Я Распутин. Книга 3 - Алексей Викторович Вязовский
— Указ о «Дополнении временных правил о повременных изданиях» вам уже не указ?! — грозно начал я, даже на закрывая дверь кабинета. Сзади прибавилось чиновников, народ вытягивая шеи, внимательно слушал.
— А что собственно происходит?!? — толстяк нервно подскочил из-за стола.
— А вот что происходит — я сунул ему в руки номер Кабацкого листа — Поносят сволочи, порочат светлое имя госпожи Т.
— Хотите знать кто это? — я повернулся к чиновникам.
Судя по их глазам — они хотели знать. Кое-кто даже очень-очень.
— Это Анна Танеева. Фрейлина государыни. Светлая, благочестивая девушка! Меня оклеветали, ладно, привык. Но ее!
Блюм прилично так взбледнул, засуетился:
— Собственно, мы в главном управлении по делам печати нынче такими вопросами не ведаем. Вам надо в Осведомительное бюро
— Умолкни! — опять рявкнул я — Развели тут бюрократию. Ну ничего… Мы с Петром Аркадьевичем вычистим ваши авгиевы конюшни!
С цензурой в стране и правда надо было что-то делать. МВД насоздавало дублирующих структур: Главное управление печати в теории контролировало всю прессу, могло закрывать газеты, но вот за достоверностью сведений, поступающих в газету, следило другое ведомство. Осведомительное бюро Главного управления цензуры. Лебедь, рак и щука.
— Сей же час все решим!
Упоминание Столыпина подействовало, Блюм засуетился, стал вынимать какие-то папки из стеллажа.
— Нужно заявленьице подписать, сразу дам делу ход
— Принесешь в кабинет Петра Аркадьевича — я уже выходил в коридор, расталкивая чиновников — Чего столпились? Работы нет? Зажрались вы тут, братцы. Ну ничего, нынче новые времена наступили. Теперича придется вам поработать как след.
Нагнав страху на бюрократов, я пошел в кабинет Столыпина. И сразу попал “с корабля на бал” — премьер проводил заседание кабинета министров. В усеченном составе.
Секретарь попытался встать “горой” на моем пути, но я его взял подмышки, переставил прочь. Сзади опять раздался дружный “ох”.
— Не помешаю, Петр Аркадьевич? — я снял черные очки, посмотрел на Столыпина. Тот тяжело вздохнул, кивнул в сторону свободного стула.
Присутствовали основные “игроки” — военный министр Редигер, мой “протеже” Янжул, черная лошадка, малознакомый мне министр иностранных дел Александр Извольский, грустный, с заплаканными глазами, граф Фредерикс. Этот мне вяло кивнул, отвернулся. Янжул, рядом с которым я сел, пожал руку. Приветственно улыбнулся Редигер.
Попал я в самый разгар того, как Столыпин устраивал выволочку главе жандармов Саввичу. Тот был — краше в гроб кладут. Похоже его выдернули прямо из больницы, не считаясь с состоянием. Саввич вяло оправдывался.
— Мы опросили уже больше сотни человек. Все дороги и морские пути перекрыты. Повсеместно организованы заставы. Привлечена армия.
— Удалось ли соблюсти секретность? — напирал Столыпин — Его Величество особо отметил, что все должно храниться в тайне!
— Нижним чинам дали установку, что украдены особо ценные документы. Их должны вывезти на ребенке. Ну и описание царевича.
— Начинайте повальные обыски — стукнул рукой по столу премьер — Переверните Царское село, если надо соседние поселки и деревни.
— Это больше двадцати тысяч домохозяйств! — ужаснулся Саввич — Нужна минимум пехотная дивизия
— У меня лишних войск нет! — развел руками Редигер — Все что были, уже и так привлечены на патрулирование. Можно попросить флотских…
Столыпин начал названивать морскому министру, которого не было на совещании, присутствующие стали шушукаться.
— Однако ж, господа — первым повысил голос Извольский — Что же теперь делать? Вот вы, Григорий Ефимович, что думаете?
Молодец. Перевел стрелки. Да еще с подначкой так, ухмылкой.
— Молил я Господа всю ночь аполся похищения, и дал он мне знак: вернется наследник здравым, а посему надо думать, как жить теперича своим умом.
Конституция дадена — я пожал плечами, взял со стола копию, что выслал фельдкурьером в Зимний ночью — По вашему составу мы сегодня проголосуем, волноваться не надо. Все кто на своих местах, там и останутся. Но на комитеты прошу прийти, выказать уважение депутатам. Пущай вам позадают вопросы, а вы поотвечаете.
Министрам это не понравилось. Какой-то сибирский мужик, пусть и с дворянством — будет им вопросы задавать.
— И на какой же комитет должен прийти я? — скривился Извольский
— Как какой? Иностранных дел. Там, кстати, покамест я в председателях состою — моя плотоядная улыбка не пришлась по вкусу министру — Поговорим, обсудим…
Столыпин откашлялся громко и демонстративно:
— Господа, пока официально не опубликована Конституция, говорить о нашем ответственном правлении пока рано…
— Как не опубликована? — развел руками я, достал из портфеля сигнальный номер Слова. Специально сидел, ждал. Даже подремать успел чуток — Вот, держите.
Газета пошла по рукам, министры начали переглядываться.
— А теперича гляньте наружу
Я первый встал, подошел к окну. На дворцовой площади собирался народ. Бегали городовые, вокруг Александрийского столпа кружила стая голубей.
— И что же это значит? — Янжул встал рядом, близоруко прищурился
— Как что? Будем славить царя. Митинг, резолюция. Все как полагается. Думаю, так еще взять у народа наказ для правительства и Думы. Как считаешь, Петр Аркадьевич?
Столыпину это все активно не нравилось, он сморщился. Да, вот так… “Рыбка плывет, обратно не отдает”. Поди, устрой, второе кровавое воскресенье! Нет уж, теперь все по-новому будет.
— Господа, совещание окончено — премьер встал, тоже взглянул в окно — Александр Петрович — это уже Извольскому — Будьте любезны на днях появится в Таврическом. Да, да, вы первый. Проявим уважение Думе. Она теперь…
Тут Столыпин запнулся, не знаю, какое подобрать слово. Я помог:
— Она теперь верховная власть. Ну и вы, господа, конечно, тоже.
Всей гурьбой мы вышли из кабинета, министры тут же начали закуривать. Я подписал заявление трясущегося Блюма и тут же попридержал за локоток уходящего Редигера.
— Александр Федорович, на пару слов.
Увлек министра в коридор, подальше от посторонних ушей. Встали в уголке, я в волнении хрустнул пальцами. Теперь все и решится.
— Может возникнуть ситуация… Нехорошая. Когда злые люди будут отговаривать Его императорское величество… от даденного слова.