Небо на ладони - Владимир Владиславович Малыгин
— Вы не удосужились проверить, так ли это на самом деле?
— А должна была? — огрызнулась и тут же испуганно замолкла девица.
— Немедленно ступайте в больницу и делайте там что хотите, но к обеду вы придёте сюда и скажете, что вам удалось очаровать этого юнца. Вам понятно? Или я, наконец-то, задумаюсь, а не зря ли мы вам помогли тогда? И немедленно потребую вернуть одолженную вам сумму.
— Вы не посмеете так поступить со мной! — глаза девушки наполнились слезами. — Вам прекрасно известно, что мне неоткуда взять такую сумму.
— Тогда мы известим о ваших долгах императрицу. Полагаю, ей будет очень интересно узнать некоторые пикантные подробности об одной из своих фрейлин.
— Вы не посмеете, — повторила еле слышно девушка.
— Посмею. И вы это отлично знаете! — Господин одним большим глотком допил остывший кофе. Скривился и поднялся из-за стола. Вытащил из бумажника банкноту, бросил её на поднос. — Это за чай и кофе. В шестнадцать ровно я жду вас здесь. И упаси вас Бог не прийти с нужным мне результатом!
Развернулся и пошёл к выходу, с безразличным видом кивнув устремившемуся к столу официанту.
* * *
Лежу на кровати, вспоминаю один и второй сегодняшние визиты. Пытался задремать, да то и дело дверь в палату с лёгким, но от этого не менее раздражающим скрипом приоткрывалась и в образовавшийся проём заглядывала очередная любопытная молоденькая медичка. Осматривала палату, меня, особое внимание уделяла Георгию на моей пижаме, восхищённо ойкала и тут же скрывалась в коридоре, притворяла за собой дверь.
Покосился на награду — снять бы, чтобы любопытствующих отвадить, да нельзя. Не поймёт никто. Тогда возгордиться, что ли? И воспользоваться моментом? Вон какой цветник вокруг ходит. Нет, нельзя. И никак. Напоминанием о никчёмности моих фривольных мыслей тут же послужила очередная вспышка режущей боли в боку — швы потревожил.
А Паньшина так и не было. Неужели ему не интересно, о чём мы с императором говорили? Странно.
Прошло где-то полчаса, посетители удовлетворили своё любопытство и оставили меня в покое.
Только начал засыпать, так Жуковский разбудил. Только на этот раз профессор один пришёл, без своих шумных компаньонов. Отказ мой воспринял как должное, уговаривать не стал, присел на стул и продолжил недавний разговор о полётах птиц.
Он мне про плотность и сцепление перьев между собой говорит, я ему в свою очередь про характерный выпуклый изгиб крыла намекаю, он мне про частоту взмахов, я ему про свободное парение вдалбливаю.
— Вы полагаете, что существует связь между этими двумя физическими фактами? — вроде бы как задумывается Николай Егорович.
— Так тут и доказывать ничего не нужно, — как бы горячусь в запале спора. Наконец-то!
— Ну-ка, ну-ка, — подыгрывает мне довольный профессор. — С удовольствием послушаю Вас.
— У нас в усадьбе мальчишками часто в воде плескались, — делюсь с Николаем Егоровичем своими догадками. При этом Жуковский еле заметно улыбнулся этакой всепонимающей отеческой снисходительной улыбкой. Понимаю, я и сейчас недалеко от мальчишки по возрасту ушёл, но внимания на его улыбку не обращаю и продолжаю говорить. Он же у нас вроде бы как основоположник не только аэродинамики, но и гидродинамики тоже? Вот и пусть соответствует! — Так я ещё тогда заметил, что если провести ладонью под водой вот так, то она выскакивает на поверхность. А если изменить угол на прямо противоположный, то она вглубь уходит.
— Ну-ну, — заинтересованный профессор довольно улыбается.
— А если чуть-чуть согнуть пальцы и вести ладонь прямо, то её ощутимо выталкивает наверх. Так и птицы. Изгибают крыло по отношению к потоку, чтобы лучше держаться в воздухе, чтобы воздух их вверх выталкивал, — якобы не обращаю никакого внимания на улыбку Жуковского и продолжаю увлечённо говорить. — Да это же можно самым простейшим образом проверить!
— Не поделитесь соображениями, каким именно образом? — Вроде бы как и серьёзно спрашивает, а в глазах смешинки прыгают. Нет, не воспринимает он меня серьёзно в таком затрапезном виде.
— Легко, — осторожно поворачиваюсь на здоровый бок.
Устал уже глазами на собеседника косить. А так мне поудобней будет с ним общаться. Поворачиваюсь, Георгий по пижаме соскользнул, привлёк к себе внимание моего знаменитого собеседника.
— Откуда? — удивился знатно Николай Егорович.
— Государь только что наградил, — поясняю этак скромненько. А сам доволен, наконец-то из глаз Жуковского пропали смешинки, да и сам он как-то подобрался. Даже сел прямо, а то сидел на стуле вольготно. — Так вот, нужно взять открытую с двух сторон трубу большого диаметра, поместить в неё макет птицы или, к примеру, моего самолёта, и начать нагнетать в неё воздух с противоположной стороны…
— Откуда вам это известно? — нахмурился профессор.
— Придумал, — отмахнулся.
И только собрался продолжать говорить, даже уже и рот открыл, да Николай Егорович меня перебил:
— Вот прямо сам и придумал?
— Вот прямо сам и придумал, — киваю и морщусь от боли. Рановато я на бок повернулся. Долго в таком положении лежать трудно. Уже боль подкрадывается потихоньку. Переворачиваюсь на спину.
— Да ты не обижайтесь и не подумайте чего дурного, — спохватывается профессор и поясняет. — Дело в том, что я приступил к постройке именно такой машины. Нигде в газетах и журналах об этом не упоминалось, поэтому прочитать вы никак не могли. Значит, что?
Это что, он меня спрашивает? Так в эту игру можно играть вдвоём:
— Что? — в свою очередь задаю вопрос.
— По всему выходит, что вам нужно учиться в Москве! — делает заключение профессор и пристально смотрит на меня в ожидании ответа.
— Никакой Москвы, — категорично открещиваюсь от такой чести. — Я уже поступил в училище и намерен его закончить!
— Жаль, очень жаль, — разочаровывается во мне Николай Егорович и замолкает.
Молчим оба. Я — устало, профессор — потому что размышляет о чём-то. После короткого молчания собирается что-то сказать, да как раз в этот момент его прерывают. Входная дверь в палату приоткрывается, и входит врач в сопровождении нескольких людей в белых халатах. Не церемонясь, но достаточно уважительно и вежливо выпроваживают в коридор Жуковского. Напоследок профессор «радует» обещанием завтрашнего посещения и откланивается. А меня начинают осматривать со всех сторон, крутят и вертят без жалости, не обращают никакого внимания на мои стоны.
Издевательство над моим организмом заканчивается не скоро. Консилиум ещё какое-то время находится в палате и обсуждает результаты осмотра. Что именно, понять сложно, в таком быстром темпе латиницу я не усваиваю. Выхватываю общий смысл, и он меня откровенно радует — ускоренными темпами иду на поправку!
Рано или поздно заканчивается всё, пришло время и этому осмотру. Господа
