Внедрение - Евгений Анатольевич Аверин
Подошли к местному.
— Проводи девушку к тому храму. Пусть местные достопримечательности посмотрит. А там чайку, может, где попьете.
— Так у меня и попьем. Я недалеко живу. Мать пироги затеяла с утра.
Мы идем со Славой. Тропами намного быстрей, чем дорогой.
— Вон церква. А вон мой дом, — ткнул он пальцем в белый одноэтажный дом, — я пока схожу, чайник поставлю, да мать предупрежу. Как насмотришься, приходи. Калитка открытая.
Чего меня туда тянет? Высокие деревья за храмом. Заснеженные древние могилы. Что тут Юра хотел найти? Или на отчаянии спасения искал? Вот наши следы. Вот его вокруг здания. Я иду, наступая след в след. Позади след направляется к кладбищу. Посреди закрытая беседка или склеп? Интересно. Закрыта только одна сторона. И из-за нее мне навстречу шагнул «эстонец».
Только тебя еще и не хватало. Как знал. Сзади массив храма, вокруг толстые черные стволы, уходящие вверх и закрывающие небо сеткой ветвей. Сверху поглядывают вороны. Спереди стоит он. Под расстегнутой фуфайкой видна тонкая импортная синяя куртка.
— Здравствуй, Маша, — в его взгляде сожаление.
— Здравствуйте.
— Ульрих. Меня Ульрих зовут. Можно Юра.
— Один Юра сегодня здесь уже был.
— Да. Кто-то из нас должен. И это не я. Хотя жаль.
— Опоздал?
— У нас не бывает «опоздал». Ошибся в прогнозе.
— Вы это затеяли?
— Ну что ты! Я наблюдаю. Помогаю то одним, то другим. Принять сторону, значит, принять смерть от одной из них. Это Игра, Маша. Разве не замечаешь?
— По чьим правилам?
— Это самое сложное. Только начнешь думать, что по твоим. А раз, и нет. Только все просчитаешь, а тут — слабая обессиленная девочка.
— Почему ее не убить?
— Правила не позволяют. Сама знаешь. Но я бы и не стал. Мы же еще не договорились. Что думаешь?
— Думаю, что если вам действительно нужно это Изделие, вы бы всех там и положили. Точнее, ваши агенты.
— Если бы ты знала, что это за Изделие и для чего, то сама принесла бы его. Или утопила в Волге. Она тут рядом.
— Вы меня ждали?
— Конечно. С кем еще поговорить? Ты не могла не придти. И твои скоро придут. Надо же вычислить того, кто должен был забрать находку.
— Вы?
— Нет. Он уже ушел. И мне пора. Я очень хочу увидеть тебя в своем замке, в Германии. Нам будет о чем поговорить.
Он повернулся и скрылся в кустах.
Вот нельзя без ложки дегтя. Или он не деготь? Почему я решила, что помогаю хорошему делу? И, правда, что это за микросхема. Или блок? Но есть так, как есть. Мне дорога открылась. И у меня получилось. А у него — нет. Ишь, Ульрих нашелся.
Передо мной остановилась машина. Вылез компаньон и еще трое.
— Ты чего тут одна? Где Слава?
— Пироги готовит.
— Я ему приготовлю такой пирог, что мало не покажется. Никого не видела?
— Вопрос неоднозначный. Соображается плохо уже, — решила я увильнуть.
— Понятно, давай в машину. Седьмой, смотришь за ней. Остальные обследуем территорию, — раздал он команды.
Не видать мне сегодня пирогов. Через десять минут команда вернулась.
— Все, едем домой. Писанину без нас закончат. Маша, ты как?
— Хочу есть и спать.
Мне выудили из бардачка шоколадку. Я поделила ее на всех. Никто не отказался. Умаялись мужики. Я сижу в середине. Не очень уютно, но тепло сделало свое дело. Все расслабились. Один водитель крутит баранку.
Меня тихонько потрясли за плечо, когда мы стояли уже возле дома.
— Маша, ты отсыпайся. Я еще зайду к тебе завтра.
— Хорошо. До свидания, Ренат Равильевич.
Мама дома.
— Сейчас без охраны?
— А все. Теперь только консультации здесь. Не поедем никуда.
— Кому же понадобилась такая секретность? Пациенты? А то я не особо поняла, что он объяснял.
— Вроде того, — набрасываюсь я на макароны с сыром, — где сыр взяла?
— В Новый гастроном привезли, «Пошехонский». Вкусно?
— Очень. Сама чего не ешь?
— Ела недавно. Чаю с тобой попью.
Мы пьем чай с печеньем «Юбилейное».
— Не нравятся они мне, — говорит мама.
— И мне такая суета тоже. Надеюсь, все остынет.
— Лишь бы не прицепились.
— Обещали. Но завтра еще зайдет. За пояснениями. Не шугайся. Работа у них такая.
Но утром заехал Дмитрий Семенович. Привез сетку с деликатесами: колбаса, которую я не ем, консервы горбуши, тушенка, пара десятков зеленых абхазских мандаринов. И термос с чаем. Поговорили о мелочах.
— Маша, можешь со мной съездить? Я тебя обратно привезу потом.
— Потом после чего?
— Ренату Равильевичу неудобно такую суматоху вносить в вашу жизнь. Очень извинялся, но и ты его пойми. Да и самочувствие подводит. Держался на препаратах два дня. Сегодня на службу не пошел, спал до обеда. Ваши приключения и для него бесследно не прошли.
— Я понимаю. Поехали.
Мы на квартире у Дмитрия Семеновича. Он сварил кофе. В дверь позвонили.
— Прямо по запаху нашел, — слышу голос компаньона.
Он улыбается. В руках коробка конфет.
— Извини, что здесь. Но мне так стыдно и перед мамой и перед тобой. Ты меня спасла в буквальном смысле. Вот просто из петли достала. Кое-что могу рассказать. А что-то и должен. Надо отработать совместную позицию по некоторым вопросам, — он сдирает обертку с коробки.
— Давайте отработаем, — тут же беру я конфету.
— Версия такая. Шпионы неизвестной страны внедрились в окружение, близкое к Изделию. С использованием внушения, гипноза и прочих психотехник.
— Как там Юрий?
— Вот, это про него. Ситуация сложная. Если кратко, то он познакомился на рыбалке с человеком. И человек этот возбудил неестественную симпатию. Юрий без отца рос, мать померла. А этот сказал, что отца знал, и как-то занял в душе парня его место. Очень точная психологическая работа. В лоб такое не сделаешь. Подготовка нужна. Они с ним несколько раз рыбачили, выпивали. Есть предположение, что Юрий подвергался воздействию психотропных веществ, которые используются для внушения и управления поведением. Возможно, наговорил лишнего. Сам ничего не помнит. Но он его провел на завод. Пропуск общей проходной мы нашли. А потом все под гипнозом с использованием новейших разработок западной фармации. В том числе и иллюзия исчезновения в стене.
— А мы?
— А мы просто вышли. Первый отдел на заводе не дураки на себя вешать непонятности. И пропуска нужные уже оформили. Ты проводила экспертизу скрытых знаков. Это на всякий случай. Вместе с нашими экспертами. Что-то вроде стажера. Но ты нигде не фигурируешь. Про тебя наверху не знают, а остальные не скажут. Все на подписках о неразглашении. Мы вышли на след, бросились
