Ранний старт 2 - Сергей Чернов
О, персонифицировала всё-таки.
— Не понимаю, о чём вы говорите, Лидия Михайловна, — тут же открещиваюсь от возмутительных обвинений.
— Колчин, не надо делать невинный вид! Всё ты прекрасно понимаешь, — классуха наращивает давление. Она что, хочет… впрочем, прямо об этом и спрошу.
— Лидия Михайловна, давайте конкретно. Что произошло? — Оборачиваюсь к Макаровым. — Вот сидит Гена. На лице никаких синяков и шишек. Гипса на нём тоже не вижу, то есть, руки-ноги целы. Что случилось, Лидия Михайловна? Давайте без туманных обвинений незнамо в чём.
Слегка привожу её в замешательство. Говорить ей не хочется, тем более прямо.
— Вы на переменах неизвестно что с ним делаете…
— Если неизвестно, тогда о чём разговор? — Нравится мне припирать к стенке манипуляторов. А классуха именно попыталась манипулировать мной.
— Вы швыряете его вверх и ловите! — Густым басом удовлетворяет мою просьбу о конкретизации старший Макаров.
— И что? — На моём лице пай-мальчика глаза раскрываются до максимального размера. — Ловим же! И, между прочим, Гена никогда не жаловался, что ему больно и обидно. И не просил прекратить. Гена! Почему ты не просил меня заканчивать наши тренировки? Тебе, кстати, благодарность от Бори, ты ему сильно помогаешь.
Первое хихиканье в классе Лидия Михайловна давит грозным взглядом. Но тут же прорывает в другом месте.
— Гена! — Мой голос приобретает патетический тон. — Тебе стоит только попросить меня. Давай, проси. Не забудь сказать волшебное слово.
Даже не от моих слов, а безмятежного лица не повинного ни в чём паиньки моих одноклассников разбирает от смеха. Они ведь видели, как срубал того же Гену одним лихим ударом, знают, что дружба с Большим Борей началась с моего вызова схватиться в честном бою, не жалея живота своего. И образ пай-мальчика иногда слетал, что заставляло многих поёживаться и вести себя со мной осторожно.
После моих слов на покрасневшем Гене сконцентрировались взгляды всего класса. Хуже того, классуха и собственный родитель тоже смотрят. Гене пришлось встать после подталкивания отца локтем.
— Э-э-э, Колчин… давайте, вы больше не будете… играть мной… в волейбол на переменах… пожалуйста, — и быстро садится, пряча глаза.
— Никаких проблем, Гена! — Натурально ликую. — Больше не будем играть тобой в волейбол, раз ты не хочешь. Народ, анекдот хотите?
— Колчин! — Дёргается классуха, но я уже излагаю.
— Этого, этого и этого — расстрелять! Что? Зачем?! Нет!!! Я не хочу! Этого не надо — он не хочет…
Класс секунду молчит, потом сваливается в хохот. Пока никто не замечает, смотрю на Гену своим настоящим безжалостным взглядом, совсем не ботаника.
Гена знает, где собака порылась. Он один из самых крепких и авторитетных парней в классе. Троих-четверых трогать опасается, зато на остальных отрывался на полную катушку. Чуть ли не с первого класса. Филипки мне рассказывали. Нет, они мужественно не жалуются, только мне представить всю ситуацию несложно. По отношению к Гене, — ненависть и страх, — оброненные невзначай фразы, неподдельная радость от наблюдения, как их обидчика публично бьют и унижают. В эту же категорию вечно шпыняемых филипков он пытался загнать и меня. Не мог себе представить, что мелкий пацанишка способен перевернуть ситуацию и поставить на место парии его самого.
— Кстати, Лидия Михайловна, почему не поздравляете меня? Я призовое место на городской олимпиаде по физике занял.
Народ шумит. Оказывается, не все знали.
— Директор хочет тебя на общешкольной линейке поздравить и грамоту вручить, — после секундного замешательства приходит в себя классуха. Уж больно резко у нас тема разговора меняется.
Взрослые сейчас не понимают, что только что сами поставили Гену в унизительное положение просителя. В очередной раз его опустили. Так сам виноват, нечего было жаловаться.
15 ноября, время 14:30.
Один из кабинетов Департамента образования.
— Что будем делать, Галина Васильевна? — Директор 8-ой школы смотрит на инспектора, строгую и на глазах мрачнеющую даму.
На столе две олимпиадные работы. Обе — перьевой ручкой, что само по себе годится для идентификации пишущего. Не на сто процентов, но всё-таки. Но ведь ещё почерк одинаковый и структура решений одна и та же. И даже ошибки, — их немного, — одинаковые. Нет никаких сомнений, что писал один и тот же человек.
Только титульный лист одной работы написан так же, перьевой ручкой. А другой — обыкновенной, шариковой. И явно другим почерком.
— Как же так, Юленька? — Спрашивает про себя инспектриса. Вторая подозрительная работа подписана Юлией Чеботарёвой.
— Девочка, скорее всего, ни при чём, — осторожничает Анатолий Иванович. — Сама, наверное, удивилась такому результату.
— М-да… — инспектрисса явно не знает, что делать.
— Это ещё не всё, — Кулешов подаёт ещё одну бумагу.
Инспектрисса берёт её в руки с таким видом, будто жалеет, что нет толстых перчаток.
— Этого ещё не хватало! — Издаёт стон через несколько минут. — Неправильное решение из министерства образования! А школьник поправляет!
— Может, это к лучшему? — Осторожно говорит Кулешов.
— Вы о чём? — Галина Васильевна отодвигает бумаги.
— Участник олимпиады подаёт апелляцию по двум вопросам. Некорректная формулировка задачи и о том, куда делась его работа. Департамент выясняет, что один из членов городской комиссии пошёл на фальсификацию. Ну, или по ошибке всунул работу под другой титульный лист.
— Несомненно, ошибся, — строжает инспектрисса.
— Да, — легко соглашается директор, — но не помешает негласно запретить этому человеку принимать участие в проверке олимпиадных работ.
— Всех придётся отодвигать, — вздыхает дама. — Мы никогда не узнаем, кто конкретно это сделал.
— Почему же? Мы знаем. Светлана Валерьевна Тимофеева — родная тётя Чеботарёвой. Сама бездетная, любимая племянница.
— Всё равно не докажем…
— Мы не прокуроры, чтобы доказывать. Просто скажите районным, чтобы не подпускали её к олимпиадам, — пожимает плечами Кулешов.
Инспектрисса, полностью успокоившись, размышляет. Вздыхает.
— Надо докладную главе департамента писать…
На лице Кулешова облегчение, которое он старается спрятать. Если докладная, вопрос решён, хотя…
— Что делаем с Колчиным? Что мне ему сказать?
— Скажите, что работа его нашлась, но какое место он занял, неизвестно. Из-за той задачи.
— Если её просто не засчитывать, то второе место ему гарантировано?
— Да.
Когда директор уходит, Галина Васильевна задумывается. Это ж теперь надо сетку призовых мест менять! Максимальное число баллов теперь не тридцать пять, а двадцать восемь!
Женщина придвигает к
