Первый шаг Некроманта. Том 3 - Илья Рэд
— Как мотыльки на огонь?
— Именно, — кивнул Радмир.
— А почему тогда простые Бреши их не притягивают? Чем эта так особенна?
— Потому что они дар Клирикрос, — священник осенил себя крёстным знамением и прочитал короткую молитву, едва шевеля губами. — Он смилостивился над нами и указал путь. Больше я ничего не могу сказать, некромант.
Перед тем как уйти, я оглянулся.
— Вы разве не будете закрывать её?
— Нет. Придём потом.
— Ясно.
Не став навязываться, я помог дотащить раненного до деревни, где ему была выделена телега и теневики укатили восвояси.
— Я так понял дело дрянь, командир? — спокойно спросил Бес, когда мы все вместе стояли и смотрели, как исчезает за горизонтом повозка. На удивление бухарец был серьёзен.
— Нам тоже пора возвращаться, — ответил я. — Впрочем, ты можешь остаться — вы мне в городе не нужны. Если что пришлю Мамона.
— Соловей? — спросил своего другана Бес.
— Да я на всякий случай побуду здесь, — кивнул лучник.
— Тогда и я тоже, — пробасил паладин. — Не хочу оставлять этих пустобрёхов, а то проспят тревогу.
— Джон?
— Да, мы все останемся, езжай, Артём.
Все понимали сейчас важность деревни Рогаткино. Если мы уйдём в полном или частичном составе — на неё тут же нападут в отместку за наши деяния, а грех на душу никто не хотел брать. В этом плане я гордился своими ребятами — растут на глазах.
Попрощавшись, я укатил договариваться об оплате лечения Ломоносова. Положенная ему неделя подошла к концу, и я со спокойной душой подъезжал к госпиталю, ощущая тугую пачку ассигнаций.
— Вот, ещё на неделю, — протянул я тридцать пять тысяч директору заведения, некроманту шестого шага.
Тот передал их своему секретарю и велел всё оформить. Через десять минут мне вручили бумажку с печатью, и я ненадолго заглянул в палату к Ивану.
Тот лежал всё так же неподвижно, грудь вздымалась и опускалась. Он был помыт, причёсан, кожа светилась здоровьем. Немного схуднул, но, пролежи любой в коме, эффект был бы такой же. Обмен веществ всё равно замедляется. Ломоносова переодели в хлопковую длинную рубаху белого цвета. Рядом стоял кувшин с водой, на полу неподалёку судно, а на тумбе маленький ящичек с набором всяких трав и медицинских порошков.
Также я заметил свечной огарок и слепленного из глины человечка с синей треуголкой на голове. Я взял фигурку и смог даже различить на ней вырезанные детской рукой очки. Те, кстати, тоже лежали на столе, правда, их покрыл слой пыли. Я не знал, как себя вести в этой ситуации. Хотелось срочно бежать делать дела, но чувствовал, что надо что-то сказать ему.
— Не сдавайся, брат, — поправив ему подушку, я аккуратно вытер сухой тряпочкой стёклышки и положил очки обратно. — Я тебя вытащу, обещаю.
Сзади послышались шаги, и скрипнула дверь.
— О, а какое совпадение, Артём Борисович, — сказал знакомый голос, когда я отпустил плечо Ломоносова и выпрямился, — а я как раз хотел попросить пани Жмудскую осмотреть вашего друга, — растянувшись в улыбке, произнёс Якоб. — Сюда извольте, — он отошёл в сторону, приглашая гордую даму в чёрных мехах внутрь.
Она высоко держала подбородок и, чуть скривив нос, посмотрела на лучшую палату в городе как на вонючий свинарник. У неё была очень короткая причёска карэ, с ушей свисали ониксовые серьги-капли, а на обнажённой шее красовалось жемчужное колье.
Лицо у аристократки отдавало бледностью, но на щеках там, где положено, лежали румяна. Имелся тонкий прямой нос, строгие линии бровей, явно чем-то подведённых, а также большие серые глаза.
Если бы не её холодный жёсткий взгляд, я бы дал восемь из десяти, но всё портила эта мелкая деталь. С такой внешностью девушки должны быть чистыми в помыслах и на делах, а эта тётя явно расчленила не один десяток людишек, прежде чем достигнуть восьмого шага в некромантии. Правая кисть у неё была свободна от длинной белой перчатки, так что она снисходительно мне её протянула.
— Барон Артём Барятинский? — подняв бровь, спросила она.
Я мимолётом посмотрел на бархатную кожу её плеч, прикрытых чёрным боа, и быстро поклонился.
— Добрый день, пани Жмудская, а это ваш спутник? — не дождавшись её ответа, я подошёл к слащавому юноше-блондину, державшему перчатку своей госпожи, и горячо пожал ему руку.
От моего прикосновения он даже дёрнулся и вылупил глаза. К слову, они у него были подведены кругами усталости и недосыпа, а сам он выглядел измождённым после долгого пути из Воркуты. Стекающая по его виску капелька пота подтверждала эти мысли.
— О нет, это мой слуга, Войцех. Странно, что вы, барон, совсем не разбираетесь в этикете, — заметила он и прошла вглубь комнаты. — Впрочем, я слышала вашу историю от графа. Звучит как чудо, вот только верится с трудом.
Пильняк тут же поднёс ей стул, и женщина чуть заметно коснулась подушечками пальцев кисти Ломоносова. Вся комната погрузилась в молчание. Минут через пять Ваня забился в конвульсиях, а некромантша встала, и не думая снимать приступ. Я позвал проходившего мимо сотрудника госпиталя, и тот выполнил мою просьбу.
Рената, не оборачиваясь, требовательно отвела руку вбок, и Войцех тут же услужливо шмыгнул мимо меня, чтобы вложить в ладонь панночки чистый платок, смоченный заклинанием воды. Она с каким-то остервенением вытерла то место, которым коснулась Ивана и поспешила на выход. Платок, естественно, был выброшен на пол.
Я закатил глаза и покачал головой вслед. Пильняк показал взглядом на дверь, и далее все прошли в его кабинет.
— Значит так, — повернувшись ко мне, перешла в атаку пани Жмудская. — Я знаю, что с ним и могу даже помочь, хотя мне и… — она хотела сказать «неприятно», но всё же сдержалась, — будет это стоить некоторых усилий и не только моих.
— Я достану вам Неклюева.
— Нет, барон, ты меня не понял. Кто ты такой, чтобы я тебя ждала? Мой отъезд — завтра. На один вечер, так уж и быть, задержусь. Не могу же я пропустить приём у давнего друга? — она смягчилась и невольно улыбнулась Пильняку, наклонив голову вбок. — У тебя сутки, чтобы передать графу пленника. Делай что хочешь, хоть задницу вылижи этому Бенкендорфу. Не справишься — твой холоп всю жизнь будет ходить под себя. Яша, прогони его,
