Моя попытка прожить жизнь Бессмертного Даоса IV - Ваня Мордорский
— Он понял истину? — неуверенно спросил я.
— Он был слоном.
Воздух наполнился ожиданием.
И в тот же миг мозг кольнуло озарением. Голос говорил не о ком-то абстрактном. Речь шла о нем самом, о существе, которое тут живет. Так, если слепой мудрец был слоном то…то место — это не место. Это…и есть существо, которое говорит. А я пытаюсь определить место, которое является не местом.
Я взглянул в бескрайнюю реальность вокруг.
Вдох-выдох…вдох-выдох…
Я позволил мыслям течь, как текут. Не думать, не оценивать, не анализировать… Просто взгляд.
Я смотрю и не думаю о том, что вижу…просто смотрю…как там говорил голос: «нет разделения на „наблюдателя“ и „мир“. Ты не просто зритель. Ты — часть взгляда».
— Мир не нужно исправлять, — вновь прозвучал голос. — Он уже совершенен. Ты — его часть, как волна — часть океана. Когда ты перестанешь отделять себя от Дао, истина откроется сама.
Мои ноги стали странно себя ощущать. Они словно бы прилипли к поверхности воды.
Перестать отделять себя от мира?
Я сделал вдох-и выдох…тем самым меридиональным дыханием. Закрыл глаза и реальность перестала так сильно смущать разум. И в тот же миг я словно бы стал ближе к миру.
Возникло странное ощущение отсутствия границ тела и собственной невесомости. Время застыло.
Я сделал шаг и открыл глаза. В воде появилось отражение чего-то.
Я присел и протянул руку, дотронувшись до воды. Там, за водой, словно бы спряталась маленькая, крошечная черепаха. Но это было отражением.
Я снова взглянул на небо, ожидая там тоже увидеть крошечную черепаху, но там было пусто. Отражение было только в воде.
— У тебя нет формы? — спросил я у голоса, или…у черепахи?
— Форма — это лишь тень, которую отбрасывает твой ум.
Вдох-выдох.
Значит не надо смотреть. Нужно позволить миру смотреть через себя?
Я отпустил. Тело….разум…мысли… Отпустил их плыть и лететь куда-то туда. Без цели. Я не должен был знать куда. Никакой фиксации. Вообще ни на чем. Свободное течение разума.
В тот же миг тело перестало ощущаться телом. Словно я стал бесплотным.
И именно тогда всё вокруг изменилось.
Я понял, что не я смотрю на сидящего и всматривающегося в отражения черепахи, а… через меня смотрят. Это было настолько…дико, что я чуть не испугался.
Озеро исчезло…исчезла вода…исчезло Небо…остался только одинокий молодой Праведник, который стоял на странной поверхности, напоминавшей каменную. Повсюду, куда хватало взгляда, тянулась каменистая поверхность, испещренная иероглифами.
— Это я смотрю на себя, через тебя, — сказал голос, прозвучавший из-под этого камня. Утробный голос огромного существа.
Пол подо мной слегка дрогнул.
Стоп…. это такое огромное существо?
— Ты уловил мысль о наблюдателе. Есть теория, что без наблюдателя, наблюдаемого не существует. Но всё наоборот. Наблюдатель не существует без наблюдаемого. Ты видишь мою спину…мой панцирь…вернее, я вижу ее через тебя. Потому что я себя увидеть не способна уже давно…
Я взглянул на огромное плато.
Это черепаший панцирь?
— Да, ты искал меня вовне, но я была тем, на чем ты стоял. А теперь для твоего удобства мы окажемся не тут.
Все исчезло.
Небо. Каменная поверхность. Бесконечно голубая реальность… Я вновь ощутил, что мозг приходит в порядок, с ним больше не игрались. У меня снова появились ориентиры. Мысли вернулись в свой беспорядочно беспокойный вид.
Теперь я стоял на берегу озера. Большого озера, в несколько тысяч шагов, окруженного каменистой поверхностью. Той самой, которую я увидел несколько мгновений назад. Панцирь черепахи. А с Неба на меня светило солнце. Лицо обдувал приятный летний ветерок, в котором был запах зелени, которую я пока не видел.
— Ван! — воскликнули возникшие прямо возле меня лисы.
— Хрули! Джинг! Как вы?
— Всё в порядке, Ван, — ответили они одновременно.
— А за меня, значит, ты не беспокоился? За своего учителя? — недовольно спросил Ли Бо, который возник прямо возле моей руки.
— Ты — Бессмертный, тебе никто ничего не может сделать, учитель, — ответил я.
«А ты, ученик…» — сказал Бессмертный, — «Сам ты как? С тобой все в порядке? Ты выглядишь…потерянным».
Все в порядке, Ли Бо, просто потерял границы реальности.
— Ван, я такое видел… — воскликнул Лянг, выглянув из кувшина.
— Тсссс… — приложил я палец к губам.
И все умолкли.
Я сделал вдох и посмотрел на озеро. Наконец-то не безграничная бесконечность, а что-то конкретное и реальное. Озеро дышало покоем, безмятежностью и умиротворением. Оно было совсем неглубоким, может, два метра вглубь, и каждый камешек, каждая рыбинка в нем просматривались как в стекле. Ни одной волны или мелкой ряби. Абсолютно прозрачное озеро, казалось, воды просто нет, так она была чиста.
В озере плавали, играясь, маленькие сверкающие на солнце золотые рыбки. Пучеглазые создания от медного до ярко золотого цвета наполняли это озеро как маленькие драгоценности.
— Красота, — протянул Лянг…
— И ни одного карпа, — заметил Ли Бо, — только золотые рыбки.
— Просто никто не догадался запустить сюда настоящих рыб, а не эту мелюзгу, — гордо ответил Лянг.
Мои глаза смотрели на небольшой каменный островок прямо в центре озера. Там стояли пустые врата, по виду типичная арка без дверей.
А на воде были рассыпаны сотни белых лотосов. Тех самых, за которыми я пришел. Значит, это реально. Именно сюда меня и привела «тропа», а всё остальное до этого было если не иллюзией, то чем-то не совсем реальным.
Проем арки пошел рябью, и там показалась тень.
Тень с каждым мгновением обретала всё большую четкость и объемность, словно проявлялась пленка. Высокая. Ростом с человека. Неподвижная.
От неё веяло древностью. Не старостью, нет. А чем-то… до-человеческим. До-словесным. Тем, что было до Неба. До всего вообще. Будто У-Цзи обрела форму.
— Все в сборе, — прозвучал голос черепахи, она шагнула на островок и села. Совсем по-человечески.
Панцирь ее был потертый, старый, а над лицом была вуаль из капель.
— Значит, всё это была иллюзия? — спросил я.
— Никто не знает, где начинается иллюзия и кончается реальность. — был мне ответ.
— Значит, черепаха, — констатировал Ли Бо.
Я же спросил другое.
— Значит…. — я прикоснулся ладонью к каменистой поверхности… — Это и есть всё твое тело?
Потому что если то, что я увидел — правда, то эта огромная и чуть неровная поверхность, края которой я пока не вижу, не что иное, как перевернутый
