Маг 11 (СИ) - Иннокентий Белов
Проще было бы его совсем устранить, чтобы не переживать, что он там наболтает в ссылке.
Впрочем, об этом еще рано мне думать. Впереди непростые переговоры с Николаем Вторым и Аликс.
И с ними тоже может ничего не получиться, как не срослось с тем же товарищем Сталиным. Хотя, они явно более убеждаемые люди в отличии от страшно упертого Вождя народов.
Поэтому я подхожу поближе к Пистолькорсу и негромко прошу его оставить здесь только тех, кто необходим для охраны.
— Чем меньше людей будет знать досконально, что я вылечил цесаревича — тем лучше.
Задумавшись, он отошел к императрице, так же негромко переговорил с ней и попросил всех остальных покинуть комнату цесаревича. Офицеры охраны вышли, остались стоять снаружи около двери и окон на всякий случай.
Распутин остался, ну и пусть сидит. Наверно, думает сейчас — не объявить ли меня приспешником сатаны, пока дело с лечением не зашло слишком далеко.
Понимает ведь, если я наследника сейчас вылечу — обратно уже ситуацию не вернуть.
— Думаю, пора приступить к лечению, — говорит мне камер-юнкер, копаясь в моем саквояже.
Императрица снова присаживается к сыну, уже с другой стороны кровати. Пистолькорс выдает мне второй камень и кладет все же руку на кобуру, Распутин привстает и неотрывно смотрит на больной локоть ребенка.
Рука цесаревича распухла в локте и сейчас полусогнута, я несколько раз провожу над ней камнем, останавливая его именно над локтем. Уходит у меня на лечение не одна минута, а примерно две, потрачен один процент маны, но, результат уже налицо.
Опухоль исчезла совсем, рука полностью распрямилась, а цесаревич радостно сжимает и разжимает кулак, пробуя свою руку.
— Милый Алеша, что ты почувствовал? — мать неотрывно смотрит на произошедшее у нее на глазах чудо.
Только что локоть был раздут в толстую одутловатую колбасу и вдруг он стал выглядеть, как локоть обычного ребенка.
— Ничего, совсем ничего, мамочка, — отвечает он счастливым голосом, — Только тепло стало.
— А с ногой? Вы можете сделать тоже самое с ногой, — спрашивает меня камер-юнкер.
— Могу, — коротко отвечаю я.
Уже сам цесаревич нагибается и стаскивает излеченной рукой толстое одеяло с коленки, которая выглядит гораздо хуже локтя. Она такая с багровыми вздутиями, виднеющимися из-под тонкой кожи.
Теперь я трачу времени больше, не меньше пяти минут держу камень над ногой ребенка.
После этого устало присаживаюсь на стул рядом, а остальные зрители с восторгом глядят на полностью нормальную ногу.
Да, это тебе не успокоить цесаревича и не усыпить его на время, тут вопрос с повреждениями решен полностью.
Камер-юнкер и императрица смотрят с благоговеньем на результат лечения, а вот Старец Григорий с понятной печалью и тревогой за будущее. Но, тоже внешне изображает радость, как я отчетливо чувствую.
Привык он кататься по столице и быть особо важной персоной, теперь его легко смогу заменить и я на этом месте.
— Ничего, поживет с женой в селе, он и там останется в авторитете, — усмехаюсь я, видя краем глаза его непроизвольно вытянувшееся лицо.
Пока я устало сижу на стуле, цесаревичу хотят принести одежду, чтобы он сразу отправился гулять.
Совсем его мать с ума от радости сошла, от камер-юнкера я другого и не ожидал на самом деле.
Я же вижу произошедшее с другой стороны, мои чудеса так просто не объяснить всем другим жителям дворца.
— Ваше императорское высочество! Прошу прощения, однако, лучше бы сегодня цесаревичу не бегать по дворцу. Нужно выдержать пару дней в постельном режиме, иначе снова может начаться воспаление. Результаты лечения необходимо закрепить отдыхом, — обращаюсь я к Александре Федоровне и та отменяет приказ доставать и нести одежду.
Да, как не жалко мгновенно повеселевшего ребенка, для маскировки моего умения придется ему находиться в кровати какое-то время. Ну, или играть в комнате пока.
Все, главное я сделал, обратил внимание на свои фантастические способности, вылечил цесаревича от повреждений.
Теперь меня самого не отпустят из дворца, если бы я мог снимать только последствия травм — и то навечно мог бы занять пост главного лекаря императорской семьи.
Однако, я могу гораздо больше, настолько, что об этом еще рано говорить.
Глава 22
После излечения какое-то время длились хлопоты вокруг цесаревича и на меня никто не отвлекается пока.
Я пока сижу в том же кресле и жду. Когда все закончится, участники события придут в себя и задумаются:
— А что же дальше? Как жить-то теперь?
Похоже, что об этом подумывает больше всех именно Старец Григорий, бросая осторожные взгляды на развеселившегося цесаревича, хлопочущую около него императрицу, начавшую бегать прислугу и на вашего покорного слугу.
Еще особо приближенный к двору камер-юнкер Пистолькорс понимает, что случилось что-то здорово меняющее картину привычного мира.
Где теперь наличествуют настоящие и необъяснимые чудеса, выходящие из рук какого-то разночинца Сергея Жмурина.
Которого так никто и не подумал или просто не успел проверить, вот так налажена служба допуска к самым охраняемым людям Империи.
Сама императрица просто счастливо хлопочет рядом с сыном, пока не обращая внимания ни на что остальное. У меня даже закралось подозрение, что она так и не поняла ничего из случившегося, кроме того, что любимый сын и наследник довольно внезапно оказался полностью здоровым.
Не полностью, конечно, а только на какое-то небольшое время, очень живой и нетерпеливый ребенок довольно быстро набьет новые синяки и шишки, которые снова обездвижат его.
Ведь эта редчайшая хворь с гемофилией разносится по его телу с каждым ударом сердца и победить эту болезнь никто не в силах. Поддерживать жизнь научатся через много лет, но, у меня возможности жить рядом с цесаревичем так долго точно не будет. Как и желания тоже, свои дела имеются.
Ну, я на самом деле тщательно изучил все умственные и моральные портреты царя и его немецкой супруги. Давно уже понял, что люди они далеко не самые умные.
И такой способности к власти у них совсем нет, поэтому они и закрываются, как могут, от многочисленной родни Николая Второго, чтобы не получать лишние обиды.
Уж владетельная то родня отлично знает — что такое быть настоящим, до костей мозга прирожденным правителем.
Но, что имеем — то имеем, поэтому Николай Второй тянет на своих не слишком широких плечах огромную и плохо управляемую Империю.
Зато вся остальная родня просто радуется жизни без особых обязанностей и посмеивается над ним.
— Сударь, не хотите ли вы отдохнуть? Или подкрепиться? — обращается ко мне через минут пятнадцать сам Пистолькорс.
Похоже, он будет моим посредником для начала во всем дворце.
— Да, перекусил бы с удовольствием, господин камер-юнкер, — отвечаю я и поднимаюсь на ноги.
Мы уходим в местную
