Намбандзин (СИ) - Чернобровкин Александр Васильевич
— Согласен, но предупреди, что не на постоянную службу нанимаюсь, что по желанию смогу покинуть даймё, — сказал я.
Судя по ухмылке Китабатакэ Харумото, содержать долго какого-то там намбандзина он не собирался, поэтому я был принят на три месяца. За это время я обязан научить его воинов стрелять из аркебуз.
Кстати, имя у японцев — значение переменное. В детстве имеют одно. Став совершеннолетними, получают другое. Затем могут заиметь третье от своего сюзерена или сменить по собственному желанию в честь какого-нибудь важного события, причем несколько раз. После смерти обретают очередное и последнее, обмену не подлежащее.
Нам с Афонсу Гомешом отвели комнату для отдыха в одноэтажном здании во дворе рядом с казармой, где мы повалялись на татами до ужина. Оружие мне пообещали возвращать каждый раз, когда буду покидать замок, и забирать на входе. Иметь его внутри могли только проверенные воины.
Кормили у Китабатакэ Харумото, конечно, лучше, чем в домах богатых крестьян и рыбаков. Мы с иезуитом ели вместе с семьей и приближенными даймё. Не с подносов. Перед каждым был низкий столик, на котором располагались палочки для еды (нам дали еще и ложки) и четыре простые керамические чаши (аскетизм рулит!): с соевым соусом, уксусом, солью и пустая для смешивания. Рис здесь был основным продуктом. Его подавали вареным на пару без добавок, в виде пирожков, приготовленным с красными бобами… Не удивительно, что многие нынешние знатные аборигены, судя по описанным иезуитом признакам, болеют бери-бери и диабетом. В шлифованном рисе отсутствует какой-то витамин, что и способствует возникновению болезней. Становится понятно, почему мужчины избегают сладкого, ведь оно опасно при диабете. К рису шли сушеные морские ушки с розоватым мясом, ломтики свежего лосося, карпа, иваси, которую в России будут почему-то называть селедкой, хотя это сардина, выдержанные в соли асцидии, медузы, сиокар (соус из ферментированной рыбы), умэбоси (солено-квашенные абрикосы). Последним блюдом был контон (густой суп с рисовой лапшой), который шел под подогретый сакэ.
Процесс потребления этого напитка сложен, как и все остальные в Нихоне. Во-первых, сакэ должен быть подогретым, причем телом хозяйки. Во-вторых, наливают его друг другу, себе нельзя, из специального кувшина токкури с узким горлышком и небольшими выемками на боках, за которые и надо его держать. Наклоняешь и медленно, тонкой струйкой, наполняешь квадратную чашу емкостью грамм сто восемьдесят, изготовленную из криптомерии, которая в будущем станет символом Японии и получит название японский кедр, хотя относится к кипарисам. Нельзя перелить, промазать, расплескать… В-третьих, угощенный обязан пожелать хозяину и остальным присутствующим здоровья и благополучия. В-четвертых, пить маленькими глотками. В-пятых, как вам во-первых⁈
Аборигены ели контон палочками, прихлебывая юшку из чаши довольно громко. Это местное правило хорошего тона. Иезуита оно веселило, как и хозяев то, что он оставлял палочки воткнутыми в содержимое блюда или клал поперек него, а то и вовсе сжимал в кулаке, что считается угрожающим жестом. В общем, в каждой избушке свои погремушки.
6
Не знаю, применяется ли сейчас в Европе караколирование в пехоте. Генуэзские арбалетчики не в счёт, их время вышло. Скорее всего, нет. В мою бытность подданным принца Вильгельма Оранского этот способ ведения боевых действий использовала только кавалерия. Хотя допускаю, что мог чего-то не знать. Если я все-таки прав, то первыми в истории военной науки караколирование пехоты с огнестрельным оружием использовали японцы. Я их научил. Договариваясь об обучении аркебузиров, я выдвинул условие, что сперва они пройдут строевую подготовку, а потом уже приступим к стрельбам. Если кто-то откажется выполнять мои приказы, буду выгонять. Предполагал, что возникнут проблемы со строптивыми самураями, которых даймё называл буси (воин). Китабатакэ Харумото согласился с легкостью. Не потому, что пренебрежительно относился к своим самураям, а потому, что им западло использовать в бою огнестрельное оружие, и для обучения набрали простолюдинов, в основном младших сыновей из крестьянских семей. Пахотной земли на всех не хватает, а быть батраком у старшего брата тоже западло. Остальные были сбродом, решившим отсидеться под крылом даймё. Здесь действует та же система, что в будущем во французском Иностранном легионе: не важно, что ты натворил до того; служи хорошо — и никто тебя не тронет. Худородных пехотинцев называли асигару (легконогие). В моём отряде было сорок восемь стрелков и девять пикинеров, потому что даймё получил в дар от иезуитов всего полсотни стволов, и по одному полагалось нам с ним. Да и сорок восемь делилось на шесть — столько стрелков будет в колонне. Пикинеры — асигару-яри — будут занимать места перед проходами между колоннами и защищать от атак кавалерии. Мне нужно было их больше, чтобы еще и фланги прикрыть, но Китабатакэ Харумото сказал, что и так набрал слишком много шушеры, на всех не хватит оружия и доспехов, что в первую очередь он нанимает буси.
