Алексей Замковой - Лесной фронт. Благими намерениями…
— …если и попытаться, то только за городом. Функ из Ровно практически не выезжает. — Александр замолчал примерно на минуту. Видно, что он напряженно что-то обдумывает. — Зато, Кох часто мотается в Берлин и обратно. Но… Он ездит с такой охраной, что его захватить – тут даже роты не хватит. В Ровно он прибыл-то как! Его целая рота мотоциклистов, две танкетки, да еще несколько легковых авто сопровождали! И потом, даже если все получится, немцы просто окружат весь район, где будет происходить обмен, и вы, потом, из кольца никак не выйдете.
Снова повисло молчание. Я напряженно думал, определяя плюсы и минусы плана с заложниками. Александр тоже сидит, уставившись в столешницу пустым взглядом – напряжение мысли у него ничуть не меньше моего.
— Давайте сделаем так, — заговорил он настолько неожиданно, что я, погруженный в свои мысли, чуть не подпрыгнул, — мне надо съездить в Ровно и кое с кем переговорить. А потом – вернусь, и обсудим все еще раз.
В Ровно я его, конечно же, отпустил. Понятно, что Александр хочет посоветоваться с руководством подполья по моему вопросу. Да и вообще – решить, как быть с нами дальше. В любом случае, мне это только на руку. Честно говоря, после этого разговора, после того, как я осознал, что задача, которую я себе поставил, находится на грани невозможного и освободить своих товарищей, скорее всего, не получится, я оказался в полной растерянности. Что делать дальше – полностью непонятно. Можно, конечно, снова уйти в леса и продолжать кусать, по мелочи, немцев и полицаев. Однако, с теми ресурсами, которыми я сейчас располагаю, вряд ли у нас получится даже такая операция, как уничтожение аэродрома, которое я наблюдал в первые дни, после того, как попал в прошлое. Даже пулемета – и того нет! Кроме того, не лето ведь сейчас. У нас в лесу ведь нет никакой подготовленной базы. Рыть землянки сейчас – думаю, мы окоченеем раньше, чем прогрызем замерзший грунт. А зима обещает быть холодной… В общем, на связь с подпольем и, возможно, присоединение к нему, я возлагал очень большие надежды. Даже если они не помогут раздобыть документы и обосноваться в городе – ведь, может быть, дадут контакты каких-нибудь загородных явок, где можно остановиться. Плюс, координация общих действий – тоже немаловажный фактор.
Прошло шесть дней. Я уже практически разуверился в том, что Александр вернется, и всячески корил себя за то, что отпустил его, не выспросив никаких других контактов ровенского подполья. Мало ли что с ним могло случиться. Может Александр не дошел до Ровно или, войдя в город, был снова арестован… Может он просто решил не возвращаться или руководство подполья решило, что с нами лучше не иметь дела… Все может быть. Даже то, что Александр, на самом деле, никак не связан с подпольем, а просто вешал мне лапшу на уши. Впрочем, в последнее я не верил. Но на четвертый день оказалось, что все мои страхи – напрасны. Правда, явился к нам не сам Александр, а какой-то чумазый пацан, лет двенадцати, одетый совсем не по погоде.
— Дяденька, у вас можно погреться? — тоненький голосок звучал так жалко, что отказать в просьбе было не смог бы и самый черствый человек.
— Заходь, малый! — Гац, открывший дверь на стук, посторонился еще до того, как я успел открыть рот. — То ты ж замерз весь! Шо ж за часы кляты – диты, майжэ[5] голи, зымою ходять…
Мальчик быстро прошмыгнул внутрь и пристроился у огня, потирая замерзшие руки. Кто-то сунул ему кружку с кипятком.
— Ты что здесь делаешь, мальчик? — спросил я, присаживаясь рядом. — Заблудился?
— Мне дядя Саша велел к доктору, Максиму Сигизмундовичу, в Тучин идти. Вот, я решил срезать дорогу…
"Дядя Саша" – это, должно быть Александр, сообразил я. А Максим Сигизмундович – вон он, в углу спит. Это что – конспирация у них, подпольщиков такая? Вроде, если чужие люди здесь, то не догадаются о чем речь? Я заметил, что Гац снова открыл рот, покосившись на доктора.
— Болеет твой дядя Саша, что ли? — быстро спросил я, опережая Василия. — Далеко ведь до Тучина! Ближе доктора не нашлось?
— Не-е-е… — протянул мальчик. — То – родич его. Дядя Саша велел о здоровье справиться, спросить – может помощь какая нужна.
— Так давай прямо сейчас и спросим. Вон твой доктор лежит! Якоб, разбуди Максима Сигизмундовича!
Доктор проснулся от первого же толчка в плечо, но никак не мог понять, что же от него хотят. Пользуясь заминкой, мальчик тут же, с пулеметной скоростью, затараторил.
