Деньги не пахнут 6 - Константин Владимирович Ежов
Он говорил мягко, но чётко, словно хирург, вскрывающий аргумент за аргументом:
– Allergan – выдающаяся компания, но её стратегия роста зашла в тупик. Эпоха, когда можно было расти за счёт безудержных инвестиций в исследования, закончилась. Настало время создавать реальную, ощутимую прибыль.
Слова ложились ровно, как гладкие камешки на дно пруда. Смысл его речи был прост – не мечты о будущем, а выгода сегодня.
Он не размахивал руками, не кричал. Лишь спокойно перечислял цифры:
– За последние пять лет "Аллерган" тратил семнадцать процентов выручки на исследования, но продажи росли всего на восемь процентов в год. "Валиант", ограничивая эти расходы до трёх процентов и скупая уже проверенные продукты, добился роста выручки на двадцать три процента и увеличения прибыли на акцию наполовину.
Голоса биржевых аналитиков, наблюдавших за трансляцией, загудели, как пчелиный рой. Цифры сверкали – неоспоримые, хищно-логичные. Акман предлагал простую сделку: обменять акции "Аллергана" на доли в "Валианте" – и вместе с ними получить билет на экспресс, мчащийся к богатству.
– Зачем держаться за бумагу с вялым ростом, если перед вами – стремительный взлёт? – именно это звучало между строк.
Каждая фраза тянула слушателей в сладкую западню, шептала в ухо: "вложи – и разбогатеешь".
Он даже предвосхитил возражения Айкана и Сергея Платонова:
– Они скажут, что такой рост невозможен. Но это всего лишь догадки. Смотрите на реальные цифры, а не на страхи.
Холодная уверенность и стальные формулировки делали своё дело. Уже через час после эфира акции "Аллергана" подскочили на двадцать два процента. Рынок откликнулся, как зверь на запах крови.
Достаточно было убедить ещё сорок одну часть владельцев акций – и победа достанется Акману.
Но в игре оставался другой участник, тот, кто не собирался позволять случиться этому исходу.
На следующий день у дверей той же студии, где ещё вчера звучал голос Акмана, зазвучали шаги Сергея Платонова. Коридоры CNBC пахли озоном и свежей бумагой, свет от мониторов холодно отражался на стекле.
У стойки регистрации его встретила женщина с ярко-рыжими волосами и лёгкой улыбкой:
– Шон? Прошу вас, сюда, в комнату ожидания.
Координатор программы – Николь. Лицо, мелькавшее однажды во время дела "Теранос".
– Николь… Мы уже встречались, верно? – произнёс он спокойно, и на лице женщины мелькнуло удивление.
– Вы… помните моё имя?
– Конечно. Такое не забывается.
На самом деле Сергей помнил всех – от операторов до ассистентов. Особенно тех, кто решал, кого пригласить в эфир.
Николь рассмеялась, искренне польщённая. Голос её прозвучал мягко, как шелест бумаги:
– У вас удивительная память! И манера говорить – прямая, открытая. Люди вам верят, это редкий дар.
– Возможно. Но камера всё ещё заставляет волноваться.
– Правда? А не скажешь! – улыбнулась она, поворачивая к коридору, где пахло кофе и светом ламп.
– Придётся привыкать, – ответил он. – Так что если вдруг понадоблюсь в эфире, звоните прямо мне. Не обязательно через секретаря. Хоть просто поговорить – всегда рад.
Эти слова прозвучали просто, без нажима, но в них скользнула уверенная нотка.
Никаких официальных заявок, никаких протоколов – только личные связи. Такие тонкие нити, что связывают людей за кулисами эфира, потом решают, кого покажут миллионам.
Пахло эфирным маслом из гримёрки, где-то хлопнула дверь, и кто-то шепнул в наушник: "Пять минут до выхода".
Новая сцена была готова. Свет зажёгся, как рассвет над городом, и Платонов шагнул в неё, зная – теперь очередь за ним.
Смех зазвенел лёгко, как бокал, ударившийся о край стола.
– Ха-ха, если продолжишь так говорить, стану звонить тебе каждый раз, когда кто-то отменит встречу!
– Звони хоть ночью. Пока ноги держат в Нью-Йорке и график не трещит по швам, приеду без разговоров.
– Правда?
– Совершенно серьёзно. Вот, держи личный номер…
Пока цифры перекочёвывали из руки в руку, лифт скользнул вверх, и стальные створки мягко разошлись, открывая путь.
– Приехали. Вернусь минут за пятнадцать до эфира.
В гримёрке пахло пластиком от новых микрофонов. Под светом ламп, отливающих жёлтым, уже сидел Беккет – генеральный директор "Аллергана". Обычно спокойный, с лицом, словно высеченным из камня, теперь он выглядел не лучшим образом: губы побледнели, пальцы теребили край бумаг, взгляд метался между столом и экраном.
– Что-то вид слишком тревожный.
– Тревожный, да…, – Беккет тихо усмехнулся, глядя в пол, где отражались тени прожекторов. – Теперь понятно, почему Акмана зовут мастером общественного давления. Смотрел его трансляцию и поймал себя на мысли – почти поверил каждому слову. Не знаю, сможем ли переиграть такого человека…
– Сможем. Сегодня не один ведь.
Беккет поднял взгляд, в котором сквозило сомнение, и после короткой паузы осторожно произнёс:
– А господин Айкан не собирается выступить на телевидении?
Скрытый смысл витал в воздухе: не слишком ли дерзко выходить против Акмана в одиночку?
Стоило задержать на нём взгляд, как он торопливо добавил:
– Не пойми неправильно, Шон. Уважение к тебе полное. Просто… твой голос сильнее звучит среди обычных людей, а не в среде акционеров и финансистов. Публика с Уолл-стрит мыслит по-другому. Против неё Акман может иметь преимущество…
Аргумент был весомым. Имя Шона действительно сияло в массах – за справедливость, за честность, за то, что шёл против гигантов. Но в глазах инвесторов, привыкших считать не сердца, а проценты, это могло выглядеть как театральная поза.
Тем не менее губы тронула уверенная улыбка.
– Общественное мнение – сила, которой пренебрегать опасно. Сделаем так, что спор о поглощении выйдет далеко за стены фондовых бирж. Пусть вся страна заговорит.
– Страна? – Беккет моргнул несколько раз, будто не расслышал.
Вопрос повис в воздухе, но ответа не последовало. Только тихое жужжание камер за стеной, запах пудры и свет прожектора, пробивающийся из-за двери, предвещали начало боя.
***
– Эфир через пять… четыре… три… две… одну!
Вспыхнули мониторы. В воздухе запахло горячим металлом осветительных приборов.
– Сегодня у нас в студии Беккет, генеральный директор компании "Аллерган", и Шон, член совета директоров и глава "Парето Инновейшнз". Господа, что вы думаете о предложении Акмана?
Сценарий был заранее прописан: первым
