Рысюхин, это можно пить?! - Котус
Пока шла разгрузка силами привезённых с собой добровольцев, от которой её вновь отстранили, Маша успела съездить на грузовике с патронами в деревню, пообщаться с командиром дружины. По дороге отловила любопытных местных, которых без зазрения совести привлекла к разгрузке боеприпасов и те, впечатлённые происходящим вокруг грохотом, даже и не сопротивлялись. По результатам разговоров колонну разделили: грузовики отправились в имение, забрать последние семьдесят ящиков с минами в гражданский и все, сколько есть, патроны и ручные гранаты — в дружинный, который планировалось оставить в Чернове как пункт боепитания и дополнительный транспорт для эвакуации, если всё станет совсем плохо. Сама же Мурка намеревалась с двумя пикапами поехать в сторону Червеня — посмотреть, как идёт эвакуация и где, собственно, болтаются армейцы? Хотя, по совести если, ждать их было ещё очень рано: это на автомобиле пятнадцать километров — полчаса не слишком быстрой езды, пешком же под полной выкладкой идти часа три. А ещё надо поднять войска по тревоге и вывести их из расположения. Так что армейскую колонну ожидали встретить в лучшем случае на пересечении Червеньского тракта с Могилёвским. И там, переговорив с командиром, если он окажется вменяемым, погрузить часть бойцов на автомобили перебросить их к месту боя, после чего продолжать такие вот челночные перевозки, в какой-то момент прихватив с собой и освободившийся от мин грузовик, или даже оба.
На самом деле передовые части попались на полпути к Червеню. Это были идущие на рысях пароконные упряжки, тащившие такие же, как у нас, картечницы, но на артиллерийских лафетах и с передками. Сзади пылили двуколки с боеприпасами, а возглавлялось это всё группой верховых. И их главный, в чине поручика, был первым, кто пытался реквизировать пикапы «для нужд армии». Они успели изрядно поцапаться и наговорить друг другу разного, где были и «драпающая куда-то на двух пустых грузовиках дамочка» и «непонятно где болтающийся полтора часа сонный тюлень», но, к счастью, до физических методов выяснения отношений дело не дошло. Просто как-то внезапно оба поняли, что один хочет реквизировать транспорт для тех же задач, которые и так собирается делать другая. Так что, подозвав тактично удалившихся в сторонку, чтобы не услышать лишнего, вестовых поручик отправил одного догонять головную заставу с уточнённым маршрутом, а второму отдал своего коня, сам же пересел в кабину к Маше. Там моя радость окончательно отбила любые посягательства на семейное имущество, заявив, во-первых, что автомобили приписаны к дружине её мужа, которая уже больше часа ведёт бой с Волной в гордом одиночестве, а во-вторых, она, как выпускница курсов «Вымпел» сама может в чрезвычайных обстоятельствах подчинять себе отдельных военнослужащих и даже их группы, не говоря уж о том, чтобы командовать тыловым подразделением собственной дружины.
Движущееся ускоренным маршем — на подводах, ага — пехотное прикрытие встретили, не доезжая до пересечения трактов километра три. По приказу поручика в кузова пикапов набилось по двадцать два человека, которым предстояло ехать стоя, держась за дуги снятых тентов, но некому было указать на вопиющее нарушение правил безопасности при перевозке пассажиров, да и правил этих ещё не существовало. Ещё шестеро счастливчиков загрузились в кабины, к себе Маша с поручиком взяли командовавшего пехотинцами унтера и его заместителя. И, опять же, некому было указать на недопустимость погрузки всего начальства в один транспорт, что может разом обезглавить всё подразделение. Ехали не слишком быстро, километров двадцать-двадцать пять в час, чтобы не повытряхивать из кузова непривычных к такому солдат, но и так подъехали к деревне, когда расчёты картечниц ещё только занимали указанные им позиции на левом фланге, между деревней и краем леса. Поручик ещё в дороге спросил:
— Что это так бабахает? Там какая-то воинская часть с артиллерией подошла, что ли?
Маша ответила, как я и учил:
— Нет, там только наша дружина. Это самодельные бомбомёты, что-то вроде мортирок для фейерверков, только побольше. И бросают не шутихи, а что-то вроде ручных гранат.
— Только побольше?
— Да, и подальше.
— И насколько побольше и подальше? Бахает сильнее, чем полковая пушка.
— Семь с половиной кило аммонала в каждой бомбе, потому и бахает. А летит на четыре с половиной версты.
— Ого! Неплохая такая «самодельная мортирка»!
— Так муж у меня — изобретатель, больше тридцати патентов. Вот и эти грузовички тоже он проектировал.
Поручик переключился на раздачу указаний унтерам, и только при въезде в деревню, повернув голову на звук, увидел эти самые «мортирки».
— Ого! Это что за техника?
Маша, голова которой занята была уже другим, равнодушно ответила:
— Модуль огневой поддержки на типовом трёхосном легкобронированном шасси. — И не увидела задумчивости на лице поручика.
Высадив поручика и получив от него донесение командиру гарнизона, Маша взяла такое же от Старокомельского и вновь двинулась в Червень, где разворачивался штаб по борьбе с Волной. И стоило ей уехать, как буквально за спиной случилось то, что дало большую часть наших потерь. Смешанная группа тварей смогла найти дорожку между краем леса и болотом в пойме реки, пройдя незамеченными до самой деревни, нигде не выходя на открытое место. Обойдя правую «ножку П», они бросились на расчёт правофлангового миномёта. Один из подносчиков боеприпасов заметил их с расстояния метров восемьдесят, бросил ящик с минами, заорал и потянулся к штуцеру на спине. Криков его почти никто не услышал за грохотом миномётов, но выстрел — другое дело. Пока миномётчики осознали опасность, пока сменили оружие — а многие, чтобы «не мешали» составили свои винтовки в козлы на позициях, пока… В общем, первый разрозненный залп встретил нападающих в пятнадцати метрах от огневой, а там закрутилась круговерть рукопашной. Штыки, клыки, бебуты, когти, револьверные выстрелы в упор… На выручку своим бросились номера
