41 - 58 Хроника иной войны (СИ) - Гор Александр
Старая поговорка про бодливую корову, которой бог не дал рогов, тут, к сожалению, не работала. Сил у немцев в ноябре было ещё достаточно, чтобы продолжать наступление. Да только и Красная Армия на тот момент была уже не та, что в октябре 1941 года в другой истории, которую помнит майор Лысухин. За счёт поставок из 1958 года она не испытывает недостатка в противотанковой и зенитной артиллерии, снарядах, пулемётах, миномётах и даже стрелковом оружии. Ведь, как помнил Степан Егорович, в «его» истории спешно формируемые дивизии народного ополчения вооружали «завалявшимися» на складах трофейными винтовками и пулемётами ещё времён Империалистической и Гражданской войны. А иногда и вовсе «берданками». Не так остра нехватка танков и самолётов.
А вот немцам приходится очень туго. Как и «в прошлый раз», значительную часть их войск так и не успели переодеть в зимнюю форму, и пленные рассказывают про огромное число товарищей, получающих обморожения и простудившихся после прихода настоящих русских морозов. Стрелковое оружие отказывается стрелять из-за загустевшей оружейной смазки, танки не заводятся по утрам, поскольку стартёры не в состоянии провернуть коленвал из-за загустевшего моторного масла, а самолёты — взлететь из-за высокой, в сравнении с советским авиационным топливом, температуры его замерзания. В общем, «русским помогает генерал Мороз». Как будто русские солдаты и боевая техника не страдают от холодов!
Да что там говорить? Мало, что ли, народа в батальоне Лысухина обморозило руки и получило ожоги, ремонтируя технику и разогревая двигатели и топливопроводы факелами? Сталь не выдерживает, становится хрупкой и ломкой, а люди держатся. Сбегали в медсанбат на перевязку, и снова за рычаги Т-44 или за руль Зис-355, подвозящего боеприпасы.
Командир батальона хорошо помнил, что там, в истории мира, где сейчас заканчивается 1958 год, контрнаступление под Москвой началось 6 декабря. Здесь же немцы начали удар на столицу СССР почти на месяц позже, и к 6 декабря были ещё полны сил. Как раз 6 декабря ребятам Лысухина пришлось отражать удар танков Гота на Рузу со стороны села Воскресенское. Задача была поставлена — не допустить выхода немцев к реке Руза, на восточном берегу которой заняли оборону основные силы стрелковой дивизии. Не позволить отбросить за реку стрелковый полк, укрепившийся на правом берегу на участке от Комлево до Сытьково.
Задача, в общем, вполне посильная, даже несмотря на то, что из трёх «с хвостиком» десятков танков к этому моменту в батальоне осталось двадцать две машины. Его подразделение, выполняющее функцию «мобильного противотанкового резерва дивизии», базировалось в селе Сытьково, на которое, получив сведения от разведки, и ожидали танковый удар. Но у немцев разведка тоже не промах, и они пошли в атаку через Захнево на деревушку Старо. Так что бить во фланг вражескому танковому батальону пришлось после двухкилометрового марша по перелескам.
Что удивило Лысухина, так это наличие в боевых порядках противника танка КВ и пары «тридцатьчетвёрок», используя которые немцы уже практически подавили противотанковую батарею, поддерживающую роту, обороняющую Старо. Ещё бы чуть-чуть, и замолчала бы последняя «сорокопятка», и в бой вступили бы чуть отставшие лёгкие (среди них — четыре БТ) и средние немецкие танки. Поэтому командир батальона и приказал сначала сосредоточить огонь на «Ворошилове» и Т-34, а уж потом «разбираться» с остальными и пехотой.
Атаку отбили, уничтожив все три «толстокожих» трофея, ещё девять боевых машин врага и до роты вражеской пехоты. Но потеряли одну свою, подставившую борт под выстрел «тридцатьчетвёрки». В общем, задачу выполнили, но стрелковую роту, потерявшую до трети личного состава и почти все противотанковые ружья, уже по темноте отвели за реку. Видимо, командование дивизии посчитало, что следующего удара та не выдержит, а срочно прислать пополнение не представляется возможным.
