Ермак. Регент (СИ) - Валериев Игорь
Вот памятник Пушкину, поворот налево. Новый рывок на пределе сил. Арка дома номер пятнадцать, поворот направо, двор и вот она стенка высотой метра три. Ещё в начале забега я расстегнул нижние пуговицы пальто, и теперь у меня была только одна попытка вбежать по стене. В противном случае придется стрелять, а убивать пьяных дураков не хочется.
Бросок трости через стену, дальше левая нога на уровни талии упирается в небольшой бугор на ней, толчок вверх и вправо, правая нога уже на высоте больше метра отталкивается от стены дома, и я лечу вверх, вытянув руки. Кончики пальцев касаются верха стены. А дальше я даже сам не понял, как смог подтянуться на одних фалангах пальцев и забросить махом правую ногу на стену.
В этот момент под левую лопатку что-то сильно ударило, чуть не сбив со стены. Несмотря на страшную боль, я смог удержаться на стене, перевалиться через неё и спрыгнуть вниз. Удачно наткнулся на трость, подобрал её и бегом двинулся через колодец двора к арке, чтобы выскочить на Николаевскую улицу.
Выбежав на улицу, я остановился. За стеной раздавались разъяренные крики, из которых я понял, что преследователи готовы разделиться на команды, чтобы, оббежав квартал, начать мои поиски. Это было не очень хорошо. Поэтому я вновь побежал, пугая редких прохожих в сторону Кузнечного переулка, прикинув, что до подъезда дома, где я снимал квартиру, доберусь раньше преследователей, если они, конечно, не олимпийские чемпионы по бегу.
* * *Я вынырнул из состояния, когда за несколько секунд перед глазами, как наяву пробегают события от нескольких минут до нескольких часов. Такое со мной случалось уже в третий или четвертый раз после последнего ранения во Владивостоке, и это меня признаться, сильно тревожило. Мало того, что моя душа или что-то там такое в чужое тело и на сто тридцать лет назад перенеслась, так теперь ещё грезить начал с открытыми глазами. Хорошо, что на короткие мгновения залипаю. И к психиатру идти страшно. Психиатрия сейчас в зачаточном состоянии. Закроют ещё в доме для психов. Мне это надо? Правильно, не надо. Так что ставим чайник и идем для начала чистить одежду. Приключения на сегодня, слава Богу, закончились.
Глава 19
Дела житейские — 1
Я сидел в своём кабинете Аналитического центра и перебирал утренний комплект бумаг на столе. Бумажная бюрократия медленно, но верно начала побеждать документооборот в моей епархии. Дожил уже до того, что у меня появился секретарь, который предварительно сортирует идущий ко мне поток документов, почты и прочего бумажного мусора.
Так что у нас сверху. Смотрим. Папка со сводным отчётом о практике курсантов. Начинаем пасьянс и направляем папку справа вверх на столе. Это к обязательному прочтению. Две недели прошло после объявления манифеста и десять дней после моего «хождения в народ». Булыжником пролетариата мне зарядили знатно, да ещё почти точно туда же, где лопатку сверлили, чтобы пулю достать. До сих пор болит и сильно. К тому же ещё и мышцы на предплечьях и плечах сильно потянул, когда через стену перебирался. И под ногтями до сих пор синяки не сошли.
От жены за мою тягу к приключениям получил знатный выговор и лечение компрессами и мазями от доктора Боткина. От регента просто выговор, хорошо, что без занесения в грудь. Кулаки у него дай бог каждому. Отчитал меня Михаил Александрович знатно и приказал Кошко, найти и наказать всех виновных.
Каково же было моё удивление, когда выяснилось, что отцом той миловидной еврейки оказался тот самый портной Александр Иванович Берман, который почти тринадцать лет назад по рекомендации графа Воронцова-Дашкова сшил мой парадный мундир, в котором мне Александр III вручил орден Святого Георгия 4-й степени. Насколько тесен мир, оказывается.
