Филарет – Патриарх Московский 2 (СИ) - Шелест Михаил Васильевич
Тут кроме царских стульев, Фёдор увидел заполненный «зрителями» зал и ноги у него подогнулись в буквальном смысле. Ему даже показалось, что он споткнулся. Но его неожиданно подхватил под локоть государь и уверенно ввёл под пристальные ожидающие представление взоры и слепящие глаза софиты.
— Ваш выход, монсеньор, — тихо пошутил Царь.
— Сами вы, монсеньор, ваше величество, — прошептал попаданец, не попадая зуб на зуб. — Так зовут католических пап.
— Ха-ха-ха, — рассмеялся царь-государь.
Судя по всему, настроение у Ивана Васильевича было отличным. Фёдор дождался когда царь опустится в кресло, потом сел сам. Его продолжал колотить адреналиновый страх.
Зрители, а это были думские бояре, смотрели на Фёдора раскрыв рты, непонимающе «хлопая глазами» и перешёптываясь.
— Что шепчитесь? — спросил и рассмеялся царь-государь. — Не наследника видите перед собой, а соуправителя моего. Известного вам Фёдора Никитича Комнина-Захарьина — князя Готии. Зачитай, Михаил Иванович, мой указ.
Дворецкий поднял красный «адрес» в котором лежал лист указа, предложенный когда-то Фёдором Ивану Васильевичу, развернул его и зачитал текст указа. По мере озвучивания царской воли, челюсти думских бояр опускались всё ниже и ниже, но Фёдор не видел сидевших по бокам думцев, а смотрел на читавшего указ дворецкого. Лицо Воротынского, читавшего скреплённый большой печатью документ, решавший судьбу государства Российского, говорило о его сильных переживаниях и волнениях.
По окончании заслушивания царского указа, на обеих скамьях послышался громкий боярский ропот, но царь даже не удосужился вступить с ними в полемику.
— Приглашайте посольство князя Темрюка, — сказал он.
Посольство пригласили.
Темрюк был статен, высок и красив лицом. На нём совсем не было видно следов оспы, что в это время наблюдалось почти у всех окружающих.
— «Значит переболел в совсем раннем возрасте», — подумал Фёдор.
У Фёдора тоже имелись на лице маленькие оспинки, но его внешность они не портили.
— Я встану, а ты сиди, — тихо проговорил, не шевеля губами, царь. — Ко мне посольство.
Проговорив сие, царь поднялся с кресла и шагнул с постамента на встречу князю. У Темрюка лицо тоже мало чем отличалось от лица Воротынского. Он смотрел подходящего к нему Ивана Васильевича, а на сидевшего на таком же, как и у царя троне Фёдора.
Царь и Темрюк обнялись, словно не виделись долгие годы, а не ехали вместе больше месяца и не пировали ежевечерне на протяжении всего пути.
Государь задал все, полагающиеся моменту вопросы, князь ответил. Ему принесли гостевое кресло, усадили, а царь вернулся на трон.
— Вот, князь, представляю тебе своего соуправителя Российского, Фёдора Никитича Комнина, князя Готии, моего боярина и судью Тайного Приказа. Прошу любить и жаловать, как меня самого.
Со стороны обеих боярских скамей снова послышался громкий ропот.
— «Как бы вспыхнул бунт и не пришлось звать рынд», — подумал Фёдор и встал на встречу поднявшемуся и шагнувшему ему на встречу Темрюку.
— Наслышан-наслышан, князь. Но не знал, что наши предки имеют общие корни. У нас нет ближайших родственников?
— Мои предки, прибыли на Русь и смешались с местными знатными родами полтора столетия назад, так, что не думаю, что что-то может помешать нам, — сказал Фёдор глубокомысленно.
Темрюк сузил глаза, улыбнулся и подал Фёдору обе руки, скрестив их и пожав его кисти.
— «Необычное рукопожатие», — подумал попаданец и отступил к трону.
Продолжил беседу царь-государь. Он обговаривал варианты военного содружества с кабардинским князем, напирая на то, что западная война его не интересует, и идёт к заключению мира с соседями, а вот южные «партнёры» его, как правителя, беспокоят больше.
