Комсомолец 3 (СИ) - Федин Андрей Анатольевич

— Вы… привлекательны, — процитировал я министра-администратора из пока не снятого фильма «Обыкновенное чудо». — Я… чертовски привлекателен. Чего зря время терять?

— Что ты несёшь, Усик?

Я осторожно отхлебнул из чашки. Вкус чая меня неприятно впечатлил. Едва сдержал желание сплюнуть напиток на пол.

— Я выдвинул тебе, Нежина, свои условия — простые и конкретные. И всё ещё не получил на них ответ. Жду… пока не закончатся блины.

— Какие ответы ты хочешь от меня получить? — спросила Альбина.

— Это значит, что в гости ты меня пригласила?

— На чай, — сказала Нежина.

— Разумеется. Часикам… к пяти?

— Хорошо.

Я улыбнулся.

— Но не рассчитывай ни на что, кроме чая, — сказала Королева. — Выпьешь чай и уйдёшь. Договорились?

Встретился с ней взглядом.

— Что, и блинов мне к чаю не предложишь?

— Не предложу.

Пожал плечами.

— Ладно, — сказал я. — К чаю… принесу с собой.

Сцапал с тетрадного листа очередной блин, но не спешил отправлять его в рот. Повертел его в руке, будто примерялся, как с какой стороны откусить. Но потом вздохнул… и положил блин на газету (всё же и у моей прожорливости был предел), отодвинул от себя чашку. Откинулся на спинку стула — заставил её тоскливо скрипнуть (веса моего прошлого тела этот стул не выдержал бы, рассыпался бы под ним в щепки).

— С первым условием разобрались, — сказал я. — Ну а теперь вопросы.

— Спрашивай, — сказала Альбина.

Блины я не доел, но унёс с собой в палату: посчитал их частью сделки с Королевой. Альбина проводила меня до хирургического отделения (побоялась, что заблужусь в больничных коридорах). Напоследок удостоверилась, что я намерен исполнить данное ей обещание — помалкивать о ней в институте. Заверил, что выполню свою часть договора. Но и в полной мере стребую с неё плату: обязательно нагряну к ней в гости («только, чтобы выпить чаю, разумеется»). Прикрыл дверь, завалился на кровать. Сонливость пока не возвращалась. Я смотрел в потолок. Под аккомпанемент из двухголосого храпа обдумывал то, что рассказала о себе Нежина.

Моим главным вопросом к Альбине был: «Откуда дровишки». Хотел понять, почему сложившийся у меня в голове образ Королевы не соответствовал тому, что я видел у Нежиной дома, и узнал из ходивших по больнице сплетней о её семье. Ведь поначалу всерьёз считал Альбину дочерью богатых родителей — потом прикрепил к ней ярлык содержанки. Вот только факты сбивали с толку. И я бы не обращал на них внимания… если бы временами ни строил относительно Нежиной планы. Да и больничная скука помогла разыграться любопытству. Вот я и воспользовался случаем, чтобы выведать тайны Королевы.

Тайны Альбины Нежиной оказались более прозаичными, чем я воображал, подыскивая на них ответы. Ответы Альбины понравились мне больше, чем версии с любовниками и с богатыми родственниками (и даже вынудили меня устыдиться собственного любопытства — совсем чуть-чуть). Та атмосфера, что я застал в квартире Нежиной, полностью соответствовала нынешнему благосостоянию её семьи. Мама Альбины работала санитаркой — отец трудился на шахте (был начальником участка), пока пять лет назад не пропал бесследно (поехал на рыбалку и не вернулся). Тамара Нежина ждала мужа три года — потом сошлась с Сан Санычем Кузиным.

Альбина надеялась на папино возвращение, не верила, что тот умер («Ведь за пять лет так и не нашли ни тело, ни мотоцикл»). Жалела мать. Согласна была, чтобы та вышла замуж за папиного друга Романа Георгиевича, когда Александра Нежина по закону признали умершим. Но Тамара Нежина выбрала себе другого спутника по жизни — «с ног до головы покрытого татуировками» Кузина. Маминого сожителя Альбина невзлюбила. Сразу после того, как тот впервые напился и избил её мать. Уговаривала маму прогнать «бандюгу». Но Тамара и слушать о подобном не желала — терпела побои и унижения.

