Зимние ходоки (СИ) - Сухов Лео
У нас? Нет, у них… Я ещё не привык, но я больше не часть той группы, в которой состоял. Я теперь житель Алтарного. И пусть так и будет впредь…
Однако мне всё равно больно смотреть, как убивают тех, с кем я сюда шёл. И как остатки моей бывшей группы бегут на восток, бросая все припасы в лагере. Выживут ли они там в снежной пустоши? Или вскоре умрут и вернутся в свои капсулы?
Мама, папа, скажите… Эта боль когда-нибудь пройдёт?
Дневник Нэо Мураяма по прозвищу «Самурай»
Триста восемьдесят девятый день. Кровавый триумф и быстрый позор!
Мои войска обрушились на предателей! Это же надо было⁈ Договариваться с гайдзинами у меня за спиной! И пусть эти люди вели нас в начале нашего пути, но они предали меня… Предали, когда победа была уже так близка!..
Я приказал убить их всех! А затем снова убить! А потом — вскрыть капсулы и убивать до тех пор, пока не закончится материал для возрождения! Пусть умирают!.. Все!.. Проклятые предатели!..
Я шёл по красному от крови снегу… Шёл и улыбался… После всех неудач, которые меня преследовали, после всех унизительных поражений — как сладок вкус победы! Пряный, горячий и пьянящий… Как кровь предателей и негодяев!..
А когда мы разберёмся с предателями на этом берегу, моя армия не остановится. Перейдём реку, сметём проклятых русских — и подчистую вырежем предателей на том берегу реки…
Никто из них не уйдёт от наказания. Ни русские, ни те, кто к ним присоединился, чтобы смеяться надо мной! Я не забыл, как меня убивали эти подлые бородатые выродки! И не забыл, как умирал от кишечной инфекции в русском плену! Они ответят мне за мой позор. Сполна ответят!..
А ещё я поймаю их лидера… Поймаю и буду вскрывать его кишки — понемногу, по чуть-чуть! Чтобы он чувствовал запах своего дерьма и крови, пока я продолжаю резать его. И пусть все смотрят, пускай ощутят, что такое запах настоящей победы над этими дикарями!..
Кровь кипела во мне, как огонь. Жажда мести рвалась наружу. Я остановился, нашёл не залитый кровью сугроб и зачерпнул снега обеими руками, чтобы охладить лицо… В этот раз ты победишь, Нэо! Ты всех их сотрёшь с лица земли! И эта земля будет твоей!.. Только твоей!..
Немного охладившись, я подозвал вестового. Приказал этому убогому мальчишке, чтобы передал пехоте: пусть разворачиваются вдоль берега. А сам вышел из лагеря к самой реке и вскинул подзорную трубу. Сначала посмотрел на восток, куда бежали остатки предателей. Надо бы заняться ими сразу, но меня напрягали русские на другом берегу…
А они оказались хитры! Возле этой их кривой деревянной вышки стоит немного бойцов, но все хорошо вооружены. Огнестрельного оружия у них много. Но их-то самих всего пара сотен! Чего они хотят? Думают отбиться? Так более мощные арбалеты позволят нам открыть стрельбу раньше. Мы тоже готовились, уроды! И скоро узнаем, что вы кричите, когда умираете…
Похоже, победа будет лёгкой. Во всяком случае, у нас-то в рядах точно нет женщин! А я среди русских стрелков успел их достаточно насчитать. Вон, одна стоит и смотрит через прицел винтовки.
А куда?..
На меня?..
Что-то толкнуло меня в плечо, дёрнуло лопатку, а потом болью взорвалось в груди. Ноги подогнулись… Я попытался устоять и не смог.
Попытался найти непослушными пальцами «лечилку». И тоже не смог.
Из плеча толчками била яркая красная кровь. В глазах темнело, а стоявшие рядом со мной помощники только рты открывали. Похоже, начинали понимать, что со мной что-то не так. Они не успеют… И я не успею…
— Да как так-то? — выдохнул я вместе с кровью, перед тем как погрузиться во тьму.
Дневник Листова И. А.
Триста восемьдесят девятый день. Бой на снежной равнине.
— Молодца! — Кукушкин уверенно хлопнул Кэт по плечу. — Добро пожаловать в клуб! Кто убил Муряму — тот мы!.. Так! Живо приказ по пехоте, «слонобоям» и арбалетам: на позиции. Стрелки — открыть беглый огонь по японцам на той стороне.
