Второй Шанс 2 - Аргус
Неужели теперь все по-серьезному? И он теперь не один. С ним Катя, которая любит его нового. Не испугалась той правды, которую он ей открыл. Готова делить с ним горести и радости. И он отвечает теперь не только за себя, но и за нее. Осознание действительности, одновременно, и пугало и наполняло его давно забытым чувством радостного предвкушения новых событий и свершений.
'А как же моя прежняя жизнь? Жена, дети, Анна? — продолжал размышлять он. — Не будет ли это выглядеть недостойно, по отношению к ним? Не предаю ли я память о них? Нет! Там, в старой жизни, я отдал все долги! И больше никому ничего не должен. Я был честным семьянином, верным мужем и, надеюсь, хорошим отцом. Ради благополучия семьи, я когда-то предал мечту. Благодаря моему бизнесу, жена смогла заниматься любимым делом. Детей я обеспечил квартирами и капиталом обеспечил. И с Анной у нас ничего бы не получилось. Сделать счастливой Анну, означало обречь на страдания мою жену! И тоже самое наоборот! Там я просто был бессилен что-либо решить. Судьба приняла решение за меня. Анна погибла, так и не встретившись со мной. Как бы ужасно это не звучало, но та авария не позволила мне совершить, возможно самый непоправимый, поступок в моей жизни. Впрочем, о чём теперь сожалеть? Моей жены и Анны уже давно нет. Я буду помнить о них всегда, потому что они тут — в моём сердце. Все то хорошее, что связано с ними, останется до конца со мной.
А вот теперь, то самое «но». Прожить эту новую жизнь, использую второй шанс, оглядываясь все время назад с давящим душу грузом — это глупо. Ничего хорошего из этого не получится. Я могу обмануть себя, но я не имею морального права лгать Кате и осознанно портить ей жизнь. Более того, и моя жена, и Анна — меня любили и хотели, чтобы я был счастлив. Ни одна из них не хотела бы обрекать мою совесть на вечные муки. Тот я, которому сейчас всего четыре года, непременно встретит свою судьбу и повторит всё то, что я уже прожил, только… только более правильно и честно. Ведь в том самом две тысячи тринадцатом году, на выставке, он не встретит Анну. В новой жизни ее просто не будет. Не будет вообще! Ну что же, теперь надо переварить все осмысленное, принять, смириться и жить ту жизнь, что я получил в этом новом для меня… ну, не новом, а уже чуть-чуть знакомом теле, — он успокоился и обратился к новому себе: — Ну что, Иванов Александр Сергеевич, разве для этой вечной рефлексии мне выпал второй шанс? Думаю нет. А потому, давай знакомиться заново!'
Он осторожно сел на койку. Голова закружилась. Длительное пребывание в горизонтальном положении не прошло даром. Посидев пять минут и придя в себя, он осторожно встал, держась за стену. Его слегка покачивало, но в целом было терпимо. Обрадовавшись, что может перемещаться и функционировать самостоятельно, он прошаркал тапочками до туалета, а потом обратно. Без сил упав обратно на койку, он подумал:
«Жизнь налаживается!» — и благополучно уснул.
Утром он проснулся, как обычно, в пять часов утра. Поворочавшись, еще немного подремал. В отведенный час, его снова навестила пожилая медсестра и сделала ему укол. От него, конечно же, не укрылся тот факт, что в отделении полно молодых медсестричек, среди которых весьма и весьма симпатичные. Но к нему заходила исключительно одна и та же тётенька в годах.
«Ай да Катя, чувствуется, что твоя „волшебная“ палочка поколдовала. Ведь это ты, моя красавица, попросила маму, чтобы она проконтролировала этот вопрос? Надо же, девушка в столь юном возрасте, а какое чутье взрослой опытной женщины!» — рассмеялся он про себя, и решил позже проверить свою догадку.
После завтрака к нему заглянула мама Кати и пригласила его на перевязку. Посадив его в перевязочной на стул, она попросила снять пижаму. Аккуратно сняла старую повязку и стала рассматривать рану.
— Ну, что, — произнесла она ответственно, — организм молодой, рана чистая, следов воспаления и нагноения нет. Будем снимать швы!
— Спасибо, Мария Сергеевна!
— Саша, — начала мама Кати, при этом ловко орудуя ножницами и пинцетом, распуская швы на его спине и вытаскивая обрывки шелкового шовного материала, — я вчера сделала первую подсадку консервированного трупного бедренного нерва папе.
— И как? — с волнением спросил юноша. — Помогло?
— У него как раз начался приступ, но он просил не делать блокаду, а сделать ему подсадку. Я сделала, но боль не утихала. Я пошла за новокаином, а когда вернулась… — она замолчала.
— Что? — еле сдерживаясь от нетерпения, спросил Старик-Саша.
— А когда я вернулась, он спал! — торжествующе осведомила мама Кати. — Первый раз, за последние годы, он сам, без укола новокаина, уснул! Это просто чудо!
— Слава Богу! — с облегчением выдохнул юноша. — Надеюсь, мы сможем его избавить от этих страданий, навсегда.
— Спасибо тебе, Саша! — она по матерински поцеловала его в макушку. — Виктор Иванович передавал тебе привет, и очень просил напомнить тебе про ревматоидный артрит бабушки Кати.
— Я не забыл о своем обещании. Там все будет гораздо проще и быстрее. Как только Вы меня выпишите, мы тут же этим займемся.
— Саша! Мне Катя все рассказала про твоего брата. Ты все-таки решил его пожалеть?
— Мария Сергеевна! Это все-таки мой брат. Негодяй, подлец, преступник — но мой брат! И я его не просто так пожалел. Я решил дать ему последний шанс.
— Какой?
— Он пойдет служить в армию. Если и там из него не сделают человека, то тогда пусть уже судьба сама решает, что с ним делать.
— Ты знаешь, Саша, я тоже думаю, что ты поступил правильно. Отправить его в тюрьму было бы справедливым и логически правильным. Но не по-человечески. Хорошо, что ты поступил именно так. Кстати, есть еще одна вещь, которая меня беспокоит, — голос мамы Кати звучал обеспокоенно.
— Что именно? — поинтересовался Саша, ощущая как Мария Сергеевна обрабатывает шов и накладывает повязку.
— Саша! Пойми меня правильно. Катя — моя единственная дочь, и ее счастье смысл всей моей жизни.
— И моей, с недавнего
