, что он интересен мне, как человек.
— Ну что, Наденька, я у тебя молодец? — Пал Саныч закончил очередной тезис и стоял, потирая руки.
— Ты у меня золото, — Надежда вытащила последний распечатанный лист и аккуратно скрепила его с остальными листами, — гений! Это ж надо — такое придумать!
— А меня вдохновение накрыло, — начал он хвастаться и вдруг увидел меня, — ой, а вы давно ждете?
— Нет-нет, все нормально, — я поднялась со стула и принялась показывать бумаги, — смотрите, здесь все на отдельных листах. Отдельный вопрос — отдельный лист. Если информация вышла на два листа, они скреплены.
— Вы извините, — сказала смущенно Надежда Аркадьевна, — мы сразу вас не заметили, так увлеклись построением структуры взаимодействия видов транспорта… Давайте, я чайник поставлю, кофе выпьем!
— Нет-нет, что вы! — я поспешила отказаться. — У меня полно дел. Бумаги отдам да поеду дальше.
— Да вы вся мокрая! — ужаснулся Пал Саныч. — Наденька, помоги товарищу, а я пока в буфет сбегаю.
Он даже не взглянул на мои бесстыдно обтянутые мокрым платьем прелести. Так был поглощен своей супругой и научными изысканиями.
Помощь заключалась в том, что Надежда включила настольный маленький обогреватель и направила струю на мое платье, а я старательно теребила ткань, чтобы скорее подсохла.
Потом мы пили кофе с удивительными рогаликами, которые принес из буфета Пал Саныч. Дед тоже иногда приносил такие из булочной. Необыкновенно вкусная румяная сдоба, завернутая в своеобразный хрустящий рожок. И почему такие в мое время не делают?
— Ладно, мне пора, — напившись и наевшись, я поднялась, — мне в ателье надо, новую форму забирать. Спасибо за теплый прием!
— До свидания, — по очереди сказали Пал Саныч и Надежда, — приходите еще!
Когда я по лужам дошлепала до остановки, как раз подошел трамвай. То, что надо! Трамвай едет почти до самого ателье.
Войдя в вагон, я сразу подошла к специальному устройству, через которое оплачивался проезд. Нижняя часть его