Сан Саныч работал в магазине грузчиком. А по вечерам пропивал свой заработок. Тратил на спиртное и деньги сожительницы. Потом стал продавать купленные ещё Альбининым отцом вещи — ковры, телевизор… Королева призналась, что временами в их семье не оставалось средств даже на хлеб. Тогда им на помощь приходил тот самый Роман Георгиевич. Тамара Нежина занимала у него деньги. Но Альбина сомневалась, что её мама возвращала папиному другу долги — тот никогда и не требовал возврата. Я узнал, что Королева окончила школу с золотой медалью, мечтала поступить в МГУ на факультет журналистики.

Но в Москву Альбина не поехала. «И как бы я бросила маму одну с этим эсэсовцем? — сказала она. — Да и на какие средства я бы там жила? Думаешь, я ношу эту косу от хорошей жизни?» Я узнал, что Нежина отрастила волосы вовсе не для того, чтобы выделиться (как считали её сокурсницы) — у Альбины банально не было средств, чтобы посещать парикмахерскую. Богатый гардероб девица имела исключительно благодаря проживавшей с ней по соседству пенсионерке. Та раньше работала швеёй. И обучила Альбину рисовать выкройки, кроить ткани и обращаться со швейной машинкой (у соседки имелась настоящая старинная «Зингер»).

«Изольда Матвеевна приносила старые вещи из сундуков своих подруг, — рассказывала Нежина. — Мы их перекраивали — шили вполне приличную и современную одежду. Я и теперь этим занимаюсь. Не за деньги: я не спекулянтка. Перешиваю вещи для других — взамен мне оставляют ткани. Я и маму так одеваю, и себя. Быстро. И экономно. Вот только позавчера перешила для приятельницы Изольды Матвеевны пальто. Та оставила мне пару старых плащей. Я прикинула — получится замечательная обновка на весну. Все эти больничные сплетницы языки проглотят, когда увидят его на моей маме!»

«Вот такие пирожки с капустой», — подумал я. Представил, как радостно злословили бы первокурсницы горного института, проведай они историю Нежиной. Так и слышал те шепотки, что подобно ветру проносились бы по коридорам главного корпуса: «Живёт в одной квартире с алкашом, работает вместо непутёвой мамаши, донашивает старушечьи вещички…» Прекрасно представлял, какими злыми бывали люди — особенно к тем, кому завидовали. Вспомнил, как говорила Оля Фролович: «Наша Королева из кожи вон лезла, чтобы показать, какая она умная — лучше нас. Даже экзамены ради этого сдала на пятёрки».

Кто бы поверил, что Королева (как и я) стала отличницей, только ради повышенной стипендии? Вспомнил условия, что выдвинул Альбине в обмен на молчание. Мелькнула мыслишка, что нужно было добавить к ним поцелуй — получилось бы в стиле настоящего злодея: воспользовался трудностями девицы. Отбросил эту идею: уж очень по-разному мы с Нежиной восприняли бы этот поцелуй. Ведь для меня он был бы «всего лишь поцелуй». А для неё — сродни изнасилованию. Но всё же подумал: «Согласилась бы?» Ведь решилась же она пригласить такого мерзкого и злого меня к себе в гости…

Рассчитывал заглянуть к Королеве на чай уже четырнадцатого или пятнадцатого февраля. Вот только в пятницу тринадцатого меня не выписали. Оба моих соседа отправились по домам (пожелали мне скорейшего выздоровления). А «батеньку» Сашу Усика лечащий врач приземлил обратно на койку. Заявил мне, что о выписке думать рано, что хочет за моим здоровьем «ещё понаблюдать». Поведение врача мне совершенно не понравилось. Потому что больничные стены давно надоели. Заподозрил доктора в желании «подстраховаться», залечить мне всё, вплоть до плоскостопия.

В первых же числах нового года Светиного отца всё же назначили на высокую должность в Зареченском горкоме КПСС. Об этом мне сообщил Пашка Могильный (потом его информацию подтвердила и Пимочкина). Я не исключал, что именно разговор главного врача пятой городской больницы со Светиным отцом стал причиной повышенного внимания к моей персоне со стороны докторов. Те решили не рисковать со скорой выпиской — продержали меня «под наблюдением» ровно месяц. Заветный билет на свободу я получил лишь в четверг двадцать шестого февраля, когда готов был на стену лезть от скуки и… от математики.