Афганский рубеж (СИ) - Дорин Михаил
«Союз нерушимый республик свободных…» — гласила первая строчка.
А ведь я помню ещё время, когда у моей страны слов не было в гимне. Идя по коридору, я не заметил, как оказался перед часовым, охраняющем знамя полка.
Невысокого роста рядовой в кителе и брюках болотного цвета, стоял рядом со знаменем полка. После увиденных двух букв «СА» на его погонах, мне стало всё понятно окончательно — российской армии тут нет.
Двигаясь по коридору в обратном направлении, я остановился рядом с застеклённым стендом. Тут были вывешены листовки, посвящённые Афганистану. В верхней части одной из них надпись «За нашу Советскую Родину!», а потом и заголовок «Первые на переправе».
«Мужественно встали на защиту завоеваний Афганской революции лётчики вертолётного полка…» — начиналась листовка, возвещающая о первом полке «за речкой».
Рядом обращение командования и политотдела войск округа. Как всегда, множественные напутствия и пожелания перед отправкой «за речку».
Смотрю по сторонам. Вижу лица этих молодых офицеров и их опытных командиров. Всё же, у каждого поколения своя война.
За этими мыслями поймал в стекле информационного стенда своё отражение.
— С одной войны на другую. Удивительная судьба, — произнёс я, не сводя глаз с молодого лица Клюковкина.
Теперь это уже моё лицо. И если предыдущий Сашка падал им в грязь, то со мной такого не будет. Боевой опыт у меня есть, знаний выше крыши. Всё это должно послужить стране.
Не с первой попытки, но я смог найти класс эскадрильи. Помещение большое с тремя рядами столов. По одному на звено.
На стенах фотографии вертолётов и личного состава эскадрильи. Большой график уровня натренированности лётного состава, где можно следить за выполненными полётами каждого лётчика.
Сразу бросилось в глаза, что напротив Клюковкина, закрашенных кружочков о выполненных контрольных и тренировочных полётах почти нет. Рядом с фамилией и вовсе кто-то поставил знак вопроса.
В углу большой цветной телевизор, на котором без звука идёт какой-то концерт. Детский хор выступает со сцены, но никому из взрослых дядек в классе это не интересно.
Всё внимание на меня. Встречают кто хлопками, кто свистом, а кто и улюлюканьем.
Где я так в прошлой жизни провинился, что меня теперь заставляют заново весь путь пройти — от сперматозоида до человека? Пока что Клюковкин на первой стадии находится.
— Санёчек, как ты нас нашёл? — посмеялся за первым столом паренёк в погонах старшего лейтенанта, попивающий чай.
Он уже практически лысый, а небольшое пузико вываливается из-под рубашки.
— Ага, смешно! Пузо не надорви, — ответил я, снимая куртку и вешая на крючок. — Вообще, я запах дерьма учуял в коридоре. Вспомнил, что ты так пахнешь и нашёл класс.
Старлей чуть чай не вылил на себя. Нечего было ржать надо мной с порога.
— Ты представляешь, что… — начал возбухать старлей, но я перебил его.
— Не представляю. Форсунку прикрой.
С заднего ряда встал усатый парень кавказской внешности.
— Каков Сашка! Раньше слова не вытянешь, — восхитился он и несколько раз хлопнул по столу.
— Суровый джигит! — подхватил мысль своего земляка такой же усатый парень.
Эти два кавказца очень похожи друг на друга. В памяти всплывают их имена. Запомнить нетрудно — первым говорил Баграт, вторым — Магомед. А сокращённо Мага и Бага. Всё просто — два лётчика с моего звена. Один из них командир экипажа, второй — штурман звена.
Судя по вещам на столах нашего ряда, в нашем звене ещё два командира экипажа и больше в подчинении у Батырова никого.
Бортовые техники сидят не в этом классе, так что оценить их количество пока не получается.
Я сел на своё место и начал перебирать тетради на столе. Похоже, не только в голове у Клюковкина пусто. Общая подготовка не написана. Тетрадь подготовки к полётам ведётся скверно. Страшно заглядывать в лётную книжку.
— Заступники! В Афгане вы за него будете летать? — возмутился обиженный старлей.
— А у тебя не Чкалов фамилия? Всё умеешь и знаешь? — задал я встречный вопрос, подходя к шкафу с лётными книжками.
