Диссидент-3: Дайте собакам мяса - Игорь Черемис
Я прекратил бесплодные мечтания и сосредоточился на том, что натворили за день мои подчиненные.
***
Маховик следствия набирал обороты и приносил первые плоды. Папка с делом Петра Якира уже выглядела пухлой, хотя большую её часть занимали старые экспертизы и мало кому нужные на реальном судебном процессе запросы. На обвинительное заключение я посмотрел мельком, хотя сделанная рукой Якира запись – «с предъявленными обвинениями не согласен» – вызвала у меня чувство удовлетворенности. Приятно, когда твои противники действуют так, как ты ожидаешь.
В целом наша задача была понятна и проста. В августе 1969-го письмо, посвященное годовщине ввода войск Варшавского договора в Чехословакию, подписали 15 диссидентов. Из них для советского правосудия была недоступна только некая Вишневская – я такой не помнил, и память «моего» Орехова не помогла. В любом случае, она ещё год назад с семьей уехала в Израиль, и я сомневался, что в Тель-Авиве хотя бы прочитают наш запрос на допрос этой персоны; дипломатические отношения с израильтянами СССР разорвал пять лет назад, после начала Шестидневной войны.
Из оставшихся кто-то находился под присмотром советских правоохранительных органов – Джемилеву сидеть до сентября, а украинец Плющ сейчас находился на экспертизе в клинике Сербского, и я уже мог предсказать его диагноз. Обычно диссидентам ставили «вялотекущую шизофрению», и я подозревал, что врачи недалеки от истины – если все наши доморощенные антисоветчики злоупотребляют «этодругином», то шизофрения у них точно есть, а вялотекущая или нет – вопрос десятый. Горбаневскую – эта фамилия была мне знакома – недавно выпустили из психиатрической клиники в Казани, но она была обязана отмечаться по месту жительства, как и ещё один мой знакомец, Илья Габай, выпущенный досрочно в мае.
Емелькина ещё в начале года добралась до Красноярского края, где ей предстояло куковать в ссылке пять лет, а её супруг Виктор Красин тоже был в ссылке – но в Калинине. Впрочем, у меня была санкция на его арест, так что в случае нужды он очень быстро перейдет из свидетелей в обвиняемые.
Остальные подписанты того письма находились на свободе и даже где-то работали, но их адреса и телефоны мы знали. Собственно, именно их и начали первыми тягать на допросы, спрашивая о том, кто их надоумил поставить свою подпись под антисоветским пасквилем. Конечно, спрашивали не только про это – у них можно было поинтересоваться, например, и их общим отношением к советской власти и к первому государству рабочих и крестьян. Но это были уже тонкости работы конкретного следователя, а я уже убедился, что они оба – и Бардин, и Трофимов – знающие и опытные люди, а к врагам Страны Советов испытывают настоящую классовую ненависть.
Сегодняшний улов был не слишком впечатляющ. Четыре человека из того списка, фамилии мне если что и говорили, то лишь благодаря памяти Орехова – видимо, в будущем от их славы великих деятелей диссидентского движения не осталось ничего.
Зинаида Григоренко была интересна лишь как жена одиозного генерала Петра Григоренко, которого до сих пор не могли дообследовать в психиатрической больнице МВД в Калининградской области. По ней сложно было судить, разделяет она взгляды мужа или нет – насколько я понял, её единственной целью было вытащить того из цепких лапок советского правосудия, на чем диссиденты и играли, обещая несчастной женщине достать луну с неба, если она будет участвовать в их борьбе. Ничего нового эта Григоренко не сообщила, но указала, что присоединиться к письму ей предложил гражданин Якобсон. Этого я очень хотел увидеть, но его вызвали на допрос только на пятницу.
Не стали всемирно известными диссидентами и Леонид Петровский с Григорием Подъяпольским. Первый был историком, выпускником того самого историко-архивного института, который вызывал у меня всё больше и больше подозрений относительно того, чему учат студентов в его аудиториях. Петровский даже недолго поработал в Центральном музее Ленина, но спалился на поддержке одиозной книжки некоего Некрича, который, кажется, первым из историков начал доказывать, что Красная армия отступала до Москвы только из-за Сталина. В общем, ещё один антисталинист, который по собственным соображениям примкнул к диссидентам.
Подъяпольский был геофизиком, много лет работал в институте физики Земли АН СССР, защитил кандидатскую, но в конце шестидесятых связался с диссидентами и пошел по наклонной. До докторской диссертации его не допустили, из института уволили, и сейчас он зарабатывал тем, что готовил абитуриентов по математике. В отличие от Петровского, Подъяпольский был очевидным кандидатом на то, чтобы оказаться в соседней с Якиром камере – его подпись стояла сразу на нескольких обращениях, в том числе и направленных сразу в ООН или в западные газеты, и он очень хотел что-то скрыть. Но Трофимов, который его допрашивал, глубоко не копал, удовлетворившись ещё одной ссылкой на Якира. [2]
Ну а четвертой была Ирина Якир – дочь Якира, жена барда Юлия Кима и очень нервная девушка двадцати четырех лет, которая полностью находилась под влиянием отца и его товарищей по борьбе. Никакой ценности для следствия она не представляла, хотя очень старалась показать свою самостоятельность. Например, заявила, что решила подписать то письмо сама, когда увидела его на столе у отца – а