— Мы уже ставим крепости на реке вороне. По мере наполнения людьми, будем спускаться по Дону к Азову, постепенно, заселяя евоные берега военными поселениями. Тебе Темрюк Идарович предлагаю поставить городки по реке, не далеко от устья Дона. Войск у тебя самого достаточно, а вот пушками, пищалями порохом и зарядами подсоблю. Также предлагаю поставить несколько городков по реке Днепр ниже порогов. Там много островков. Думаю, примерно через год возьмём Черкасы и Киев. Черкасы почти сто лет назад защищал от крымского хана ещё предок наш Богдан Фёдорович Глинский вместе с твоим предком Иналом — верховным князем Кабарды. Мать моя Елена Глинская родилась и жила там. Этот городок и земли вокруг по праву принадлежат нам. Что думаешь об этом?
— Думаю, что прав ты, государь. Вместе мы перегрызём глотку Гиреем. Но, нужно подготовиться. Года нам хватит если прямо сейчас готовиться начнём.
— Мы, в большей степени уже готовы. Сейчас перемещаем запасы в Воронеж и Липецк. Ну, мы с тобой те пушки смотрели…
— Смотрели, великий князь.
— Хотел просить тебя, Темрюк Илдарович, показать нам твоих дочерей, что ты приготовил на выдание. Глядишь и мы себе невесту выберем, но не обессудь, коли не лягут они в моё царское сердце.
— Понимаю, государь, и обещаю, что зла за то на тебя держать не буду и обида в моё сердце не закрадётся. Брак вершится на небесах. И нам грешно обижаться на создателя.
* * *1 — Феодоро́, а также Готия либо Готфия — небольшое православное княжество в средневековом Крыму со столицей в городе Дорос (Мангуп).
Глава 30
Увидев вышедших с открытыми лицами дочерей князя Тамани, попаданец сразу вспомнил дурацкую песенку про разноцветных девушек. И они действительно были разноцветны и действительно, как говорил царь-государь — хороши.
Иван Васильевич поднялся с кресла и подошёл к каждой. В зубы не заглядывал, но лица девушек вертел перед собой так, словно хотел им открутить головы. Фёдор даже стал переживать за почти свою, как он уже считал, собственность.
Девушки ему понравились все и сразу. Да… С высоты-то прожитых попаданцем лет любая девчонка до двадцати — просто красавица. А только-только проснувшееся либидо, так вообще вскружило Фёдору голову и бурлило в его теле, как молодое вино. Мысленно Фёдор их пятерых представлял — пока доехал до Коломенского — в разных видах и в разных ракурсах, и он уже любил их всех. Ему было всё равно, какой у них окажется характер. Уж из пяти-то хоть одна-то окажется «нормальной».
Осмотрев, девушек, царь-государь покачал из стороны в сторону головой, поцокал языком и с сожалением сказал:
— Хороши твои дочери! Очень хороши! Однако, извини, в жёны ни одну из них не возьму…
— А я возьму, — вдруг сказал Фёдор, поднимаясь со своего кресла. — Если позволишь, государь и ты, князь Темрюк Илдарович, я посмотрю.
— Я? — «удивился» царь-государь. — Да, Господь с тобой, Фёдор Никитич. Смотри, коли князь разрешит. Разрешишь, князь?
— Пусть смотрит, чего уж… Человек достойный. Не венчан ещё?
— Молодой, — хохотнул царь.
— Ну, то не страшно. При деле, при государевых заботах… Нам от того только почёт и уважение. Смотри, князь, и выбирай. Глядишь, тебе какая приглянётся!
Фёдор прошёлся вдоль девушек, стоявших с опущенными в пол взорами. Они были молоды и красивы совершенно различной красотой. Фёдор ходил мимо них, так и напевая мысленно: «девушки бывают разные: черные, белые, красные. Но всем одинаково хочется, на что-нибудь заморочиться».
Дальше он слов не знал, поэтому фразу эту он повторял, повторял, и повторял, пота не брякнул:
— Никого не могу выбрать.
Он обернулся к царю, а потом посмотрел на князя Темрюка. Лицо Темрюка из благодушного превратилось в брезгливое, словно он даже не увидел, а съел жабу. Фёдор глянул на царя и поспешил добавить:
— Ни одну не могу выбрать. Я бы женился на всех сразу.
Из Темрюка словно выпустили воздух, с таким шипением от выдохнул его после задержки дыхания. Позади князя выдохнули его сыновья.
Царь тоже выдохнул, громко сказав: «Фух!»
— Ну так и бери их всех, если хочешь. Церковь наша не запрещает мужу венчаться с несколькими жёнами, если они все не против такого венчания. Правда ведь, отец Сильвестр?
