Начало пути (СИ) - Старый Денис
— Мне опала горше смерти. Не гони, душа моя! Ну не из-за того поповича ссору чинить? — перебирая коленями, Зубов приближался к Екатерине.
Пожилой императрице нравились именно такие моменты. Платон умел унижаться и восхищаться увядающей женщиной. Она знала, что любовничек заинтересовался неким Сперанским только потому, что Екатерина лишь пару раз упомянула о поповиче в присутствии фаворита.
— Уйди! Должна же я до вечера в обиде побыть. Но прознаю, что снова веселишь фрейлин… Евнухом сделаю! — сказала Екатерина Алексеевна и наблюдая на лице Платона великолепно сыгранный испуг, рассмеялась. — Пошел вон!
Платон Зубов вышел и государыня, пользуясь хорошим здоровьем, принялась за работу. Необходимо изучить ворох важных документов, в основном касающегося присоединения Курляндии, ну и других польских земель. Теперь, когда Пруссия заключила сепаратный мир с Францией, уже нет смысла оглядываться на пруссаков, но в документах должен быть порядок.
Что же касается некоего Сперанского, то государыне все, что нужно доложили и она уже знала, кто публикуется под именем «Надеждин», знает о каждом шаге князя Куракина, почти что о каждом слове этого деятеля. Сработал Александр Андреевич Безбородко. Алексей Борисович Куракин имел неосторожность писать письмо своему секретарю. Ну и как было не перлюстрировать письмо того, кто стал вхож к ближний круг наследника?
А в письме было написано о том, что князь не понимает, зачем его секретарю было печататься под псевдонимом. При том, как утверждает Безбородко, создается впечатление из письма, что Куракин сам боится сближения с наследником. Однако, ни государыня, ни вице-канцлер, который только для видимости отстранен от дел, даже не помышляли о том, что некий Сперанский является серым кардиналом и управляет Куракиным.
Александр Андреевич Безбородко был въедливым малым и стремился выслужиться, чтобы видимость опалы так и осталась таковой, а не превратилась в реальную. Потому он не ограничился лишь отслеживаем переписки. Состоялась его встреча с шефом Главной семинарии митрополитом Новгородским и Ладожским Гавриилом.
— Интересный он человек, — произнесла Екатерина.
— Ваше Величество? — отреагировала на слова государыни Александра Андреевна Шувалова [после 1797 года Дитрихштейн].
Когда ушел Платон Зубов, чтобы не оставлять государыню одну, чего делать нельзя, если только сама императрица того не повелит, пришла одна из фрейлин.
— А ты позови мне Державина! — повелела императрица.
Гаврила Романович Державин должен был ожидать аудиенции. Ему, как секретарю, ну и исполняющему обязанности аморфного учреждения — коммерц-коллегии, было поручено произвести подсчет, что именно Россия получала после того, как в юридическую силу вступят документы, завершающие разделы Речи Посполитой. Екатерина хотела знать и о том, какие мануфактуры были или остаются на будущей русской земле, ну и о том, какие там земли и поместья. Очень ей помогли предыдущие разделы Польши, когда многие фавориты и нужные люди получали невообразимое количество земель Речи Посполитой с крестьянами. Вот, к примеру, из последнего — государыня отплатила Александру Васильевичу Суворову за уничтожение конфедератов землей, бывшей ранее польской.
— Ваше Императорское Величество, — уже через десять минут Державин стоял на пороге кабинета государыни.
— Ну, Гаврила Романович, ты все такой же, с горящими глазами, — сказала государыня и рукой указала на кресло.
Державин поддержал настроение императрицы, уже понимая, что сейчас должна последовать какая-то нестандартная просьба, более личная. Гаврила Романович за годы службы достаточно изучил повадки и характер государыни, понимал, что к чему, хотя Екатерина Алексеевна, бывало, преподносила сюрпризы. Она сама осознавала, что предсказуема и порой ввергала подданных в сложные положения, стараясь вести себя нелинейно.
— Вы, пожалуй, лучший русский пиит. На русском языке никто так не пишет, как вы, — начиная озвучивать вопрос, государыня перешла на «вы». — Скажите, что вы думаете об этих виршах.
