Эволюционер из трущоб. Том 7 - Антон Панарин
— Чего вы мучаетесь? Давайте пару гранат в яму забросим, и всего делов, — предложил Макар.
— Следи за языком, а то Мишка тебе его живо укоротит, — пригрозил Артём.
— В смысле? — нахмурился азиат.
— В коромысле. Если шкуру попортишь зверю, то наш лидер тебе глаз на прямую кишку натянет. Тварь в цене потеряет, дурья ты башка. — На мгновенье замявшись, Артём зыркнул в сторону туши и добавил. — Да и я тоже буду зол. Столько трудов насмарку.
— Ладно-ладно. Я же просто предложил, — примирительно сказал Макар.
— Серый, прыгай вниз. Будем осваивать профессию ледорубов, — предложил я, сидя на дне кратера.
— А такая профессия существует? — спросил Леший.
— Конечно существует. Как и зубные феи, — хихикнул Артём.
— Что-то вы больно весёлые. Скоро стемнеет, а мы тут возимся с этой образиной, — буркнул Леший.
— Если ночь настанет, то в Филипповке заночуем, — пыхтя, сказал я, и с размаху нанёс удар по ледяной глыбе. — Найдём уютненький подвальчик. — Новый удар разметал во все стороны острые льдинки. — Устроимся там. — Серый спрыгнул в яму и с ходу нанёс рубящий удар, всадив лезвие топора в лёд по самую рукоять. — Найдём солений.
— И храмовых песнопений, — пошутил Макар.
— Может, и их найдём, — согласился я, продолжив нелёгкое занятие.
Три часа спустя мы по-прежнему рубили чёртов лёд. Зато Галина полностью восстановилась и смогла поделиться маной. С её помощью дело пошло намного быстрее. Думал Огнёва подрядить на работы по растопке льда, но уж больно паршиво он выглядел. Пришлось, как всегда, трудиться больше всех.
Ладно. Не так уж сильно я и трудился. Пинками прогнал ребят подальше от карьера, а после собрал крупицы маны и шарахнул огненным шаром по дну карьера. После взрыва ширина карьера выросла раза в два, а мишка, благодаря высокой температуре, полностью очистился от льда.
— Ну и громадина, — с придыханием сказал Артём, любуясь гигантским зверем.
— Ага. Тёзка мой. Я, когда вырасту, тоже буду таким огромным, — хмыкнул я и переместил косолапого в хранилище.
— Если попадётся какая-нибудь мутация, то ты уже завтра можешь стать таким громилой, — хихикнул Макар.
— Было бы неплохо, — согласился я и бодро запрыгнул в сани. — Ну! Чего встали? Поехали!
— Так, это… А ты чё уселся? А вести кто будет? — спросил Артём.
— Я буду руководить процессом, — улыбнулся я. — Кто там меньше всего трудился? Леший, Макар, решите, кто из вас поведёт. Будете осваивать новую профессию. Потом на права сдадите, и организуем курьерскую службу.
— Чего? — протянул Макар.
— Забей, — отмахнулся я. — Решайте быстрее, и поехали.
Макар и Леший сыграли в камень-ножницы-бумагу. Макар проиграл. Что и говорить, в санях намного теплее, чем за рулём. Я сидел в центре, то и дело комментируя происходящее:
— Ну, куда ты? Куда ты едешь? Не видишь, пенёк там? Объедь. Вот, вот так. А теперь газу добавляй. Да не трясись ты! Не перевернёмся. — А когда мне становилось скучно, я орал на Макара, заставляя его нервничать. — Куда ты так гонишь? Хочешь нас убить⁈ Мы чуть не повылетали из саней!
Ребята давились от смеха, ведь снегоход под управлением Макара еле плёлся. Я пригрелся и даже не заметил, как уснул. Правда, спать пришлось недолго. Зашипела рация. Встревоженный голос Барбоскина повторял одно и то же: «Ленск вызывает Багратионова! Ленск вызывает Багратионова, ответьте!»
* * *
Город Полевской.
30 километров от Екатеринбурга.
Посреди пустого пространства за рабочим столом сидел невысокий, лысый, как бильярдный шар, мужчина. Глаза, заменённые на артефакты, без остановки жужжали и пощёлкивали, то фокусируясь на экране ноутбука, то расфокусируя взгляд, чтобы профессор мог подумать, ни на что не отвлекаясь.
Огромные усы торчали в разные стороны, ворот белого халата приподнят, на лице задумчивость и сосредоточенность. На экране возникло сообщение «Проект Оста. П. вернулся». Преображенский спрыгнул с кресла и подошел к двери, чтобы встретить «сына».
Стальные ноги профессора мягко ступали по белоснежному кафелю. Всё благодаря резиновым накладкам, которые он приладил к протезам. Первоначальная версия ног дробила не только кафель, но и бетон при каждом шаге. Полезно в бою, но бесполезно в лаборатории. Даже вредно. Любой беспорядок отвлекает мыслителя от созидательного процесса и погружает в хаос бесполезных дум.
Массивная стальная дверь с шипением распахнулась, впустив в кабинет Остапа. Парень скептически посмотрел на своего создателя и кивнул.
— Привет, отец.
— Отбросим в сторону ненужный трёп. Как всё прошло? — нетерпеливо спросил Преображенский.
— Отлично. Поездка на поезде выдалась увлекательной. Ел в дороге мороженое, заглядывался на красоток, продающих кукурузу на перроне, — язвительно сказал Остап, а когда заметил на лице Преображенского негодование, с наслаждением продолжил. — А если тебе интересна судьба Архарова, но он всё ещё в темнице. Защитный контур у Имперцев — что надо. Один я смог обойти, но там их не меньше двух десятков. К тому же, они сделаны слишком искусно, и совершенно не повторяются. То есть каждый раз придётся по новой разгадывать руническую вязь для отключения контура.
— Спасибо, что просветил. Без тебя я бы в этом никогда в жизни не разобрался, — хмыкнул Преображенский и вернулся за рабочий стол.
— Если больше не осталось вопросов, которые ты бы хотел обсудить, то я пойду в свою комнату.
— Не время для отдыха, — задумчиво сказал Преображенский и почесал лысую голову. — Если мы не можем проникнуть через защитный контур скрытно, то остаётся лишь одно.
— Идти напролом? — В эти слова Остап вложил весь скепсис, на который был способен.
— Именно так. Идти напролом. Но сперва нужно подготовиться. Я хочу создать абсолютное оружие, способное не только прорваться в темницу, но и вывести оттуда Архарова живым. Понимаешь, к чему я веду?
— А для этого тебе потребуется подопытный кролик в лице Михаила?
— Ты знаешь меня, как облупленного. Хе-хе. Найди мальчишку и приведи ко мне. С его помощью я точно смогу спасти Константина Игоревича.
— Архаров считал Михаила надеждой рода. Если ты порежешь его на части во имя науки, Константин Игоревич не обрадуется, — подметил Остап, сложив руки на груди.
— Ты прав. Но он расстроится лишь в том случае, если узнает о трагической гибели сына. — Подумав немного, Преображенский добавил. — Хотя, я не считаю это трагической гибелью. Скорее, это акт самопожертвования во имя спасения любимого отца.
— Самопожертвование? Сомневаюсь, что Михаил по собственной воле захочет расстаться с жизнью.
— Остап, мальчик мой. Если бы все подопытные крысы имели право выбирать свою судьбу, мы бы до сих пор жили в каменном веке. Пожертвовать одним мальчишкой ради спасения великого человека — это сущий пустяк, — иронично подметил Преображенский, склонив голову на бок.
Одновременно
