Небо на ладони - Владимир Владиславович Малыгин
— А у меня других нет, — вздохнул. — Кадров не хватает. Слышал я, что Тринклер очень толковый инженер, так что грешно будет упускать подобного специалиста. Пусть лучше у меня работает, чем у немцев…
— Не любите немцев? — с интересом глянул на меня Изотов. — Позвольте узнать, почему?
— А я не только немцев, я всех европейцев терпеть не могу. Они же враги нам, русским и России. В глаза улыбаются, а за спиной камень наготове держат. Расслабимся, поверим им, отвернёмся и получим с размаху по голове!
— Интересно вы мыслите, Николай Дмитриевич, — после коротенькой паузы подытожил Изотов. — Тогда сделаем так. Я приглашу вашего якобы толкового инженера на разговор, а дальше уже вы вступите в дело.
— Зачем так усложнять? — удивился. — Я и сам могу пригласить.
— Уж не обессудьте, но вряд ли убегающий от проблем за границу человек согласится на разговор с никому не известным юношей, — озвучил очевидный факт Изотов. — Так что уж лучше я, с вашего разрешения.
А и впрямь, лично я бы не стал разговаривать абы с кем. Что-то я увлёкся, забыл, что нахожусь в столь молодом возрасте. Так что прав господин полковник, абсолютно и безоговорочно. Тем более авторитет у жандармского управления ого-го какой, попробуй кому-то из них отказать в разговоре.
В общем, выработали тактику и стратегию сманивания беглого инженера в нашу развивающуюся компанию. Не скажу, что получилось это у меня легко, но справился. Не без помощи порученца, конечно.
Заняли столик в ресторане, заказали по стакану чая. Мне сладкого, а Тринклеру, по-моему, всё равно было. Ну и ему, значит, сладкого.
— Для мозга полезно, — объяснил ему свой выбор. — Глюкоза весьма способствует умственной деятельности, знаете ли.
Тянуть с разговором в ожидании заказа не стал, слишком мало у нас времени до отправления поезда осталось.
Сразу пошёл с козырей, сыграл на обиде и уязвлённом самолюбии изобретателя. Уговаривал его остаться, сманивал рассказом о своём собственном производстве самолётов, не зависящим ни от какого Самсонова. Тринклер, само собой, усомнился в правдивости моих слов, потому что видел перед собой не аристократа, а зелёного юношу, молоденького юнкера. И то, что я представился честь по чести, никакой роли в данный момент не играло.
Неужели из-за такого пустяка спор проиграю и, более того, останусь без дипломированного инженера? Ни за что! Пора вводить в бой тяжёлую артиллерию. Обернулся, кивком головы подозвал к нашему столику государева порученца.
— Да, Николай Дмитриевич? — наклоняется к нам полковник.
— Константин Романович, молодой человек не верит в серьёзность моих слов. Подтвердите, прошу, мои полномочия, — прошу офицера.
Офицер подтвердил…
И уселся на свободный стул, глянул на официанта, а тот уже с поклоном ему чай в серебряном подстаканнике на подносе протягивает, а второй поверхность стола накрахмаленным полотенцем натирает до блеска.
Изотов ленивым движением руки отправил обоих прочь, на протёртую столешницу положил свою фуражку с бирюзовой тульей, одёрнул треугольные обшлага кавалерийского кителя. Тоненько прозвенели накаблучные винтовые шпоры, столкнувшись друг с другом.
Представляю прекрасно, как эта картина со стороны выглядит. Юнкер, почти мальчишка, и целый полковник, государев порученец, жандарм. То-то Тринклер сидит тихо, спинку выпрямил, словно кол проглотил, глаза выпучил, опасается не то что слово лишнее произнести, а вздохнуть лишний раз боится. А ведь только что хорохорился, доказывал мне свою значимость и объяснял всю полезность своего непризнанного изобретения. Хорошо ещё, на судьбу не жаловался, и на Самсонова, мол, этот «нехороший человек» молодого инженера загнобил.
А я ещё и газетку с моим портретом на первой странице якобы ненароком на стол положил. Как я и рассчитывал, Тринклер тут же обратил на газету своё внимание. Сначала бросил беглый рассеянный взгляд, потом сообразил, что именно он увидел и вгляделся более пристально. Подхватывать со стола не стал, но всё-таки не удержался, уточнил:
— Скажите, ведь это о вас тут пишут?
— Где? — сделал удивлённое выражение лица. — Ах, это. Да, обо мне.
Такой вот я весь из себя скромный молодой человек.
— Понимаете, государь лично заинтересован в том, чтобы мы, — я специально выделил это «мы», вроде бы как Тринклер уже согласился сотрудничать. — Как можно быстрее начали строить свои самолёты. Распорядился выделить производственные мощности. Я бы даже сказал, что получил неограниченное финансирование на свои проекты, но боюсь сглазить.
Чем ещё можно заинтересовать? Окладом, конечно. Ну я и заинтересовал…
— Как-то всё это слишком сказочно звучит, чтобы быть правдой, — всё ещё хмурится сомневающийся Тринклер. — Зачем Его Императорскому величеству столько аэропланов?
А времени до отправления поезда совсем не осталось! И Густав Васильевич молчит, согласия не даёт, всё раздумывает. Дежурный по вокзалу уже в колокол отправление бьёт! Да решайся же ты уже! А сам отвечаю спокойно, словно никуда не тороплюсь. Ещё и чаёк маленькими глоточками пью.
— Самолётов, — поправил Густава Васильевича. — Привыкайте к новому, к русскому, названию сразу. А зачем ему столько, вы узнаете, когда к работе приступите.
Окончательно сломал сопротивление и разрушил последние сомнения, когда клятвенно пообещал помочь с продвижением его собственного мотора, но с одним непреложным условием — я помогаю довести двигатель до ума. И я уже знаю, куда мы новый движок будем ставить.
— Хорошо, я согласен, — наконец-то с важным видом кивает Густав. Поворачивает голову в сторону окна, а там медленно проплывают вагоны уходящего поезда. Вскакивает на ноги и в панике восклицает. — Мои вещи!
— Да здесь ваши чемоданы, — успокаивает Тринклера Изотов. — Вон они у входа стоят.
Повернул голову не только инженер, но и я не выдержал, глянул в сторону входа. И точно, стоят там какие-то угловатые недоразумения, незаслуженно называемые здесь чемоданами. А чтобы этому явно фанерному, обтянутому клетчатой тканью, багажу не приделали «ноги», рядом замер в расслабленной позе унтер из местного жандармского полицейского управления. Заметил наши заинтересованные взгляды, переступил с ноги на ногу, на груди отражённым светом бликанула большая бляха. Полицейский тяжко вздохнул и выпрямился, принял позу стойкого оловянного солдатика. Понятно, почему так тяжко вздыхает. Через натёртое до блеска дверное стекло можно было разглядеть, как в это же время его напарник усердно проверяет в вокзальном буфете качество продуктов методом проб…
* * *
Испытания нового самолёта проводил на лётном поле воздухоплавательного парка. Фюзеляж поместили в деревянный контейнер и надёжно закрепили. Туда же определили крылья. Перевозили ценный и дорогостоящий (по расчётам бухгалтерии только затраты на строительство самолёта составили почти двадцать пять тысяч рублей), груз по железной дороге до станции спецпоездом прямо из завода до платформы. Там контейнер перегрузили на два автомобиля, надёжно скреплённых