Немцы тогда действовали методично, выдавливая подразделения полка, окопавшегося на правом берегу Рузы. Уже на следующий день завязались двухдневные бои за Брыньково южнее Сытьково, потом были удары на Горки и Комлево, которым танковый батальон уже не мог помочь, а там пришла очередь и самого Сытьково, которое стрелковый батальон при поддержке Т-44 держал тоже двое суток. Переправа по льду реки, укреплённому политыми водой брёвнами, и метание уже вдоль левого берега Рузы, чтобы поддержать огнём полки и батальоны, вцепившиеся в него.
Находящийся в полукольце Можайск и Рузу, в отличие от Волоколамска, удалось удержать. Пусть оба города и превратились под огнём немецкой артиллерии в руины. А когда натиск немцев начал ослабевать, бригаду отвели на пополнение в тыл, в Звенигород. Так что на начало контрнаступления 1-я Уральская добровольческая находилась в полусотне вёрст от линии фронта.
— Но это ненадолго, — уверял командиров генерал-майор Брунов, командир 1-й добровольческой. — Скоро придёт и наш черёд вступать в бой.
Его выступление было приурочено к награждению наиболее отличившихся в ноябрьских боях красноармейцев и красных командиров. Увы, но кое-кого посмертно.
Вручил Брунов орден Красной Звезды и комбату Лысухину. «За успешное руководство батальоном в ходе оборонительных боёв и проявленные при этом личные мужество и героизм». Теперь не стыдно и тулуп расстегнуть, встречаясь с местным населением. Не стыдно ещё и потому, что Красная Армия, наконец-то, гонит оккупантов, а не пятится на восток. Ведь уже и не припомнит Степан Егорович, сколько раз он обещал простым людям, что их оставляют «под немцем» ненадолго, и совсем скоро придёт время, когда погонят гитлеровцев туда, откуда они пришли. С чистой совестью обещал, поскольку не только верил, но и ЗНАЛ, что всё будет именно так. Но всё равно стыдно было.
Контрнаступление началось 18 декабря ударом на практически всём протяжении линии, которую держал Западный фронт. В Звенигороде не было слышно канонады, но поступающие в городские госпитали раненые, рассказывали, что на участках прорыва сосредоточили огромное количество артиллерии, включая реактивную.
— Гремело так, что оглохнуть можно было, — делились те «ходячие» с которыми удалось пообщаться.
Уже к вечеру первого дня Совинформбюро сообщало о продвижении на ряде участков на 10–15 километров. Потом прошло сообщение об освобождении Волоколамска на севере и Венёва на юге. Верея, Малоярославец, Медынь… Радио сообщало о десятках тысяч пленных, тысячах захваченных автомобилей, сотнях артиллерийских орудий и миномётов, десятках танков.
На этом фоне почти никто не обратил внимание на краткое упоминания о тяжёлых, кровопролитных боях на Ишуньском оборонительном рубеже в Крыму. Но Лысухин насторожился. Ему доводилось отдыхать в Евпатории, и он прекрасно помнил плоские, как ладонь, северокрымские степи, виденные из окна поезда, где просто не за что уцепиться обороняющимся. Если наши не удержатся на Перекопе, то что, опять оборона Севастополя и «Крымская катастрофа»? А как же укреплённые позиции, создававшиеся маршалом Будённым, о которых рассказывал замполит бригады?
Уже 22 декабря поступил приказ на переброску пополненной бригады на фронт, в те же самые места, где они отступали всего полмесяца назад, и майору стало не до мрачных мыслей о Крымском фронте. О переброске к Рузе и Можайску, с которого уже снята угроза окружения.
Уже оказалось освобождено Воскресенское и соседние с ним Константиново и Клементьево, уже стрелковые дивизии, стоявшие в обороне по реке Руза, вышли к Москве-реке, меняющей в районе Можайска направление течения с юго-восточного, на северо-восточное. И бригаде, после переправы на её правый берег, нужно было наступать на юго-запад, чтобы перерезать немцам пути отступления по Минскому шоссе из-под Можайска к Гжатску.
Фрагмент 27
* * *Ещё 1 декабря посол СССР в Лондоне Иван Михайлович Майский записал в дневнике: «Еду в Москву. Буду сопровождать Идена и участвовать в переговорах! Ура!» Но советское руководство по причине напряжённой обстановки на фронте попросило отложить отплытие крейсера «Кент» на 7–8 дней. В итоге прибытие делегации в Мурманск, планировавшееся на 12 декабря, оказалось отодвинутым на 19 число. И за это время произошла целая цепь важнейших событий.