Бага зацокал, а Мага что-то сказал на родном языке.
— Вообще-то, да. Лёня Чкалов, — шепнул мне Баграт.
— Да ладно, Бага. Сашка сегодня ударился. Запамятовал, — толкнул его в плечо Мага.
В данном вопросе память мне не подсказала. Надо же, однофамилец легендарного лётчика.
Лёня сидел красный и смотрел на меня прожигающим взглядом.
— Посмотрим на тебя. Радуйся, что комэска за тебя вечно сопли подтирает. Думаю, что это последний раз, — отвернулся Чкалов и уткнулся в книгу.
— А тебе, смотрю, завидно. У самого капает, а подтереть некому, — ответил я и продолжил листать лётную книжку.
Чкалов замолчал и больше головы не поднимал. Через минуту все разговоры обо мне и предстоящей командировке утихли. Батыров, сидевший первоначально за своим столом в начале ряда встал, и подошёл ко мне, пока я просматривал книжку.
— Ты написал? — шепнул он.
— Нет ещё.
— Просто не хочу выглядеть лгуном.
— Не будешь. Сядь, и мы вместе всё напишем. Ущерб незначительный, — сказал я и вернулся за стол.
Батыров дал мне почитать объяснительную. Вроде всё толково описал Димон. Даже ссылки на документы сделал.
Открываю раздел допусков в лётной книжке. Мда… печально всё! Клюковкин допущен летать только днём. И судя по датам, его допустили с огромной натяжкой.
— С чего ты решил, что небольшой? — продолжал меня отвлекать Димон.
— Командир, что мы повредили? Стойки и лопасти? Заменим, отобьём конус, облетаем вертолёт, и всё! Проще простого.
Пока я писал, Димон продолжал строить гипотезы. Что нам грозит. Как нас будут мурыжить на комиссии. Как это скажется на его репутации.
В общем, за меня и Карима он не переживал. Оно и правильно — командиром экипажа ведь был Батыров. С него и весь основной спрос.
Я даже не сомневался в том, что буду прав насчёт повреждений. Через полчаса, когда я собирался идти командиру эскадрильи, пришёл заместитель Енотаева по инженерно-авиационной службе и подтвердил мои слова.
Батыров в очередной раз выдохнул и рванул вперёд меня. Первым он и вышел от комэска с радостным лицом.
— Сказал, что всё будет хорошо. Мой рапорт удовлетворят, — улыбнулся Димон и, чуть не вприпрыжку, побежал по коридору.
Как он стал командиром звена? Надеюсь, есть логичное объяснение.
Захожу в кабинет Енотаева и отдаю рапорт. Комэска остановил меня и начал читать.
— Клюковкин, вот почему у тебя всё через огромную букву «Ж»? Все пишут объяснительную, а ты рапорт! — возмутился Енотаев.
— Виновные пишут объяснительную, а я не виновен. Потому и написал рапорт.
Подполковник вскочил со своего места, задев коленями столешницу. Стакан с пишущими принадлежностями от удара упал. Стекло, накрывавшее важные бумаги и списки, съехало вперёд.
— Ты не там характер проявляешь. Чего ж в полёте вечно трясёшься? — крикнул Енотаев.
— Это в прошлом. Готов хоть сейчас слетать с вами проверку в зону, — ответил я, выпрямляясь в струнку.
— Уверенность почувствовал, значит. Так головой ударился, что мозги на место встали?
— Так точно, Ефим Петрович.
Енотаев поправил стекло и стал собирать разбросанные ручки и карандаши. Я поднял пару принадлежностей с пола и протянул командиру эскадрильи.
— Начальник политотдела Доманин едет. Он будет проводить политзанятие, лекцию и беседовать с каждым, кто поедет в Афганистан. Когда он уедет, больше списки меняться не будут. Не попадёшь в команду — начальник штаба доведёт дело до твоего списания.
— Товарищ подполковник, я готов выполнить полёт и показать…
— Всё, сынок. Сегодня был твой крайний вылет. Естественно, что на тебе вины нет. Батырова, само собой, тоже выведут из-под удара. Ну, а Сагитыч тем более не виноват. Иди домой и отдыхай. Шишку лечи, но без «обезболивающих»! — пригрозил мне Енотаев.
Теперь предстояло найти ещё дом, где я живу.