— Ой, вы и есть Максим Сигизмундович? Вот удача-то! А я уж думал, что еще не пойми сколько верст по морозу ногами идти! Вам привет от дяди Саши! Помните такого? Вы у Сосенок с ним встречались, помните?..
Поток слов не прекращался, наверно, минуты три, а то и все пять. Под конец, слушая этого мальца, я уже настолько запутался, что не понимал вообще ничего. Сознание зацепилось только за две вещи "Максим Сигизмундович" и "Сосенки". Остальное, на мой взгляд, было вообще полным бредом, предназначенным только для того, чтобы отвлечь внимание от ключевых слов. Может, это немного и наивно – пытаться запутать таким образом вероятного провокатора, но на мне такой прием почти сработал. Доктор, как и все остальные присутствующие, выглядел полностью осоловевшим.
— Хватит, малый! — я хлопнул ладонью по колену. — Говори, что Александр передать велел. Ты же от него? Не бойся – мы, как раз, те, к кому ты шел.
— Сработало, значит? — дурашливо ухмыльнулся пацан, прервав свои словоизлияния. — Вот и на немца с полицаями – работает. Как заболтаю их, так толмачи фашистские вообще не могут перевести. А, ежели толмача у немцев нет, те сразу пропускают. Пара раз даже шоколаду дали. С полицаями только сложнее. Пропускают, конечно… Но, могут и пинка дать. А вас я сразу узнал – дядя Саша все в точности описал.
— Так чего Александр передать велел? — я решил снова направить разговор в нужное русло, а то, как бы пацан снова не увлекся.
— Завтра, как стемнеет, вас будут ждать в Большом Житине у кладбища, — сразу же посерьезнел мальчик. — Кому потребуется помощь – скажете, что нашли на дороге три подковы и одной можете поделиться.
— Три подковы – можем одной поделиться, — кивнул я.
— Ладно, побегу я, — предваряя мои вопросы, малый поставил на пол давно опустевшую кружку и поднялся. — До города еще идти и идти. Хоть бы за два дня управиться… Так, окутанный целым облаком болтовни, в которую невозможно было даже вставить слово, мальчик исчез за дверью, оставив нас в полном недоумении.
— Шустрый… — высказал свое мнение Дронов. — Такой заболтает – забудешь как самого зовут.
— Кстати, он так и не представился, — рассмеялся я. — Действительно – шустрый!
Есть что-то пугающее в ночи у сельского кладбища. В принципе, в любом кладбище ночью есть что-то пугающее, но в сельском – особенно. В городе, особенно в моем времени, как – постоянное движение, шум машин, горят фонари… Пусть на кладбище своя атмосфера, но и дыхание жизни краем его цепляет. Но в селе… Полная тишина, разрываемая только звуком собственных шагов, никаких признаков жизни… Даже отдаленный свет окон расположившегося неподалеку села кажется далеким и недостижимым, как свет звезд. Невольно в голову лезет всякая чертовщина, и понимаешь, чего так испугались бандиты в "Неуловимых мстителях", хотя раньше, до боли в животе, смеялся над их страхом перед нехитрыми шуточками тех самых мстителей. Уже час как стемнело и мы, лежа в снегу, не замерзли еще только благодаря теплой одежде и предусмотрительно прихваченным еловым лапам для подстилки. Говорить абсолютно не хочется. Кажется, стоит нарушить тишину – и начнется… Причем, неизвестно, что именно "начнется", но тебе этого совсем не хочется.
— А, в биса твою душу! — громкий мат, донесшийся со стороны дороги, идущей вдоль кладбища, заставил вздрогнуть. Учитывая окружающую нас мрачную атмосферу, мои штаны остались сухими лишь чудом.
Повернувшись к Шпажкину, я уловил его ответный взгляд – одновременно удивленный и перепуганный. Видать, не на одного меня так действует атмосфера кладбища. Прошло пять минут. Неизвестный все продолжал оглашать криками окрестности. Судя по всему – у него что-то случилось с лошадью. "понадобится помощь…" – вспомнил вдруг я слова того болтливого пацана. А не наш ли это связной?
— Денис, прикрой, — прошептал я, поднимаясь из сугроба.
Нашего гостя я увидел сразу. Метрах в двадцати от нас стоят на дороге сани, а рядом суетится какой-то мужик, то ли толстяк, то ли просто кажущийся таким из-за надетого тулупа. Он то начинает бегать вокруг саней, то останавливается у лошади и осматривает копыта.
— Бог в помощь! — крикнул я, приближаясь. Мужик тут же остановился и уставился на меня.
— И тоби здоровья, як нэ шуткуеш! — отозвался он, когда я подошел ближе и остановился. — Сани зовсим стари, бачиш… Вдень пидкову дэсь посияв, а тут щэ й дышло триснуло!
