Боярин - Роман Галкин
— Я тоже, — сообщил я недоверчивому крымчаку, дернул его за ноги, кубарем накатился на рухнувшее навзничь тело, выхватив кинжал и прижав его к горлу юного воина степей. На миг встретился взглядом с широко открытыми глазами, отражающими одновременно испуг, обиду и растерянность. А вокруг шелест покидающих ножны клинков слился в смертельный шепот.
— Всем отойти! — заорал я, опрокидываясь на спину, но продолжая прижимать лезвие к горлу опешившего принца. Из-под врезавшегося в кожу лезвия стекла капля крови. Косясь на готовые обрушиться на меня сабли нукеров, заорал поверженному в ухо: — Прикажи отойти своим собакам! Иначе я успею отрезать твою башку, прежде чем отрубят мою!
— Ан-нан кит! — сорвавшись на мальчишеский фальцет, дрожащим голосом выкрикнул тот.
— Какой еще аннан? Прикажи отойти, иначе зарежу!
— Аннан кит! — снова заверещал татарин, и окружающие нас нукеры неохотно отступили на шаг.
— Аннан кит! — теперь уже заорал я. — Иначе хан отрежет вам яйца за то, что не уберегли его сына!
Крымский принц выдал какую-то скороговорку, и крымчаки, шипя сквозь зубы что-то злое, отступили еще на пару шагов.
— Чего ты хочешь, урус? — косясь на кинжал у собственной шеи, спросил принц.
— Выкуп, естественно. Ты чего думаешь, я ради развлечения заманивал тебя в эту ловушку? — молол я что приходило в голову, пытаясь сообразить, как выпутаться из сложившейся ситуации.
— В какую ловушку? — не понял крымчак.
— Ты что, до сих пор не уразумел, что это мои люди подстроили так, чтобы ты дал слово отправиться в безрассудный набег? По глазам вижу, что не уразумел. Пожалуй, твой отец не даст большой выкуп за такого тупого барана.
Не стоило мне говорить последних слов. Ханский сын рванулся так, что чуть сам не перерезал себе горло. А его нукеры дернулись к нам, держа наготове сабли.
— Аннан кит! — только и смог заорать я. Интересно, что это значит? Надо будет потом узнать у знатоков татарского. Если конечно это потом будет.
— Ты лжёшь, урус! В окружении отца не может быть твоих людей!
— Моих не может, — согласился я, — а вот человечек Светлейшего Князя присутствует.
— Кто он?
— Не знаю. Мое дело поймать тебя, что я и сделал. Но ты сам подумай, кто подбил тебя на эту самоубийственную авантюру?
Крымчак не ответил. Глаза его сузились, выдавая работу мысли.
Ну что, — я похлопал его по щеке, — теперь еще сильнее захотелось вернуться домой?
— Говори, что хочешь, урус?
— Короче так…
Смена ролей
— Дмитрий, скажи, пусть не тычет ружьем мне в спину. Я теперь не уйду от вас, даже если отпустишь, — крымский принц Девлет зло сощурил глаза. — Не уйду, пока Светлейший князь не назовет имя собаки, которая завелась возле моего отца.
— Нешто сам не догадываешься?
— Догадываюсь. Но хочу, чтобы князь подтвердил.
О чем он говорит? — удивился Меньшиков.
Я сделал Алексашке неопределенный знак рукой, мол, погоди, и обратился к пленнику:
— Я тебе верю, Девлет. Но допускаю, что самые верные твои нукеры, убоявшись ханского гнева, могут следовать за нами, в надежде освободить своего господина. А пара нацеленных в твою спину ружьишек убережет их от опрометчивого шага.
Мы ехали всю ночь, желая, как можно быстрее прибыть в ближайшую порубежную крепость. Погода резко потеплела. В воздухе висела сырая промозглая мга. Под копытами лошадей чавкал подтаявший снег.
Большинство освобожденных полонян дремали прямо в седлах. Лишь пятеро знакомых с воинским делом мужиков под командой гвардейского старшины вместе со стрельцом и братьями ямщиками не спускали глаз с крымского принца и связанного Евлампия Савина. Остальную банду я благодушно отдал крымчакам в качестве утешительного приза. Не знаю, какая участь их ждет, надеюсь достойная свершенных деяний. Евлампий бы мне тоже на фиг не нужен, но Алексашка захотел непременно доставить его пред княжьи очи.
Данила с Владимиром и в правду поверили, что если меня разозлить, то я в одиночку могу зашугать сотню-другую татей. Теперь они обращались ко мне подчеркнуто почтительно и величали либо по имени-отчеству, либо боярином.
А вот Алексашка с Савелием, уже однажды освобождавшиеся подобным образом из бандитского плена, отнеслись к произошедшему, как к должному, и даже спасибо не сказали. Обидно, слюшай, да!
Зато Алена на этот раз оказалась не в пример многословна. Она искренне меня благодарила, обзывала ангелом-хранителем, дважды вырвавшим ее из лап татей. Не, а чо, я такой! Когда хорошенькая девчонка смотрит на меня такими глазами… Да я, может быть даже и еще раз ее спас бы… Не дай Бог, конечно. Хоть Он, говорят, и любит троицу. После того, как тронулись в путь, Алена Митрофановна взяла шефство над бабами и ехала среди них.
К полудню впереди показались всадники, мы насторожились, но это оказались наши казаки. Числом около двух сотен, среди которых была и полусотня Волобуева, они скакали по следам крымчаков.
Наконец-то я вздохнул с облегчением. Теперь можно более-менее расслабиться. Узнав в краце историю нашего освобождения, часть казаков ринулась в погоню за ушедшими крымчаками. Далее нас сопровождала оскольская полусотня. В ближайшей крепости мы расстались с освобожденным полоном, дальнейший путь в Оскол проходил с большим комфортом. Я ехал в санях, с наслаждением расслабившись после нескольких дней, проведенных сперва в седле, а потом в кошмарном забеге. Кроме меня в санях ехали Меньшиков и Алена. Они о чем-то переговаривались, но я не вникал в суть разговора, а лишь дремал под мерный шорох полозьев.
Путь в Оскол затянулся, ибо теперь не было нужды спешить, и мы предпочитали останавливаться на ночлег в населенных пунктах, а не там, где нас застанет ночь.
Алексашка поведал о своих приключениях. Мы в тот раз, когда оставили Евлампия Савинова привязанного к лавке в избушке бортника, полагали, что все оставшиеся бандиты собрались в усадьбе боярина Жуковского. Потому Меньшиков и ехал за пленником без опаски, и сам угодил в засаду. Оказалось, что к избушке бортника вышли еще полсотни уцелевших бандитов. Сопровождавшего Меньшикова гвардейца убили. Его же самого бандиты решили взять в плен, подумав, что княжеский денщик может для чего и сгодиться. Все то время, что я отлеживался в доме воеводы, бедолага Меньшиков провел в погребе на каком-то разоренном войной заброшенном хуторе.
В свою очередь я поведал Алексашке о своих приключениях. Рассказал и про боярина Залесского. Меньшиков долго ругался, говорил, что давно предупреждал Светлейшего, что нельзя доверять этому лису. Но князь все отмахивался, мол, людям надо верить…
Я слушал Алексашку, и у меня возникало двоякое мнение. С одной стороны, Меньшиков
