Крестоносец (СИ) - Марченко Геннадий Борисович

«Есть многое в природе, друг Горацио, что и не снилось нашим мудрецам…»

Аутодафе должно было состояться на главной площади Саарбрюккена, не такой уж и большой, куда меня доставили в деревянной клетке, в которой нельзя было выпрямиться во весь рост. Пока ехали, на меня со всех сторон глазели любопытные, а мальчишки с криками на немецком, в которых угадывалось слово «еретик», даже стали кидать камни, и некоторые попадания оказались весьма болезненными. Баварцу пришлось пригрозить им палкой, но пацанва особо не испугалась, продолжая своё мерзкое занятие до самой площади.

Площадь была небольшой, а народу собралось сотни две. Народ, как говорится, для разврата собрался. Позволено им было занять две трети пространства, а на свободном пятачке с оцеплением из числа стражников был установлен помост, где в деревянных креслах восседали ландфогт Трулль и брат Енох. Заметил я в толпе и довольную рожу Вагнера. Крысёныш, встретившись со мной взглядом, довольно ощерился.

Посреди площади была сложена поленница метра полтора высотой, которую венчал столб, к нему-то меня и примотали цепями. Почему цепями? Наверное, потому что они не сгорят от огня, как верёвки, не дадут телу упасть. Была мысль в последний момент пнуть кого-нибудь из палачей, но опять же, решил не ронять лицо. Не размениваться на такие мелочи. Жанна д’Арк, Ян Гус, Джордано Бруно… Их имена вошли в историю, вернее, войдут, а моё вряд ли, хотя я первым из них всех взойду на костёр.

К горлу подкатил ком, на глаза невольно навернулись слёзы. Я даже не слушал, как глашатай зачитывает приговор, согласно которому меня как слугу Сатаны и уже после того убийцу честного гражданина Гюнтера Шульца ждёт сожжение на костре. Народ это известие встретил радостными криками. Святая простота, что с них взять… Для людей, как ни крути, хоть какое-то развлечение.

— Приговорённый, желаешь ли перед смертью покаяться в связи с Нечистым? — вывел меня из раздумий голос глашатая, заданный на французском.

— В связи с Нечистым не состоял, — негромко, но чётко произнёс я.

Притихшая было в ожидании моего ответа толпа негодующе загудела. Не иначе многие из них знали французский, благо что Франция практически под боком.

— Все обвинения как в убийстве, так и в моих якобы связях с Нечистым — не более чем наглый оговор.

Снова недовольный гул. Я прошёлся взглядом по этим лицам, ни одно из них не выражало сострадания. Напротив, все они жаждали яркого зрелища расправы над колдуном. Хотя нет, во взгляде вон той девицы вроде как вижу сочувствие. Нашёл в себе силы улыбнуться ей, но улыбка получилась какая-то жалкая.

Право поджечь костёр было предоставлено Баварцу. Он деловито поджёг факел и двинулся к политой маслом поленнице, которую венчал привязанный к столбу несчастный шевалье Симон де Лонэ. Я глядел на приближающуюся фигуру, а перед моим мысленным взором стояли образы Ольги и Лизы. Выходит, это правда, что перед лицом смерти мы вспоминаем самых близких.

Как нетрудно догадаться, вряд ли я написал бы эти строки, если бы в то чудесное утро, сопровождаемое пением птиц, меня поджарили, как ягнёнка. И когда я приготовился собрать в кулак всю волю, дабы принять смерть достойно

— Стойте!

Лица всех присутствующих обернулись в сторону, откуда мгновение спустя на взмыленной лошади появился не кто иной, как… Ну да, это был Роланд собственной персоной!

— Ой дурак! — вырвалось у меня.

Однако не успел я пожалеть своего товарища, как раздался стук многих копыт по булыжной мостовой, и на площадь влетели десятка полтора всадников. И все они были монахами, а возглавлял их сам Бернард Клервоский.

Нужно было видеть, как вытянулись лица Трулля с Енохом. Они ещё толком не понимали, что к чему, но догадывались, что их файер-шоу может сорваться. И пусть из всей когорты вновь прибывших мечом был опоясан лишь Роланд (видно, выпросил в аренду, так как всё наше оружие было конфисковано людьми Трулля), однако кто во всей христианской Европе мог осмелиться бросить вызов или хотя бы перечить самому основателю Ордена цистерцианцев и советнику французского и германского монархов? И потому я, предвидя своё спасение, с насмешкой посмотрел на растерянного Баварца. Тот так и стоял возлей моей поленницы с горящим факелом в руке.