Екатерина протянула Державину журнал «Магазин общеполезных знаний и изобретений с присовокуплением Модного журнала, раскрашенных рисунков и музыкальных нот». Этот журнал стал издаваться только месяц назад и сразу же завоевал интерес у немалого количества аудитории. Особенно на фоне того, что русский читатель привык к журналам, а их более, и нет. Золотой век периодической печати, закончился, по сути, только лишь начавшись. Но такой вот журнал, для демонстрации, что Россия все еще просвещенная держава, появился, вероятно, чтобы закрыться через полгода, как и многие другие.
Дело в том, что при всем стремлении к Просвещению, Екатерина не особо поддерживала различного рода издательства. С арестом и опалой масона Николая Ивановича Новикова, так и вовсе издательское дело завяло. Лишь только журнал с длинным названием, в котором и получилось у Михаила Михайловича издать свои стихи, оставался на плаву. Вернее, не так, он только что возник, стал быстро популярным, но находился в зоне риска быть закрытым уже в текущем году.
— Я пришел к тебе с приветом, рассказать, что солнце встало, что оно горячим светом по листам затрепетало… — не глядя в журнал, декламировал Державин [это стихотворение Афанасия Фета в полном виде представлено в приложении к книге].
— Вижу вы знакомы с этим виршем. Что скажете? — спросила императрица.
— Трудно пииту оценивать творчество иного пиита. Но скажу так — это написал пиит, — отвечал задумчиво Державин. — Ваше Величество, это несколько… простовато, но весьма складно. Не несет тяжести и груза великого смысла, но в ту же минуту ложиться на ум и не хочет отпускать.
— Странно, сие, не находите? — спрашивала государыня, имевшая несомненный литературный дар и сама. — Народное… Да, вот так — народное, но не мещанское. Так о природе дворянин писать не будет. Но это же не все стихи.
— Безусловно, государыня, читал и иные, — Державин закатил глаза, припоминая начало стихотворения. — Москва, и град Петров и Константинов град — вот царства русского заветные столицы. Но где предел его и где его границы… [Федор Тютчев. Русская география. Полное стихотворение в приложении]
— И эти стихи так не похожи друг на друга… Но тут нет еще одного, короткого, но глубокого, — сказала Екатерина и продекламировала «Умом Россию не понять…».
— И все это некий господин Надеждин? — с сомнением спросил Державин.
— Сперанский… — государыня, только что бывшая некоем романтическом настроении преобразилась и продемонстрировала властность: в движениях, взгляде, тоне. — Вам следует с ним познакомится и понять, что это за человек!
— Ваше Величество, могу ли я узнать, а в какую сторону смотреть? Что искать? — Державин был недоволен таким заданием, но отказываться и не думал.
Императрица не поленилась объяснить.
За свою жизнь Екатерина Алексеевна многое видела и замечала. Нередко самые, на первый взгляд, незначительные события, могли привести к большим потрясениям. Будучи женой Петра Федоровича, она оттачивала мастерство интриг на русском дворе, получив неплохую теоритическую подготовку от своей матери. Став императрицей, при этом не имея ни единого права на русский престол, Екатерина Алексеевна лавировала в русской политике и вылавировала.
Когда-то вокруг Павла Петровича собирался круг еще не заговорщиков, а так… почитателей наследника. Первую скрипку там играл Никита Панин. Екатерина быстро среагировала и упразднила угрозу.
Сейчас, когда то и дело шалит здоровье, государыня это понимала отчетливо, вокруг Павла должны появиться люди, которые захотят рискнуть и… нет, вряд ли будет переворот, хотя Екатерина и этого не отрицала, но не получится посадить Александра. Она хотела лишь подождать пару лет, пока у Александра не родится сын, ну и пока он сам не станет мудрее.
И тут непонятное шевеление рядом с Павлом. Куракин… Его Екатерина хорошо знала и ранее определила, как слабого чиновника, безынициативного, если не сказать, что трусоватого не самого блистательного ума. Потому она и удивилась прыти князя Алексея Борисовича. Было впечатление, что кто-то подталкивает Куракина к действиям.
