Поступь Империи (СИ) - Ланцов Михаил Алексеевич
Супруга улыбнулась.
Она и ожидала от Алексея услышать что-то подобное.
Серафима своими глазами видела, как он заботился о народе. Не раздачей милости. Нет. Он пытался помочь им всем жить лучше своим трудом… своим умом. Что было не в пример лучше, ценнее и глубже.
Женщина ведь вела весьма насыщенную переписку с людьми из Ирана. Разными. С братом. С тетей. С рядом богословов, которые охотно вступили с ней в переписку, хотя в свое время и фыркали.
И она рассказывала им про мужа и его дела. Про то, что он не чурается общения с простыми людьми. И даже специально выискивает способы для него, в обход сановников. Про его мысли и усилия.
Не шпионя. Нет. Ибо никаких секретов супруга она не выдавала. Просто обычные «кухонные» разговоры в эпистолярной форме.
Получая при этом обратную связь.
Разную.
И чем дальше, тем больше рост интерес тех богословов к Алексею. Он их увлекал как феномен. И они искали ответы на вопросы: кто он и как так получилось? Точно так же, как поступали и в Патриархате, и в Святом престоле. Ведь вопрос-то остался висеть в воздухе. В то время Алексей как аномалия становился все ярче, все сильнее влияя уже не только на Россию, но и на весь мир.
Кто-то находил в нем проявление происков нечистого.
Кто-то — божественного провидения.
Но ни одна из конфессий не оставалась к нему равнодушной. Сходясь в том, что царевич — человек поистине неординарный, прикоснувшийся к чему-то запретному… тайному, изменившему его…
Серафима молчала, продолжая делать легкий массаж.
Ее муж тоже молчал, прикрыв глаза.
Да и граммофон замолчал, закончив проигрывать пластинку.
А перед ними на столе лежали комиксы. Много. Разные. В них были изложены в картинках приключения самого разного толка.
Тут имелся и Роман Коробов в роли русского Робинзона Круза, что путешествовал по дальним морям. И сыщик Феликс Алексеев, применявший дедуктивный метод не хуже Шерлока Холмса, ну и, заодно популяризирующий научно-технические новинки. И неунывающий поручик Ржевский подававшийся как этакий Джеймс Бонд и Казанова, который не пропускал ни одной юбки. И гениальный инженер Путилов, и армейский майор Кром и так далее. Нашлось место даже для неунывающего и мужественного командора летательного аппарата, непрерывно терпящего бедствие то тут, то там…
Звякнул колокольчик, сообщая о прибытии лифта. И где-то через минуту зашел Голицын.
— Ох, прошу прощения, — произнес он, увидев Серафиму и Алексея. — Секретарь…
— Да не обращай внимания, — вяло произнес царевич. — Ты редко заходишь без дела. Что-то случилось?
— Август Сильный преставился.
— Сам?
— Неясно.
— То есть, есть подозрения?
— По слухам — отравили.
— И кто же? Неужели пруссаки отличились?
— Злые языки болтают, что сами магнаты подсуетились.
— А сам что думаешь?
— Могли. И повод имелся. Им обострение с нами не с руки. Да и вообще — Август вел слишком авантюрную политику.
— Тебе не кажется, что последнее время стали часто умирать монархи? Филипп Испанский, Иосиф Австрийский, Август Польский… Кто следующий?
— Ты Людовика Французского забыл.
— Ну да, конечно, — покивал царевич. — Падеж какой-то, тебе не кажется? Они все за год отошли, не так ли?
— Просто совпадение.
— Однако же Филипп и Август оказались убиты.
— По разным причинам разными людьми.
— Иосифа, кстати, тоже могли прибрать.
— Так он же от оспы умер.
— Что мешало его ей заразить? Например, одежду, которую он носит, пропитать жидкостью из нарывов.
Голицын задумался.
— Людовик, — продолжил Алексей, — только от старости ушел. Вроде как. Но тоже есть вопросы. Больно вовремя. Тебе не кажется?
— Ты считаешь, что их всех убили?
— Есть у меня такие подозрения… — кивнул Алексей. — Все жду, когда уже и меня приберут.
Руки Серафимы дрогнули от этих слов.
— Что ты такое говоришь⁈ — воскликнул Голицын.