Только вот Кошко, гад такой, очень мило улыбался, пряча смешинки в глазах, когда выяснял у меня, как целый генерал-майор Свиты Его Императорского Величества от пьяных представителей грозного пролетариата убегал вприпрыжку по улицам Санкт-Петербурга, да через заборы сигал.
А два дня назад вернулись курсанты с практики, и по центру понеслись столичные слухи, по которым я чуть ли не десять человек, вооружённых до зубов голыми руками положил, спасая то ли двух, то ли трёх благородных девиц из Смольного института.
А потом, этих же смолянок, смог по воздуху переправить через пятиметровую стену и сам через неё одним прыжком перебрался, так как на помощь десятку уже поверженных головорезов чуть ли не полсотни бандитов пришло. Чтобы не убивать их, добрый Ермак благородно отступил, а так бы всех на встречу с апостолами Петром и Павлом отправил бы.
«Да уж, сходил инкогнито в народ. Увижу Кошко, всё выскажу Аркадию Францевичу по поводу работы его подчинённых. Это как же они свидетелей опрашивали, что такие слухи по столице поползли», — подумал я и окончательно утвердил папку с отчётом на правой верхней части стола.
Прочтём позже. Следующее у нас что. Аналитическая записка Струве Петра Бернгардовича по поводу денежной реформы господина Витте, которого многие уже видят на месте премьер-министра, а вот я его хотел бы видеть в каторжанской робе. Уж больно этот товарищ в последнее время лоббирует интересы французского капитала. А нам с ним в ближайшее время воевать, однако. И на хрена нам такой премьер-министр⁈ Лучше уж Столыпин, как в моём прошлом-будущем.
Так что нам здесь Пётр Бернгардович пишет? Минут через пятнадцать я перевернул последний лист доклада и задумался.
В 1897 году министр финансов Российской Империи Сергей Юльевич Витте провёл реформу, согласно которой наша страна, вслед за остальными государствами мира, кроме Мексики и Китая, присоединилась к золотому стандарту и перевела рубль на золотую основу.
Это сразу же привело к тому, что в Российскую империю хлынули иностранные инвестиции и начался взрывной рост экономики. Струве показывает, что в 1889–1899 годах рост промышленного производства составил 8%, что весьма впечатляет. С 1900 по 1904 год он немного снизился — до 7,25%. Но даже эти показатели позволили Российской империи занять первое место в мире по темпам роста и войти в первую пятёрку индустриальных держав мира.
Это, конечно, прекрасно, но есть пара — тройка нюансов, на которые указывают многие ведущие отечественные экономисты, но их мнения не приемлет господин Витте, считая просто ничем на практике необоснованными выпадами против него завистников.
Итак, первый нюанс. Реформа Витте по его же словам: «благоприятно повлияла на инвестиционный климат в стране». Струве же пишет, что реформа не просто благоприятно повлияла на инвестиционный климат. Новый рубль, обеспеченный золотом и низкие налоги, сделали Россию самой привлекательной в мире страной для размещения и вложения капиталов. Иностранные инвестиции хлынули в империю мощным потоком.
Но при этом, англичане, французы, американцы, те же бельгийцы главным образом качают из России сырье, им принадлежат в основном добывающие предприятия: угольные шахты, нефтепромыслы, золотодобывающие прииски. Они инвестируют по капельке, ровно столько, сколько им необходимо, чтобы соблюсти собственную выгоду. А всю прибыль вывозят из России — предварительно обменяв бумажки на золото. Так что из России безвозвратно утекают тонны золота.
Газета «Биржевые ведомости» считалась чуть ли не «карманной прессой» министра финансов. Во всяком случае, в период подготовки и проведения реформы в 1894–1897 годах издание пело ему дифирамбы. Но в конце 1900 года сменился тон даже этой, более чем лояльной в отношении Витте газеты: «Экономическая политика нынешнего правительства ведёт к нашествию иностранных капиталов, которые скупят Россию на корню».
Виднейший отечественный учёный Дмитрий Менделеев, к этому времени плотно занимавшийся не столько химией и физикой, сколько экономикой, утверждает, что доля иностранных капиталов не должна превышать 25%. По его мнению, только таким образом можно удержать экономику страны в руках этой страны.
