Мой адрес - Советский Союз! Книга четвертая (СИ) - Марченко Геннадий Борисович

Конечно, в СССР все народности якобы жили в мире и дружбе, даже в Баку проживало немало армян, но просто советская власть умела прижать к ногтю националистов, которые сидели тише воды — ниже травы. А как только эта советская машина начала работать со сбоями — тут сразу всё дерьмо и полезло. А яблоком раздора стал Нагорный Карабах, который и в моём будущем всё никак не могли поделить армяне с азербайджанцами.

Но меня эти политические дрязги в данный момент волновали меньше всего, на кону стоял выход в финал, и потому я постарался перед боем набраться той самой спортивной злости, без которой победа даже над заведомо слабым противником может стать проблематичной.

Камо, к моему удивлению, не стал проводить разведку, а сразу пошёл вперёд, выбрасывая удар за ударом. Мне даже пришлось какое-то время от него побегать, как-то не хотелось сразу же ввязываться в драку, толком не разогревшись. Но к середине первого раунда стартовый запал Камо иссяк, и я постепенно начал перехватывать инициативу. Не знаю, что там по очкам, но у меня под левым глазом взбухала гематома, а у моего соперника кровоточила разбитая губа. Повреждение редкое, учитывая наличие во рту капы, и достаточно дискомфортное. Каждое следующее попадание усугубляет травму. И хоть я, повинуясь неписаному кодексу чести, старался специально в эту часть лица не бить, во всяком случае акцентированно, но то один, то другой скользящий удар задевал и расширял рану. Закончилось всё тем, что на исходе второго раунда рефери остановил бой, пригласил на ринг врача, и тот, осмотрев повреждение, покачал головой:

— Тут и так глубокое рассечение, придётся накладывать швы. Думаю, не стоит усугублять.

Сароян чуть не плакал, услышав вердикт. Когда меня объявили победителем, мне оставалось лишь похлопать соперника по плечу, мол, не грусти, всякое бывает. Камо вяло отмахнулся, из последних сил сдерживаясь, чтобы не пустить слезу.

Ну не знаю, он что, всерьёз рассчитывал на победу? Ведь по ходу боя я доминировал, и если не считать относительно равный промежуток на старте поединка, то в дальнейшем я Сарояна просто перебил и перебегал. Моя выносливость никуда не делась (тьфу-тьфу), и в третьем раунде я планировал ещё больше взвинтить темп. Кто знает, может, всё закончилось бы нокаутом, и снятие из-за травмы — это ещё вполне достойный исход для моего соперника.

Перед воскресными финалами у нас был день отдыха. Как раз в субботу предлагалось посетить Иссык-Куль. Так как по Фрунзе я уже спел побродить и ничего интересного для себя здесь не обнаружил, то всё же согласился сесть в автобус и отправиться к знаменитому озеру, которое совсем скоро, в мае будет окружено морем маков. Но трава уже зеленела, так что пейзаж был не настолько унылым, каким я ожидал его увидеть.

Все желающие — а боксёров и тренеров набралось около полусотни — уместились в один автобус. С нами был, естественно, экскурсовод, причём русский, представившийся Владимиром Сергеевичем, который бубнил в маленький, на витом шнуре микрофон:

— Иссык-Куль буквально переводится как «Горячее озеро». Любопытно, что в него втекает более 80 рек и ручейков, и нет ни одной вытекающей. Из-за этого происходит скопление солей, и вода в озере слабо-солёная, а потому непригодна для употребления ни людям, ни животным. За это в старину озеро называли Туз-Куль, что означает соленое озеро.

Рассказал он и про окружающую природу, тоже сожалея, что сейчас не май и мы не можем увидеть, как вокруг нас полыхает ковёр алых маков.

— А лучше летом съездить, можно было бы позагорать, — негромко прокомментировал сидевший перед нами с Лукичом белобрысый парень.

Боксёр, средневик, видел вчера его бой, по очкам одолел соперника из Латвии и вышел в финал. Имя и фамилию вот только запамятовал.

Широкая гладь озера показалась как-то неожиданно, когда наш автобус обогнул гору.

— Вот он, красавец Иссык-Куль, — уже не в микрофон, но достаточно громко сказал Владимир Сергеевич и обернулся к нам. — Сейчас выгрузимся, два часа у нас на прогулку на небольшом теплоходе по озеру, затем обед в пансионате, после чего возвращаемся обратно. Я смотрю, кое-кто и фотоаппарат прихватил, — посмотрел он со значением на меня. — Правильно, тут есть прекрасные места, на фоне которых можно запечатлеть себя и друзей на память.

