Злая Русь. Пронск - Даниил Сергеевич Калинин
Правда, густо летит и ответный поток монгольских стрел — и те тоже неизменно ранят или убивают ратников-ополченцев… И все же у последних на стене много укрытий, гораздо больше, чем у ворога! И потери их пока что значительно меньше…
Но покуда идет бой между лучниками, многие татары разных племен и родов — будь то хорезмийские гулямы, уцелевшие мордуканы, спешенные кипчаки — уже преодолели гребень вала, миновали насыпь и спускаются ниже, в ров между рубежами обороны орусутов. У насыпи, правда, они потеряли многих — очень многих! Ибо пока перелезали через нее, из защиты располагая лишь собственными щитами, сильно замедлились и потратили много времени, подставившись под срезни орусутов. И те не сплоховали, били часто и дружно, раня и убивая нукеров… Но чем ниже спускаются теперь татары, тем меньше стрел летит в их сторону! Приободрились поганые, тащат с собой лестницы в надежде, что скоро уже поднимутся на частокол — и тогда все, падет вражья крепость!
Но вот уже и свежий лед на дне рва. Из гладкой поверхностью которого во многих местах торчат куски тел павших при прошлом штурме гулямов — вмерзших вперемешку, в самых причудливых позах… Только вчера они погибли! Однако сильный жар от горящих стен еще вечером растопил снег, покрывший вал — и тот грязными потоками стек на дно перибола, чтобы уже здесь замерзнуть, поверх тел убитых… И невольно замирают нехристи, пристально рассматривая павших соратников с мистическим ужасом, вспоминая пугающие рассказы про «злую» землю орусутов — вот, даже тела вчера убитых лишь за одну ночь поглотил лед!
Далеко не все нукеры поняли, что именно произошло — зато у многих захолодели сердца от недобрых предчувствий…
И как оказалось, не напрасно.
Ибо стоял на стене, до поры укрывшись за щитом-заборолом воевода Ратибор, потерявший по крови племянника, а по сути сына. Исподволь догадывался уже немолодой муж, что в роковой день гибели Захара отзвук именно его рога услышал он тогда на реке… Но как бы ни сильна была родительская боль, Ратибор понимал — в тот горький, страшный миг он уже ничем не мог помочь храброму тысяцкому, воспитанному им самим настоящим воином и доблестным мужем! Захар сделал свой выбор, задержав тумену — но вступи с ней в бой отряд воеводы, так целиком бы и сгинул, ни племянника не выручив, ни осажденному граду помощи не оказав…
Но сейчас-то вои воеводы были уже в Пронске, встречали ворога на стенах — и за стеной! И когда татары, спешащие вниз, поравнялись с заранее выставленными метками, взревел яростно Ратибор, обращаясь к ожидающим своего часа лучникам — сотням лучников, замерших у подошвы тына!
— Бей!!!
Взмыли в воздух срезни — пять сотен срезней! — что в одно мгновение перелетели частокол, а в следующее смертельным градом хлестнули по атакующим! Не успели те среагировать на опасность, не поняли, откуда вдруг рухнули на них сотни гудящих в воздухе стрел — и даже поднятые над головами щиты спасли немногих… Ибо находила оперенная смерть свою цель, ударив в грудь или живот, или даже в ногу, сбив наземь вопящих от боли поганых …
Всего этого кюган Годжур уже не видел, не мог видеть. Зато он неотрывно следил за тем, как мерно приближается к внешнему валу единственный вихревый камнемет, как замер он на месте, за две с половиной сотни шагов от земляной насыпи. Как принялись суетиться вокруг порока китайцы, готовясь обрушить каменные валуны и вымоченные в воде деревянные чурбаны по воротам тына… И вдруг изумленный кюган разглядел, как сразу три горящих снаряда, оставляя в воздухе племенные росчерки, устремились к катапульте со стороны орусутов! Правда, всего один попал в камнемет, второй и вовсе ткнулся в землю — а вот третий пронзил насквозь живот, сшиб с ног и пригвоздил к земле нукера из обслуги… Только тогда Годжур понял, что снаряды эти есть короткие метательные копья, называемые орусутами сулицами. Что метают их станковые стрелометы, и что вчера один из них уже принял участие в бою, сумев поджечь первый порок… Понял, и тут же послал гонца-туаджи к китайцам, с приказам отступить, вывести катапульту из-под обстрела врага!
Но было уже поздно. Прошло всего несколько секунд — и вновь три пламенных росчерка устремились к камнемету, и в этот раз уже два зажигательных снаряда попали в цель! Причем один из них — в тросы, самое уязвимое для поджога место… Занялось пламя на джутовых канатах, корчится на земле раненый также в живот китаец, сбитый с ног третьим дротиком… Засуетилась обслуга, ведомая храбрым нукером, схватилась за тросы — да резко дернула их на себя, отправляя в полет первый валун, и стряхнув попавший в канаты дротик! Радостно забилось сердце Годжура, пообещал он себе наградить смельчака, сумевшего организовать растерявшихся китайцев под вражеским огнем! Но уже вновь полетели горящие сулицы в камнемет… Правда всего две — но обе они ударили точно в тросы!
И как же быстро расцвел в этот раз пламенный цветок на джутовых канатах — быстро и необратимо…
Прикрыл глаза кюган, не желая видеть погибающий в огне порок, да сдерживая свои чувства и приводя мысли в порядок. А размежив веки, он улыбнулся — как хорошо, что вчера лишь один стреломет у врага был, и что так далеко он не разил! Точнее разил — но только с маковки самой высокой, надвратной башни… Сегодня мастера орусутов довели его до ума, да еще и новых пороков построили — а будь вчера у них столько же стрелометов, разве удалось бы сжечь ворота да проломить стены поверху, чтобы лестницы к ним приставить?! Нет, ничего бы ни вышло — и не было бы сегодня у темника ни единого шансов взять непокорный град!
Потому так легко принял потерю порока Годжур, что не сильно и надеялся он разбить ворота второй стены — все больше полагался на храбрость нукеров, которым некуда уже отступать, да многочисленность штурмовых лестниц. Их уже приставляют к тыну — под частыми залпами вставших за частоколом воев с мощными составными луками, да неся от срезней орусутов большие потери… Правда, теперь татары сцепили щиты над головами — но видя это, приказал Ратибор бить стрелами с долотовидными наконечниками,