— Ты не хуже меня знаешь, что я как кость в горле у многих. Особенно у аристократов.
— Только благодаря тебе многие из них крепко разбогатели.
— Начав напрягаться. А человек ленив. Я отлично знаю, что многие из них хотели бы жить по-старому, но с новыми богатствами. Трудовой кодекс тот же отменить, право крепостное вернуть и прочие чудеса наворотив.
— Такие глупости только старики и говорят. Да и то — очень немногие. Большинство же за тебя сами кого угодно растерзают. Ты — их будущее.
— Грустно, если так, — равнодушно произнес Алексей. — Ты даже не представляешь, как я устал. Двадцать лет назад я начал упорно учиться и трудиться. Двадцать лет. Представляешь? Хотя кажется, что это произошло вчера. Да… Почти без выходных и отпусков. Иной раз и поспать толком не мог.
— Так брось все, Алексей Петрович, да поспи. Отдохни.
— А дела? Кто их делать будет?
— Как-нибудь справимся. Вон — помнишь, ты на Уральский камень ездил. Справились же. И когда в посольство в Иране отправлялся — как-то управились. Чай не совсем дурни.
— А если привыкну?
— К чему? — удивилась Серафима.
— К ничего не деланью. — улыбнулся Алексей. — Разленюсь. Наберу вес. Буду читать книжки, пить чай и наслаждаться красивыми видами. Или вообще жить поеду куда-нибудь на острова.
— Ты сам-то в это веришь? — хохотнул Голицын.
— Нет. — грустно произнес Алексей. — Но иногда так хочется. Куда-нибудь на Гавайи уехать, чтобы подальше от цивилизации. Там море, вкусная еда, красивые женщины… — руки Серафимы сжались сильнее, даже слегка обозначив коготки. Царевич же продолжил, удовлетворенной этой шуткой, которая стала заходить слишком далеко: — Понимаю — глупость, сам не усижу, да и дико там слишком. Однако… Ладно, давай вернемся к делам. Август умер. Там уже новые выборы начались?
— Можно и так сказать.
— И какие кандидаты?
— Меньшая партия стоит за сына Августа — Курфюрста Саксонии. А большая — за тебя.
— ЧЕГО⁈ — аж привстал царевич.
— Тебя выдвигают на престол. Я потому и пришел.
— Отец знает?
— Он и выдвинул. Его и поддержали.
— А… мне чего не сказали?
— Так… — виновато развел руками Голицын, — государь не велел. Пока не станет ясно, что магнатам ты ко двору придешься.
— На кой бес я им сдался?
— А почему нет? Среди кого им выбирать-то? Ну вот — сын Августа Сильного. Юный правитель Саксонии. Он откровенно проблемный. Грезит военными успехами и славой даже больше отца. А силенок у него у самого, как оказалось, небогато. Кого-то из магнатов кликать? Там снова передерутся, как и прежде. Французов? У них никого подходящего нет. У Габсбургов тоже. Строго говоря, кроме тебя только отца твоего приглашать.
— Вот его пускай и выбирают.
— Так ему и предложили. Он отказался и выдвинул тебя.
— Ну, здрасьте… А я что, самый крайний? И так делами завален с головой. Теперь еще и эти Авгиевы конюшни чистить. Он серьезно?
— Более чем. На словах просил передать, что кроме тебя никто не справиться. Дела же по России ты давно отладил. Личного участия твоего кроме как для контроля особо и не требуется.
— Перестану за ними всеми присматривать — чудить начнут. Сам же понимаешь.
— Понимаю. Но упускать такую возможность нельзя. Это же…
— Это шанс присоединить Западную Русь относительно бескровно.
— Да. — кивнул Голицын.
— Только относительность эта условная. Там ведь добрую половину шляхты нужно под нож пускать, как и магнатов. Они же невменяемые.
— Ты им об этом не говори, хорошо? — улыбнулся Голицын. — Потом. Как изберут, займешься. А пока лучше не стоит. Спугнуть их сейчас — значит в будущем втравить Россию в серию войн.
— Проклятье… — процедил Алексей.
— И подумай, чем их завлечь сможешь. Соблазнить. Так, чтобы шляхта за тебя проголосовала.
— Предложу им всем эцих с гвоздями. — буркнул царевич.
— Что, прости?
— Не обращай внимание. Передай отцу, что я подумаю.