Кстати, называет он себя коги (народным правителем), а провинцию Исэ — кокка (государством), в котором назначает своих чиновников, вершит суд и ведет себя, как независимый правитель. Ни император, ни сёгун ему были не указ. Налогов им не платил, потому что считал, в лучшем случае, равными себе. В общем, типичный представитель периода феодальной раздробленности, когда каждая кочка считает себя горой и делает, что хочет, точнее, на что хватает дерзости и силёнок.
Амуницию асигару, а часто и обедневшие самураи, получали от даймё. Такие доспехи назывались окаси (одалживаемые). Каждый мой подчиненный получил простенький конический металлический дзингасу (шлем) и хараатэ («защита живота» — ламинарный доспех из полос кожи, покрытых несколькими (до восьми) слоями лака, чтобы не отсыревали и были крепче, и соединенных шнурами), который защищал только переднюю часть туловища. Кстати, шлем часто использовали для приготовления пищи, подвешивая над костром за дужки для подбородного ремешка. Аркебузы были фитильными. Пики пятиметровые изготовили по моему эскизу. Вдобавок асигару полагался танто или второе название косикатана («короткая катана») — кинжал длиной сантиметров тридцать. Щит не полагался никому, даже самураям. Японцы твердо уверены, что это защитное приспособление придумал трус. Вместо него используют усиленный наруч на левой руке. Поскольку щитов нет, а как-то надо отличать своих от чужих, на спине у каждого воина закреплен флажок (сасимоно), возвышающийся над головой, с гербом даймё: три голубых пятилепестковых цветка, не знаю, как называются, но встречал по всей Азии, на пяти листьях бамбука. Изготовлены флажки из хлопковой ткани и усилены по углам кожей, чтобы не складывались. На ветру они издавали характерные щелкающие звуки. У самураев флажки поменьше и крепятся к шлему или на правом плече. Всё остальное асигару должны добыть в бою.
Порох тоже выдавал даймё. Когда я увидел, чем придется заряжать аркебузы, сразу понял, чему радовался Афонсу Гомеша. Назвать это вещество порохом, кончено, можно, потому что составные части те же, но пропорции неправильные, слишком много древесного угля. Наверное, в петардах и фейерверках большое количество черного дыма было важно. Иезуиты не были бы иезуитами, если бы опасный для них подарок не имел изъянов. Я хотел было наладить производство более качественного пороха, но потом решил, что Китабатакэ Харумото сперва должен доказать, что нужен мне. Пока отношения у нас хорошие, но ничто так не подвержено колебаниям, как благосклонность влиятельных людей.
Я занялся с новобранцами строевой подготовкой. Опыта у меня навалом, так что, выучив всего несколько слов на японском языке и дополняя их ударами бамбуковой трости, быстро добивался нужного результата. Впрочем, большая часть моих подчиненных, имевшая национальную предрасположенность ходить строем и делать все толпой, быстро усваивала навыки. Вскоре я выбрал «сержанта» по имени Данзё и переложил на него большую часть своих обязанностей. Это был сухощавый и при этом очень гибкий мужчина лет сорока пяти. На крестьянина не похож. Да и взгляд человека, привыкшего убивать. Как подозреваю, романтик с большой дороги, решивший пересидеть сложный период под крылом даймё. Он отличался сообразительностью, пользовался авторитетом у сослуживцев, учился усердно и при каждой возможности оказывал мне услуги. Я оценил это, особенно последнее.
