Император Пограничья 12 - Евгений И. Астахов
Сазанов переглянулся с Арсеньевым:
— Это совершенно новая для нас область… Неделя на эксперименты и создание первого рабочего прототипа, потом по два дня на каждый артефакт, если всё пойдёт гладко. В общем, около трёх недель на все населённые пункты.
— Приступайте немедленно. Приоритет — ближайшие к Владимиру поселения.
Я перевёл разговор на другую тему:
— Есть и ещё одна задача. Фон Штайнер справедливо отметил, что для ускорения строительства нужно наладить собственное производство материалов. Кирпич, черепица, цемент — всё это сейчас делается кустарно, что замедляет работы.
Арсеньев оживился:
— Я могу создать артефакты для обжиговых печей! Стабильная температура, равномерный нагрев, минимум топлива. А для формовки кирпича — механические прессы с рунической активацией.
— А я займусь цементной мельницей, — добавил Сазанов. — С помощью воздушной магии можно организовать непрерывный помол без участия рабочих. Только засыпай сырьё и забирай готовый продукт.
— Отлично. Подготовьте расчёты и смету, как закончите с барьерными артефактами. Нужно, чтобы производство заработало до зимы.
Маги откланялись, унося с собой мои наброски по защитным барьерам. Я откинулся в кресле, размышляя о предстоящих расходах. Каждый проект требовал вложений, но без инфраструктуры Угрюм так и останется захолустной деревней.
* * *
Три дня спустя я сидел в переполненном зале бывшего склада, превращённого в театр. Градский не обманул ожиданий — помещение преобразилось. Грубые стены задрапированы тканью, импровизированная сцена освещена десятками светильников, ряды скамей заполнены до отказа. Рабочие пришли семьями — мужчины в выходных рубахах, женщины в праздничных платках, дети, примостившиеся на коленях родителей.
На сцене шла адаптированная версия «Укрощения строптивой». Шекспировскую Падую заменил Владимир, итальянских дворян — местные бояре, но суть осталась. Актёры играли с огнём, которого я не видел в столичных театрах. Возможно, потому что здесь, в Пограничье, они играли не для пресыщенных аристократов, а для людей, жаждущих праздника после тяжёлых будней.
Зал то взрывался хохотом над проделками Грумио-Георгия — слугу играл молодой актёр с даром комика, — то замирал, следя за словесными поединками Петруччо-Петра и Катарины-Катерины. Когда в финале строптивица произносила монолог о женской покорности с такой иронией в голосе, что смысл переворачивался с ног на голову, женская половина зала разразилась аплодисментами.
После третьего акта актёры вышли на поклон. Овация была такой, что, казалось, ветхие стены не выдержат. Свист, топот, крики «браво» — простые рабочие аплодировали так, словно видели не провинциальную труппу, а звёзд Императорского театра.
Градский вышел на сцену, и я не узнал его. Где тот нервный неврастеник с трясущимися руками, которого я нанимал месяц назад? Передо мной стоял человек, упоённый триумфом, с горящими глазами и прямой спиной.
— Благодарю вас, дорогие зрители! — голос режиссёра дрожал от волнения. — Я… мы… давно не видели такого приёма.
Кто-то из задних рядов крикнул:
— Когда следующий спектакль?
Градский расплылся в улыбке:
— Через две недели! И обещаю — будет ещё лучше! Я уже отправил письма коллегам в Тверь и Ростов. Скоро наша труппа удвоится, и мы покажем вам такие постановки, что столицы обзавидуются!
Я поймал его взгляд и кивнул. Театр работал. Люди получили то, что им было нужно — возможность на два часа забыть о камнях, растворе и постоянной угрозе Бездушных. А Градский получил то, о чём мечтает любой артист — искреннюю любовь публики.
Выходя из театра, я услышал, как два каменщика спорят о пьесе:
— Говорю тебе, она его любит! Просто притворяется!
— Да какая любовь, когда он её голодом морит?
— Так это ж для её же блага! Чтоб нрав укротился!
Я усмехнулся. Если простые рабочие спорят о мотивациях шекспировских героев — значит, культурная революция в Угрюме началась.
Глава 19
Магофон завибрировал в кармане, когда я проверял последние отчёты о тренировках дружины. На экране высветилось фамилия — Воротынцев. Глава Перуна вряд ли стал бы звонить по пустякам.
— Потап Викторович, добрый день, — ответил я, откладывая документы.
— Здравствуйте, Прохор Игнатьевич, — голос сотника звучал серьёзнее обычного. — У меня для вас предупреждение. Вчера ко мне обращался представитель князя Сабурова с предложением о найме.
Я выпрямился в кресле. Воротынцев никогда не распространялся о клиентах, но сейчас явно делал исключение.
— Пятьдесят тысяч рублей предлагал, — продолжил глава ратной компании. — За «усмирение мятежного воеводы и восстановление законной власти в Угрюме». Я отказался. Не только из-за нашего сотрудничества, но и из уважения к вам лично. Однако должен предупредить — другие наёмники могут оказаться менее щепетильными.
Значит, Сабуров переходит к активным действиям. Пятьдесят тысяч — серьёзная сумма для найма профессионалов. Я прикинул в уме возможные варианты атаки и понял, что времени на подготовку остаётся все меньше и меньше.
— Благодарю за предупреждение, Потап Викторович, — искренне ответил я. — И за вашу принципиальность. Кстати, Федот прекрасно показал себя после вашего обучения. Превратился в настоящего командира.
— Рад слышать. Мужик он действительно грамотный, схватывал всё на лету. Берегите себя, маркграф. И готовьтесь — Сабуров не из тех, кто легко отступает.
После разговора я собрался созвать расширенное совещание, но тут и Карл нарисовался с желанием показать результаты своей работы. Решил совместить два дела.
Через полчаса в гостиной собрались все ключевые фигуры Угрюма. Захар устроился справа от меня с неизменной папкой документов, Борис занял место у стены, откуда мог контролировать оба входа. Василиса и Полина сели напротив, обе напряжённые после моего срочного вызова. Вячеслав Грановский выглядел растерянным — инженер явно не понимал, зачем его позвали на это совещание. Карл Фридрих фон Штайнер суетливо раскладывал какие-то свёртки, Игнатий Платонов спокойно крутил в руках трость, профессор Леонид Карпов задумчиво поглаживал седую бороду. Григорий Крылов сидел с каменным лицом, Родион Коршунов что-то быстро записывал, а отец Макарий возвышался в углу, словно скала.
— Карл, вы готовы? — начал я без предисловий.
Архитектор вскочил с места, глаза загорелись энтузиазмом:
— Как мы обсуждали с маркграфом, я подготовил комплексный план развития Угрюма!
Немец достал из футляра странный артефакт — металлическую сферу размером с кулак, покрытую рунами. Через секунду те вспыхнули голубоватым светом, и над столом начала формироваться трёхмерная иллюзия. Сначала появились контуры, затем детали становились всё чётче — перед нами парила в воздухе детальная модель города, словно созданная из светящегося тумана.
— Mein Gott,
