В земле чужой - Роман Г. Артемьев
Вечеринка уже достигла того состояния, на котором именинник не особо-то и нужен. Тем не менее, большинство считало своим долгом подойти, поздравить, похвалить. Не все те, кто говорил приятные слова, говорили их искренне, но было бы странно, не окажись в толпе завистников. Слава многое значит в нашем обществе, молодые гридни ревностно оценивают свои и чужие успехи. Особенно пристально они глядят на сверстников.
Взойти на третью ступень в восемнадцатилетнем возрасте — результат хороший, но не удивительный, он считается нормой для представителей боярских родов. Правда, нужно учитывать, что их на соответствующий уровень вытягивают, за счет чего ступень получается в какой-то степени «дутая». И стимуляторами меня не пичкали, божье сплетение само росло. В любом случае, тому, что я получил, не завидовали — зависть вызывало то, как это было проделано. Публично, с очевидным заделом на будущее, по городу неизбежно разойдутся слухи, меня прославляющие, постепенно информация просочится в соседние земли и там, при необходимости, всплывёт. Жаждущих популярности юношей раздражало появление конкурента. А сказать вслух они ничего не могли. Репутация требовала держать лицо, что бесило ещё сильнее.
Конечно, по-черному завидовали немногие. Куда больше среди молодежи было тех, кому, в общем-то, всё равно, они развлечься пришли, единицы вовсе радовались. К последним принадлежали Избор и Лада, то ли реально проникшиеся родственными чувствами, то ли незаметно прокачавшие навык актерского мастерства.
— Круто ты устроился! Когда меня на трёшку возводили, гостей не приглашали, — после обязательных поздравлений пожаловался братан. Судя по тону, данный факт его не сильно расстраивал.
— Вот и хорошо, — тихонько пропела Лада. — Незачем Лучезара Доброславича дразнить. К тому же прыгать, как Тихомир, ты бы не смог, опозорился бы только.
— Неправда твоя, сестрица — если в меня огнём пуляют, я очень быстро бегаю! — заверил её Избор. — Тихомир, тебя дед Бран льду учил?
— В Восходнем — он.
— Повезло, он редко кого учить соглашается. Говорит, времени нет.
— Похоже на то. К нему даже во время занятий постоянно кто-то с новостями подходил.
— К тебе тоже подходить будут, готовься, — предрекла девушка. — Начнут просить секретами поделиться.
— Какими секретами?
— Кое-кто от большого ума решил, что показал ты слишком многое. Три стихии, усиление, синяки быстро свел, перемещение это скоростное…
— Скачок.
— … скачок. Иные гридни таким широким арсеналом годам к сорока похвастаться могут, и то не каждый. Стало быть, поведала тебе наставница особые тайны, они-то тебе силушки и дали.
— Бред. Заниматься надо больше, вот и всё.
— Это ты им попробуй объяснить.
Предсказание сестры начало сбываться практически сразу, спустя минут десять меня в шутку попросили поделиться секретом быстрого освоения стихий. Ну, в шутку то в шутку, а глаза у того молодого гридня были серьёзные. Ответив ему то же, что и Ладе, я быстро свернул разговор и в дальнейшем предпочел общаться с более старшими гостями. Они меньше хвастались, обсуждали не только воинские забавы, лошадей или девушек, и в целом с ними было общаться интереснее. Правда, и опаснее тоже. В их кругу за языком приходилось следить тщательнее, да что там — на важных встречах не вовремя сделанный шаг могут счесть оскорблением.
Тем же вечером, после окончания встреч и ухода гостей (я их провожал, будучи формальным виновником торжества), на втором этаже нашего домика, в парадной светелке Веселы Желановны, собралась небольшая компания. Старейшина, её верная наперсница Втора, Азгут со Званом и я, которому среди них находиться, в общем-то, не по чину, но происхождение с сопутствующими обстоятельствами помогли. Так уж вышло, что со мной сегодня, и не только сегодня, откровенничали больше, чем с прочей молодежью.
Говорил Азгут:
— Несмотря на выгодные предложения, Устроитель колеблется. Честно сказать, не могу старцев винить — наши ремесленники искуснее.
— Не в искусстве дело, — поправила его старейшина. — Нас больше, наши товары качественнее, интереснее. А покупателей не особо много. Даже учитывая стоимость доставки, мы отнимем часть заказов у местных, вот чего они боятся.
Словенские земли не избежали проблемы, ограничивавшей развитие средневековой Европы. Дисбаланс спроса и предложения. Решали её схожими методами, то есть созданием цехов, вернее, их аналогов — сотен, товариществ, концов.
— Думаю, всё-таки мы их дожмём, — сказал Азгут. — Придумают что-нибудь. Уговорят князя пошлины ввести, или цензы на изготовление снизят. Спокойствие в земле им выгодно, удельные бояре да помещики — их основные покупатели. А если Обители замирят княжество, то удельных станет больше, денег у них тоже прибавится.
— Лет через десять, — тихо уточнила Втора.
— До мира ещё дожить надо, — добавил Зван.
Главный наш боевик только плечами пожал.
— Всё они понимают. Просто боятся что-то менять.
— Словно у них есть выбор, — фыркнула Весела Желановна. — Так или эдак, князь с родственником договорятся. Последние лет пять они почти без крови споры решают. Другое дело, что им для надежности нужен авторитетный посредник, и, если Обители откажутся таковым становиться, его найдут где-то ещё. Среди той же чуди, например. Жаль, что Сказитель резко в отказ пошел — с ним было бы проще.
— Тогда Тишайший бы упирался, — возразил Азгут.
— Может, да, может, нет. У них там свои удовольствия, — охарактеризовала старейшина отношения двух повернутых на подковёрных игрищах Обителей. — Ладно, теперь-то уж что. Тихомир! Ты свою затею не оставил?
— Нет, Весела Желановна.
— И как успехи?
— Не особо, — честно признал я. Чего скрывать-то? — Времени прошло немало. И откровенничать со мной не все хотят.
— Я тебе без всяких откровений скажу, что в том деле без участия кого-то из моих родичей не обошлось. В противном случае чужого лазутчика к сему дню вычислили бы и показательно казнили. Скорее всего, имя предателя знают, но убивать не хотят. Или не уверены. Или наказание готовят. Несчастный случай. — Старейшина откинулась в кресле назад и задумчиво на меня посмотрела. — Если совсем неймётся, то подумай вот о чем. За последнюю пару месяцев без видимых причин Ратмир Данятович недовольство выказывал трём родичам: Зоряну Хотеновичу, Радиславу Радогостовичу и Боряну Любимовичу. Внешне всё пристойно, опалы нет, но реальной власти у них поубавилось. Боряна вовсе в Черниград на войну отсылают.
— Думаете, кто-то из них?
— Да, нет, а может, все трое участвовали. Какая разница? Мне не нравится само твоё отношение. Ты воспринимаешь покушение, как личное.