Вдовье счастье - Даниэль Брэйн
— Слышал про матушку вашу, — вспомнил Леонид и навел на холеную физиономию невозможную грусть. — Мои соболезнования. Вам же имение осталось?
— Уже нет, — лучезарно улыбнулась я. — Я его продала, долги закрыла.
Что-то неприятно кольнуло, но что опять? Улыбку я удержала, притворяясь, что безмерно рада принимать у себя дорогого гостя. О смерти матери и продаже имения слухи ходили, но не настолько широкие, не в дворянских кругах, или кто-то уже успел рассказать о покупке?
Нет, не то, что-то не то.
— Я к вам с добрыми вестями, милая Вера Андреевна, — таинственно понизив голос, проговорил Леонид и полез во внутренний карман сюртука. Одеколоном запахло от этого движения так, что у меня чуть слезы не выступили на глазах. — Графиня Дулеева дает бал по случаю первого выхода в свет старшей дочери, траур вы не блюдете, так я испросил… — и он протянул мне через стол пахнущую таким же острыми дамскими духами записку. — Ее императорское величество будет, насколько я знаю, все же она графине родня, ходят разговоры, что младшего сына графини прочат за внучатую племянницу императрицы… Вера Андреевна, улучите момент, когда ее величество останется в одиночестве.
А она останется? Не моя это память, а Веры, но я убеждена — то, о чем говорит Леонид, невозможно, для того и существует целый штат фрейлин и статс-дам, среди прочего — оберегать покой императрицы от таких вот провинившихся Вер.
— Понимаю, — печально согласился деверь с моими невысказанными сомнениями, — сердце ее величества доброе, но всему есть предел, и эпатажу вашему, и гордости вашей, так пересильте себя, любезная Вера Андреевна… извоз ваш, магазины, все это стоит уже достаточно, позвольте, я побуду вашим поверенным. До бала сроку немного, но времени хватит, чтобы платье пошить.
Я задумчиво почесала висок, забыв, что нахожусь не перед купцом. Но черт с ним, Леониду надо еще икру переварить, которая в такой короткий срок сменила репу.
Я развернула послание и прочитала его, мысленно утирая горькие слезы. Мой покойный супруг писал в сравнении с графиней Дулеевой если не подлинным образчиком высокого штиля, то грамотнее в разы. Даже собственный титул бедняжка писала с ошибками.
«Съим песмом рада видить, вас любеснишая и ниже пачиитаимая Вера Одревна набалу за честь выхода свет, моей дощири Илизаветы вмоем доме, весемнацатаво дня съево месяца как сонцо зайдет. Ссим грофиня А.И. Дулеева стацдама ия виличесва сопствина рущно».
— Благодарствую, брат, — сказала я, давя предательское ржание, иначе не назвать, рвущееся из груди. Боюсь, что такого не поняли бы даже купцы, а деверя как бы не пришлось выносить вперед ногами. — Дела, конечно, но я…
Мелькнула мысль, что есть как минимум два человека, которым актуально мое возвращение ко двору. Леонид и стервец-Вершков. Кто из них стервец больший?
— Я приду, передайте при случае графине мое почтение.
Я ведь должна знать ее в лицо, черт побери, а буду стоять и глазеть как баран на новые ворота, но прорвемся. Главное, если я права и каким-то образом о приглашении узнает Вершков, он проявится. Этот барин, который подвез мою мать, он — убийца, и пока жив один из нас, покоя другому нет.
— Бумага найдется у вас, Вера Андреевна? — по-деловому спросил Леонид, и так как я кивнула, но не вникла, зачем бумага — написать ответ? Что я должна делать? — поторопил: — Доверенность на мое имя напишите, сестра.
Я все-таки думала, он начнет клянчить деньги, а он с козырей зашел, и как быть — это я сама у себя выиграла или сама себе проиграла? Я закусила губу, потом скривилась, причем гримасничала нарочно, дразня деверя. По сравнению с первым моим с ним разговором терпение стремительно иссякало у обоих, я чахла над деньгами, как Кощей над златом, и уже начинала пыхать огнем, Леонид пытался у меня как можно скорее золото отобрать, причем пока еще джентльменскими методами.
— Вера Андреевна! — скрипнул он зубами. — Вас купцы по миру пустят! И бабу эту продайте, Лукею, батюшка не знал, куда эту каргу деть!
А, черт, ты же сам напросился.
— Продала бы, — притворно вздохнула я, мгновенно превращаясь в Веру-до-меня, — да что за нее дадут? Гроши! А платье, брат милый, я в затруднении, право, от приглашения графини… Не смутит ли вас ссудить мне тысячи три?
С «не смутит» я здорово оплошала, Леонид был не то что смущен, у него челюсть отпала, и было с чего, люди, которые кормят прислугу икрой, предполагается, на бальный наряд средства имеют, но у меня была закалка пусть и равноценная с купеческой, зато дворянской не чета.
— Я сильно поиздержалась, любезный брат, — доверительно призналась я, снова мысленно разражаясь смехом и вспоминая рассказ бессмертного классика — «Попрошу-ка у него денег взаймы!». — В лавке должна все еще, дети… вы же все понимаете!
— Да-да, Вера Андреевна, я пришлю, — забормотал Леонид, поднимаясь и спешно ища пути отступления. — Вечером же пришлю, мой долг перед покойным братом поддержать вас… Кланяюсь.
Кланяться он, пес смердящий, не стал. Дверью не хлопнул, на том спасибо, а к хохочущей мне заглянула удивленная Лукея.
— Что, матушка, сбежал? А туда ему и дорога, лядащему. Денег, поди, просил? А надо было мне тебе сказать — не давай, одно в карты проиграет.
— Да я удавлюсь ему денег давать, — перестав смеяться, серьезно сказала я. — Мне что, их деть некуда?
Хорошо, что Лукее плевать, с какой скоростью аристократочка Вера обращается Верой-купчихой, а купчиха — разбитной птушницей из приморского городка. Она покивала и убежала на кухню, где, похоже, начало что-то гореть. Я посидела, подумала, вытащила из стола романы и пьесы мужа. Где-то была пара-тройка не пришей рукав сцен, из которых можно сделать отличную книгу… И Никитка с Ненилой дивные, не стоит им пропадать.
«После смерти родителей молодая купчиха Анна Акимова наследует несколько фабрик. Анне необходимо поправить пошатнувшиеся дела, отдать долги, пока кредиторы не предъявили векселя к оплате, но ее кузен не уверен, что Анна справится самостоятельно…»
Идея отличная, расписать ее, не