И мы открыли огонь! Сначала стреляли только винтовки, лишь для них расстояние было подходящим. Но чем больше бойцов выбиралось с дороги на снег, тем ближе мы были к японскому лагерю. И вскоре к винтовкам присоединились ружья, а затем — револьверы, мушкеты и «слонобои».
Честно говоря, это оказалась нелёгкая задача. Мало того, что приходилось поспевать за наступающей пехотой, шевеля отягощёнными снегоступами ногами… Так ещё надо было перезаражать оружие и стрелять! И, желательно, метко! Ведь чем больше настреляем сейчас — тем меньше пехоте ближнего боя придётся добивать.
Впрочем, Кэт вырвала нам инициативу, отправив окаянного Мураяму на возрождение. Растерявшиеся японцы первые несколько минут просто не знали, что предпринять. Сначала пытались реанимировать Мураяму — даже воткнули «лечилку» в труп!.. А потом экстренно решали, кто здесь главный. В результате, двое из них даже подрались.
Мы по дерущимся специально не стали стрелять… Зачем? Пока они дерутся, у них солдаты закончатся. Вот мы и стреляли по ничего не понимающим солдатам, которые по-прежнему разворачивались в линию на берегу реки.
Не, потом, конечно, японцы в себя пришли… И даже определились, кто будет командовать, но время-то было упущено! Мы уже подошли достаточно близко, чтобы дать результативный залп из «слонобоев» картечью. Стреляя метров с тридцати, полторы сотни орудий положили чуть ли не весь первый ряд вражеской пехоты.
А потом новый японский командующий отдал приказ наступать. Ряды врагов двинулись вперёд. В этот момент я и понял, что плохо выяснять, кто будет командовать, с помощью личной силы… Почему-то так повелось, что самый сильный — обычно не самый умный…
Стоило японцам сделать первый шаг, как Кукушкин приказал остановиться. И наши ряды замерли, дожидаясь, когда враг доберётся до стены щитов и копий.
А японцы вынуждены были торопливо бежать к нам, спотыкаясь, падая, вставая, проваливаясь в снег… И давая нам перезарядить мушкеты, «слонобои» и арбалеты.
Ну а те, у кого были винтовки, ружья и револьверы, по приказу Кукушкина начали целенаправленно выбивать командиров. Их, к счастью, легко можно было опознать. Кто наряднее разоделся под самурая — тот и есть твоя цель. Кажется, мы даже успели сменить их командование ещё пару раз…
А ведь у японцев ещё не вся армия успела подойти… Их авангард так стремительно разбил своих же сородичей, заставив тех бежать на восток, что где-то треть войска пока лишь подтягивалась через снежную пустошь…
Правда, за вражьей пехотой выскочили арбалетчики, начав стрелять. Но как-то уж очень вяло, без огонька… Им-то было видно количество трупов как на берегу, так и на реке.
А затем последовал второй залп «слонобоев» и мушкетов. Не такой смертоносный, как первый — расстояние было маловато для разлёта картечи и дроби. Но вполне себе устрашающий — с дымом и грохотом!..
Кто-то не выдержал — побежал. Кто-то не удержался — последовал примеру. Наши пехотинцы бросились вперёд, отгораживая стрелков от оставшегося врага. Столкнулись, полилась первая кровь…
Правда, спустя несколько минут дым рассеялся, а японцы поняли, что их теперь что-то маловато… И немалых размеров армия начала отступать.
А Кукушкин подозвал к себе девушку, которая командовала четырьмя сотнями женщин, помогавших с готовкой и мелкими бытовыми делами. И указал на трупы:
— Трупы раздеть. Оружие наших собрать отдельно. Оружие японцев — отдельно. Тела везите в Алтарное, на склад репликационного комплекса.
— Да, мэр! — кивнула та и побежала к своим подчинённым, оставшимся в тылу.
Тела, конечно, принято хоронить… Но у нас тут ситуация такая, что лучше их в дело пускать, чтобы новые тела делать. Были, правда, голоса особо мнительных людей, говоривших, что это каннибализм напоминает… Но даже отец Фёдор выступил и сказал, что дело благое, и вообще надо различать: Богу — Богово, кесарю — кесарево.
Так что мнительные больше не протестовали, а работники, занимавшиеся доставкой и загрузкой тел в репликационный комплекс, получили возможность подзаработать. Зимой, благодаря минусовой температуре, это можно было делать постепенно — чтобы не обвалить вознаграждение по контрактам.
