Убей-городок. Книги 1-2 - Евгений Васильевич Шалашов
Отказать ему невозможно. Видите, как он спросил: поможешь мне отработать? Другой бы отдельное поручение написал — и дело с концом. А этот не чванился. И мы пошли с ним, хоть это и не мой участок, и отработали, что надо. По дороге он мне объяснил суть задачи — найти возможных свидетелей, видевших тогда-то во дворе грузовую машину такую-то и, если удача подвернётся, вытащить из них максимум полезной информации. И нашли этих свидетелей, и вытащили информацию, и он мне руку пожал, как равному.
Конечно, есть и еще один нюанс, почему я пошел отрабатывать дом на чужом участке. А нюанс этот — Николай Иванович Назаров, мой коллега, который вдруг взял, да и «заболел». «Болеет» он таким образом два раза в год, по неделе, а выздоровев, работает как проклятый, и за себя, и за «того парня». Николая Ивановича у нас и любят, и уважают, несмотря на эти его «заходы», по мере возможности прикрывают, чтобы он сумел доработать до пенсии, до которой остался какой-то год. И начальник отделения майор Семенов смотрит сквозь пальцы, делая вид, что он ничего не знает, хотя тоже все знает. Николай Павлович двадцать лет назад вместе с Назаровым начинал службу, но Семенов майор, начальник, а Назаров всего лишь простой участковый, остающийся старшим лейтенантом в свои сорок пять и ему даже старшего участкового не дадут. Все-таки, участковый — это низовая должность, если сам не засветится — то никто не заметит, а старший — уже на виду, с него и спрос больше.
Так что, и я свою лепту внес в дело досиживания Николая Ивановича до пенсии. Все на пять с плюсом. И Назарова прикрыл, и следователь мне руку пожал.
Ну да, руку он мне пожал, а я вспомнил, что в те времена — которые случились в другой жизни, я очень этим гордился, а вот сейчас. Ну да, руку пожал, но не более. И что, гордиться теперь до пенсии? Эх, со сколькими я потом следователями поручкался, да и вообще, с губернаторами и генералами, а в восемьдесят пятом, когда «Северянку» возводили, довелось поздороваться за руку с Борисом Николаевичем Ельциным, секретарем ЦК КПСС по вопросам строительства. Наша будущая гордость — доменная печь номер 5, призванная стать крупнейшей в Европе, становиться в строй не спешила из-за проблем в строительстве, поэтому ЦК и прислал в Череповец «толкача» в ранге целого секретаря. Кто бы в восемьдесят пятом подумал, что перед нами будущий президент России?
Глава четвертая
Откровенный разговор
Сегодня вышел на службу пораньше и писал тихонько в нашем закутке накопившиеся рапорта и справки в учётные дела, радуясь отсутствию своих коллег. Мёртвый час: утренняя смена давно разошлась, вечерняя ещё не подтянулась. Работа спорилась. Дела пухли, вбирая в себя всякую фигню. Из своей будущей жизни я вынес хорошее правило: не торопись выкидывать бумажку, кажущуюся ненужной. Если добавить к ней несколько строк в виде пояснительной справочки, почему она здесь (придумать ведь не трудно?), то делу только польза в плане объема. А объем — это тоже показатель работы милиционера.
В это время из-за стенки послышался голос:
— Воронцов, ты ещё здесь?
Я не без удивления ответил:
— Здесь, Николай Васильевич!
— Один?
— Один, Николай Васильевич!
И тут шеф появился передо мной из своей «тайной» двери. Почему тайной? А потому, что у Златина был маленький смежный кабинетик: окно, стол, стул (один) и дверь, спрятанная между двумя огромными шкафами со всякими полезными и не очень бумагами. Если в нашем кабинетике находились посторонние, внезапный выход начальника «из ниоткуда» порой изрядно пугал посетителей.
В этот раз он осмотрелся, присел на стул напротив меня и уже открыл рот, чтобы начать разговор, но вдруг затормозился на мгновение и решительно встал.
— Нет, пойдём ко мне. Бери себе стул.
Ага, смекнул я, разговор предстоит серьёзный, и сидеть на месте просителя — не тот формат. Антураж должен быть другим и мизансцена иначе выстроена: начальник — подчинённый. Затащил к начальнику стул, уселся, но дверь при этом уже закрыть не получилось.
Николай Васильевич покрутил пальцами попавший под руку карандаш и приступил к делу:
— Вот что, Алексей, не буду ходить вокруг да около. Тем более, что слухи до тебя, вероятней всего, уже докатились. А может, и не только слухи. Может уже и какие разговоры были.
Шеф глянул на меня, ожидая помощи. Сейчас вот я разулыбаюсь и сам, скрывая радость и демонстрируя фальшивое огорчение, начну говорить. Но я был невозмутим. Николай Васильевич вздохнул.
— В общем, стоит вопрос о твоём переводе в уголовный розыск. А ты знаешь, как у нас обстоят дела с участковыми — вечный некомплект. Соответственно, я должен быть категорически против твоего перемещения. Да я и на самом деле против.
Ничего себе, перевод в уголовный розыск! Да быть такого не может. Одно дело, если сержанта запаса ставят на должность участкового, а через полгода присваивают ему звание младшего лейтенанта милиции, совсем другое — инспектор уголовного розыска. Там и опыт должен быть, и хоть какое-то образование, кроме средней школы.
Николай Васильевич постучал карандашом по настольному стеклу, сломал грифель, удивлённо посмотрел на него. Оказывается, стучал не тем концом, и продолжил:
— Но и держать тебя я не буду. Я ведь вижу твой потенциал и понимаю, что если судить по большому, то держать тебя здесь — всё равно, что делу вредить. Как участковый ты на две головы выше остальных. Вот, разве что до дяди Пети не дотягиваешь, но до него мало кто дотянет.
Уровень дяди Пети — это вообще нечто. Но такого уровня я ни разу не видел, даже потом, когда отслужил в милиции двадцать с лишним лет, и на участковых понасмотрелся. Но Петр Васильевич — уникум.
А начальник, между тем, продолжал:
— Только не зазнайся мне тут раньше времени. Много до тебя таких было, которые взлетели неожиданно, да быстро упали.
Шеф посмотрел на меня хитровато:
— Сам-то что думаешь?
После такого откровения своего руководителя, который на похвалу был не то, что скуп, а неимоверно жаден, «валять ваньку» было неуместно.
— Да, Николай Васильевич,