— Эй, ты смотри случайно не подожги, — посоветовал я ему.

Тот посмотрел на меня, недоумённо хлопая глазами, потом снова перевёл взгляд на вновь прибывших. А Бернард уже подъехал к помосту, с которого на него настороженно взирали Трулль с Енохом и что-то им говорил. Что именно, я не слышал, тем более что Роланд уже по-хозяйски распоряжался опешившими палачами, требуя освободить меня от цепей.

Три часа спустя, когда на колокольне только что отзвонили обедню, я отмытый и одетый в чистое исподнее, которое мне принёс лично Баварец, и даже избавленный бритвой от юношеской щетины на лице, сидел за одним столом с аббатом монастыря Клерво и Роландом, глаза которого сияли счастьем с того самого момента, как я сошёл с приготовленной для меня поленницы. Перед нами стояли тарелки с сыром, хлебом и холодной телятиной, а также два кувшина охлаждённого пива от местных, так сказать, производителей. И неплохое, кстати, пиво, пару кружек я уже успел в себя опрокинуть и снова поглядывал на только что обновлённый кувшин. К тому же мне после всего ещё недавно пережитого надо было расслабиться, а пиво, хоть и слабоалкогольный напиток, тому неплохо способствовало.

— Да-а, если бы не твой друг, общался бы ты уже со Святым Януарием на небесах.

Губы Бернарда тронула лёгкая улыбка, и он не без удовольствия пригубил пива из своей глиняной кружки. Аббат за эти примерно полчаса, что мы сидели за столом в городской ратуше, уже не первый раз упоминал имя Роланда как моего спасителя, отчего мой товарищ то и дело заходился румянцем. Но он и впрямь был молодец. Тогда, сумев сбежать, он едва не загнал свою Матильду. Сразу не понял, куда мчится, вызывая удивлённые взгляды редких встречных, потом уже сообразил, что невольно путь его лежит в сторону монастыря Клерво, по дороге, которой мы оттуда двигались в Саарбрюккен. И да, тогда же он понял, что единственный, кто в данной ситуации может помочь спасти меня и оправдать нас обоих — Бернард Клервоский.

В общем, к вечеру следующего дня Роланд был уже в монастыре, где его тут же препроводили к настоятелю. Не прошло и пары часов, как Бернард в компании самых крепких монахов, вооружённых лишь посохами, выдвинулся в направлении Саарбрюккена. Слава небесам, успели в последний момент. Если бы я снимал приключенческий фильм, то именно так в нём события и развивались бы.

А может, я и есть действующее лицо какого-то фильма, режиссёры которого — некие сверхлюди? Какие-нибудь богоподобные существа, для которых человек — всего лишь микроб в их «чашке Петри»? Однако доказать сие у меня вряд ли получится, остаётся лишь слепо подчиняться судьбе и верить, что в твоих силах хоть как-то ею управлять.

Трулль и отец Енох, конечно, так просто сдаваться не собирались, особенно монах, тот потрясал моими зельями и медальоном, доказывая, что я служу Сатане. Вольфганг Вагнер, кстати, моментально куда-то исчез, его так и не смогли найти, чтобы он при Бернарде повторил свои показания, в том числе насчёт перстня, снятого с пальца его несчастного дядюшки. Сейчас этот перстень вернулся к своему хозяину, то есть ко мне, красуясь на безымянном пальце правой руки.

В общем, как я понял из намёков Его Преподобия, он пригрозил нажаловаться как своему монарху, так и немецкому, а также отправить письмо графу Саарбрюккена с описанием происходившего в его владениях беспредела. Хотя, думаю, ландфогт с духовником могли бы отправить письмо, где перевернут всё с ног на голову. Но вряд ли станут это делать. Во-первых, нет смысла, я уже оправдан. Во-вторых, они бы таким образом возвели на Бернарда заведомо ложное обвинение в покровительстве разбойнику и прислужнику Нечистого. Ну и кому поверят — им или аббату Клерво? Думаю, монаха после такого ждёт лишение сана и монастырская темница, а ландфогта большой штраф и пинок с должности — и это в лучшем для них случае.