СССР: вернуться в детство?.. - Владимир и Ольга Войлошниковы
— И что, замуж в красном выходить?
— А кто тебе запретит? Ты что, что-то подписывала?
Этот аргумент периодически ставит людей в тупик. Мама посмотрела на меня долгим взглядом.
— Не веришь мне — давай ещё кого-нибудь спросим, — коварно предложила я. С бабушкой-то я давно провела разъяснительную беседу. Но, кажется, мама начала предугадывать мои хитрые ходы.
— С Женей надо посоветоваться.
Что ж, разумно. Будущий муж, всё-таки.
Вечером зашёл Женя. Он вообще у нас все свободные от работы вечера проводил — как правило, встречал маму после уроков, и они вдвоём шли к нам.
— Ну что, Ольга, показывай своё модельерство.
— Будете меня подкалывать — так и будете в магазинских мешках ходить, — проворчала я.
— Мы только в порядке товарищеской критики, — Женя сел на диван. — Давай!
Я достала листок:
— Цвета условные. Я считаю, что нужно посмотреть что-то цветное, что красивое попадётся. И не тяжёлое. Июль — всегда жара.
— Может, бежевое? — предложила компромисс мама.
Я представила себе эту картинку, и мне сделалось кисло.
— Мама-а-а! В бежевом ты будешь жёлтая. Ужас какой. Ты яркая, тебе ни один пастельный цвет не подойдёт. Хочешь выглядеть больной на своей свадьбе?
Женя посмотрел на маму, подняв перед собой мой листок:
— А Ольга ведь права. Тебе в ярком очень хорошо будет.
— И вуальку мы тебе соорудим в тон, — добавила информации к сомнениям я, — хочешь со шляпкой, хочешь с цветком.
А что, бальные танцы есть? — Есть! Значит, и фатины-сетки цветные должны быть, и украшения, пайетки всякие, стразы-бусины.
— И вообще, — резюмировала я, — вам бы по тканям прокатиться, поискать лёгкое и нарядное. С зеркальцем. Прикидывай на себя и смотри. А метраж там внизу написан, при какой ширине сколько брать. А потом к той портнихе, нормально она шьёт и берёт недорого.
Очень надеюсь, что я их убедила. Собрались в субботу за тканями. Посмотрим, найдут ли что путное.
КУДА БЕЖАТЬ?
16 апреля 1983
В субботу мама с Женей катались, искали ткань на платье. Первые несколько магазинов погрузили их в уныние. Потом они поехали на Ленина, там тоже магазин был, да и зашли Дашу попроведать в «Художник». А она им посоветовала в Ангарск съездить. Казалось бы, ближний свет (пятьдесят километров, так-то), но в те года народ куда только за покупками не катался. В Москву, говорят, вон целые колбасные электрички ездили с окружающих и даже не очень областей. Ну, не в смысле официально колбасные, это такое фольклорное наименование получилось. Люди ехали в Москву за продуктами, потому что там снабжение сильно лучше было. Так вот, Ангарск тоже снабжали неплохо. И с бытовой техникой там всегда интереснее было, и с мясными продуктами, да много с чем.
Итак, маманя с Евгением устремились в Ангарск, но мне пока об этом ничего известно не было, да и волновали меня в этот момент мои собственные проблемы.
После стресса со всеми апрельскими свадебными делами я решила, что мне временно нужен щадящий режим. Во-о-о-от. Решить-то я решила, а мозг как разогнался, так и продолжал лететь. Здо́рово, да? Поэтому я ударными темпами закончила текст для второй книжки с поделками про братца и сестрёнку Мастерилкиных. В этот раз пионер Петя со своей сестрёнкой, пошедшей уже в первый класс и торжественно принятой в октябрята*, должны были вспомнить в каникулы про коробку со всякими желудями-шишками, привезёнными из деревни, немножко поностальгировать, ну а дальше начинался нехитрый сюжет, в процессе которого дети лепили красоту как мы любим — и говна и палок. Ой, простите, из бросовых природных материалов.
*Меня тут тоже
торжественно принимали,
так что процедуру я припомнила.
И это всё надо было тщательно поэтапно прорисовать. Рисование меня немного успокаивало, почти как размеренное дыхание (четыре счёта вдох, восемь — выдох), только вот бумаги съедало очень прилично. В «Промтоварах», куда я регулярно ходила за альбомами для рисования, а потом для черчения (для некоторых целей они подходили гораздо лучше в силу гладкости и плотности бумаги) меня уже узнавали, и в этот раз, не успела я подойти к прилавку, продавщица сказала:
— Бумага для черчения закончилась.
Вот блин!
— А альбомы есть?
— Только тетради для рисования, — она махнула рукой на витрину. В тетрадях для рисования была тонковатая бумага, и по качеству они меня не устраивали никак.
— А для черчения когда будет, не знаете?
— В среду приходи, должен быть привоз.
— Спасибо.
Я уныло вышла на крыльцо. Вокруг сияло солнце, с крыш капали остатки последнего дожившего до середины апреля снега, пахло просыпающейся землёй и тополиными почками.
Нет, ждать до среды мне решительно не хотелось! Мне требовалось три альбома, прямо сейчас. Вот, знаете, когда огонь в ж… м-м-м… в организме горит? Надо — и всё тут, хоть тресни.
Я прошла от «Промтоваров» по аллейке до «Трёх поросят». Решение созрело, и я уверенным шагом направилась под горку, в сторону остановки «Болотная». На Мухиной, напротив папиного дома, был весьма неплохой книжный магазин. А в этом магазине был отдел канцтоваров. Отчего бы мне и не пройтись? Тут ходу-то километра полтора. От болота в горку, правда. Ну, да ничего. Минут пятнадцать топать от силы.
Однако, ближе к Болотной моя уверенность изрядно сдулась. Внутри своей головы я периодически сбивалась на привычные реалии будущего, а улицы Захарова-то ещё нет! Точнее, есть от неё крошечный огрызок на самом верху, у Мухиной. А тот спуск, по которому будут троллейбусы ходить, даже ещё отсыпа́ть не начали. Ближайшая дорога проходит по Сеченова — а это сразу километровый крюк. Можно было, конечно, пройти прямо через болото, были там переброшены длинные такие многосуставчатые мостки. Реально длинные, по расстоянию больше, чем школьный стадион, точно вам говорю. Смущало меня то, что само болото было чрезвычайно малохожим местом, заросшим ивняком. Зимой там становилось относительно прозрачно, а сейчас листва уже вовсю полезла, не видать, кто на другом конце стоит.
А ещё мостки выходили на длинный ряд домов, построенных как в деревне, с большими приусадебными участками, и я боялась, что из какого-нибудь двора могут выскочить собаки.
Вообще, этот райончик Мухиной и Якоби был весь низкоэтажный. За рядом индивидуальных домов шли бараки, в которых уже никто не жил, и их переделали под всякое: магазинчики, приём ветоши, приём макулатуры. А выше начинались дома́ двухэтажные, тоже деревянные, восьми- или шестнадцатиквартирые, часть с печным отоплением, с построенными специально для этих домов длинными рядами дровяных сараек, в которых частенько содержались куры, поросята, козы. Сейчас (в
