Назад в СССР 6 - Рафаэль Дамиров
– Из Москвы звонили, по Горину. Понимаешь, у него репутация кристально чистая была, отец фронтовик, герой войны. В общем, давят на нас, Андрюш…
– Не понял?
– Боюсь, как бы тебя крайним не сделали.
– Дело у тебя, закон, что дышло.
На такие мои шуточки Галина нахмурилась, конечно. Впрочем, она и до этого не улыбалась.
– Пока у меня, но могут изъять из производства, если что-то не понравится. Просто, видишь, какое дело. Мент продажный – это для Союза ещё сносно звучит, хоть и неприглядно. А продажный прокурорский работник, который за соблюдением законности блюсти должен, да еще и несостоявшийся убийца – сам понимаешь, катастрофа в масштабах страны.
– Ты думаешь, системе проще сделать виноватым меня?
– А ты как сам считаешь?
– А я пока в справедливость немного верю… Это все ваши подковерные игры. Думаю, прокурор города руку приложил. Может, и он с Сафоновым заодно.
– Может, и так, – Галя вздохнула и отрешенно посмотрела в окно, будто хотела вырваться на свободу, на улицу, – только что я сделаю? Я человек под приказом. Что скажут, то и выполняю.
– И меня арестуешь, если прикажут?
– А что делать? Откажусь – дело из производства заберут, другому, более сговорчивому всучат. Уж лучше ко мне на допросы будешь ходить. Вместе думать будем.
– Все так плохо? И сколько мне гулять осталось?
– Не знаю… Думаю, что завтра-послезавтра за тобой уже конторские придут.
– Что ж. Спасибо, что предупредила…
– Я вот, что подумала, ты схоронись где-нибудь. На работу ко мне не ходи. Связь будем держать по телефону. Никто не подумает, что ты мне на рабочий звонить будешь.
– Спасибо, Галь. Не забуду…
– Не за что. Я ведь знаю, что до истины только ты докопаться сможешь. За Глеба Львовича, за себя… А из СИЗО ты ничего не сделаешь. Лучше в бегах, так хоть руки развязаны будут.
– Ты как всегда права. За меня не волнуйся. Есть у меня надежное местечко, где бурю переждать можно.
– Отлично. Адрес только мне не говори. Не дай Бог, случится что с тобой, и меня винить будешь…
– Адрес я никому не скажу. Я теперь волк-одиночка. Как раньше…
– Когда – раньше?
– Да было время…
Как ей всё объяснить? Ни к чему и пытаться.
– Береги себя, Андрюш…
– Прорвемся. Ты мне телефон свой напиши. И домашний, на всякий случай. Если конторские тоже завязаны, то этот проверить надо будет, может, уже на прослушке. И адрес свой домашний. Да не ручкой пиши, женщина!
– А что такое? – удивилась Галя.
– А то, что если меня возьмут с писулькой такой, на тебя подозрение тоже упадет. Почерк-то твой окажется. На машинке пишущей текст набей. К такому не подкопаешься. Мало ли, где я его отпечатал.
– Так запиши своей рукой.
– Не работает пока еще. Мелкая моторика не восстановилась.
– Ясно, – Галя быстро набила на модной электромеханической машинке с шильдиком «Ятрань» нужную мне информацию. – Готово… Только домой ко мне звони в самом крайнем случае. Все-таки муж у меня…
– Так он, вроде же, груш объелся?
– Другого пока нет, – тяжко вздохнула следователь, будто что-то вспомнила.
***
Из прокуратуры я вышел с поганым настроением. Мало того, что сам теперь под прицелом, еще и Сафонов по убийству фарцовщика не при делах оказался. Вот этот эпизод выбивался из моей концепции. Теперь ясно, почему Горин опознал Гребешкова. Сказал, что дело по его убийству у него сейчас в производстве, когда я Галине при втором моем визите в прокуратуру фотокарточку убитого ей показывал. Получается, смерть спекулянта ни с фарцой, ни с темными делишками власть предержащих не связана. Кстати, молодой следак еще сказал тогда, что убитый к Дубову приходил. Два раза… Блин. Ни хрена не понимаю. Он же должен был быть в курсе, что Сафонов фарцовщиков крышует. Ведь Сафонов же послал его меня убить. Или нет? Блин… Совсем меня запутали, коррупционеры хреновы.
Но Демьяна из ревности прирезали, это факт. А не из-за его заявления на тогдашнего главу участковых. И все-таки это не критично. Один кирпичик выпал из моих выкладок, остальные на месте. Пазл пока и без этого складывается.
***
Я забарабанил по двери. Три длинных, два коротких стука. Наш старый условный сигнал. За дверью тяжелые шаги. Щелчок замка и скрип старых петель.
– Привет, тезка, – улыбнулся я, глядя на Медведева. – На побывку бойца примешь?
– Опять? – скривился тот, но посторонился и внутрь меня пустил. – За что меня Бог наказал? Я теперь всю жизнь ментам помогать буду, что ли?
– Не гунди. Там, – кивнул я наверх, – все тебе зачтется.
– Не верю я в рай, Курсант.
Я всё ещё стоял в ботинках, не торопился вторгаться.
– Да какой на хрен рай, я про суд верховный РСФСР. Если нас повяжут, судиться будем до победного, до последней инстанции, так сказать. Местные суды по указке работают. Им веры нет. Жалобы будем выше кидать.
Медвежатник ухмыльнулся.
– А верховный не по указке работает? Скажи еще, по Конституции.
– По указке, только таких же, как они, – я снова кивнул наверх. – Для них мы сошки маленькие, и если сильно шуметь не будем, то будет шанс выкарабкаться.
– А ты уже нас под приговор записал? – Медведев хмуро поскреб рубленный подбородок.
– Нет, что ты. Мы еще повоюем. Просто от тюрьмы и от сумы, как говорится. Лучше смотреть на два шага вперед, чем в розовых очках щеголять.
– Ладно, заходи, располагайся. Что такой замученный? Морда, как у уголовника в бегах. Рассказывай, что опять стряслось.
– Это непременно, – я достал бутылку водки из-за пазухи. – Обсудить надо все обстоятельно.
– А, ну так бы сразу и сказал, – довольно прокряхтел шубник.
Глава 23
Бум! Бум! Бум! Непонятный стук отдавался в голове. Спросонья я не понял, что за кипиш. И какого хрена в такую рань? Черт!
Открыл глаза и понял, что, судя по солнцу за окном, уже ближе к обеду, скорее всего.
Осмотрелся. Серый потолок навис угрюмыми разводами. Подо мной скрипит грубая, как кожа старого носорога, обивка древнего дивана. Где я?
А, точно… У Медведева в гостях. Однако, зря мы вчера в магазин