Пансионат «АК-Жол» располагался на северном берегу Иссык-Куля, куда мы, собственно, и подъехали. У пристани на гонимых ветерком волнах покачивался небольшой прогулочный теплоходик с выведенной на белом борту голубой краской надписью «Елена». По идее все должны уместиться на палубе, правда, мест на принайтованных к бортам двух скамейках всем не хватит, кому-то придётся постоять.

Я подумал и сказал Лукичу, что лучше прогуляюсь по бережку в поисках обещанных видов для фото, и тот выразил желание составить мне компанию.

— С детства не переношу качку, — признался тренер. — Поэтому и в мореходку не стал поступать, а ведь мечтал стать моряком.

— Откуда у нас в Свердловске мореходка?

— Так я в Одессу хотел ехать, там есть мореходное училище. Глядишь, в войну на море воевал бы, а так все четыре года в пехоте. Вот этими ногами дошёл до Будапешта, там и Победу встретил.

Казаков никогда не рассказывал о войне, да никто из его учеников, включая меня, и не настаивал. Однажды лишь, на 9 мая, я видел его в костюме с десятком медалей под левым лацканом и орденом «Отечественной войны» II степени. И то Лукич как-то смутился, увидев меня.

— Хорошо, можете гулять, — сказал нам на наше предложение Владимир Сергеевич и посмотрел на циферблат своей «Ракеты». — Только далеко не уходите, к 13 часам собираемся у входа в пансионат и идём обедать.

Мы шли с Казаковым вдоль пологой береговой линии, где волны лениво наползали на прибрежный песок. Никаких скал по типу крымских, с которых можно было бы нырять в воду, не наблюдалось. В основном сплошные песчаные пляжи, где-то почище, где-то погрязнее, но в целом ландшафт был довольно однообразным. Иногда попадались деревца, кривые и невысокие. Хотя дальше от берега за одним из санаториев у подножия горы виднелся хвойный лесок. Ещё дальше по берегу слева был виден какой-то посёлок, а справа метрах в ста от берега с утлой лодчонки ловили рыбу двое мальчишек, на вид лет по 10–12.

— И не боятся, — покачал головой Лукич. — Погода-то вон какая неспокойная, и лодка у них так и прыгает по волнам.

— Да они местные, думаю, не первый раз, знают, что делают. Может, даже родители в курсе, чем они занимаются.

В этот момент с озера налетел особенно сильный порыв ветра, лодка с юными рыбаками взлетела на гребень волны и… тут же судёнышко накрыла следующая волна. А мгновение спустя мы увидели, что в лодке, явно набравшей воды, остался только один рыбак.

— Твою ж мать, а второй куда делся? — задал невысказанный мною вопрос Казаков. — Неужто смыло?

Парнишка в лодке стоял согнувшись, держась руками за борт, и всматривался в воду. Ещё и кричал что-то, но отсюда было не разобрать, что, хоть ветер и дул в нашу сторону. И тут я увидел, что метрах в пятидесяти от лодки параллельно берегу в воде что-то мелькнуло. Точно, голова!

Я тут же принялся стягивать с себя куртку, рубашку, кроссовки и джинсы. Лукич хотел было что-то сказать, да махнул рукой, мол, понимаю, что вода ледяная, да пацана спасать надо. А сам я уже не в том возрасте, так что извини.

Я бы и сам пожилого тренера в воду не пустил, ещё и его потом спасай. И без того неизвестно, получится ли парня вытащить, да и самому выплыть.

Я с разбегу влетел в воду… Ух, и впрямь ледяная! Дыхание на несколько секунд перехватило, в какой-то миг подумалось, что вдохнуть так больше и не удастся, но ничего, продышался. Часто работая руками, кролем рванул в сторону, где последний раз видел тонущего горе-рыбака.

Волны накатывали одна за другой, то и дело приподнимая меня вверх и бросая вниз. Пока доплыл до примерного места — нахлебался солоноватой воды. На очередном гребне успел осмотреться. Ага, вон лодка, паренёк на ней, лицо явно азиатского типа, что-то кричит и показывает рукой чуть правее. Понятно, значит, второй там, вот только уже и головы его не видно…