Зловонючая долина - Лео Сухов
— А в чём ваша теория-то заключается? — вспомнил я начало разговора. — Ты ведь так и не объяснил толком.
— Наша теория заключается в том, что места вроде этой долины, Вано, кем-то созданы искусственно! — пояснил СИПИН. — И антифизис жителей долины по отношению к другим биологическим видам – тоже создан искусственно. Это не прихоть природы. Это защитный механизм.
— Подожди! Я, по долгу службы, вообще не верю в эволюцию и прочие выдумки нашего общества… — неожиданно вмешался отец Фёдор. — Я уже верю в Бога, поэтому ко всему остальному подхожу скептически. Итак, вы делаете серьёзное заявление, а чем вы его можете подтвердить?
— В отличие от вас, мы изучили множество планет, заселённых биологическими формами жизни! — в голосе СИПИНа прорезались старые нотки превосходства киберфашиста над неполноценными биологическими созданиями. — Ни на одной планете мы не обнаружили антифизиса между разными представителями местной флоры и фауны. А во всех похожих случаях всегда находилось объяснение: несовместимость биологических жидкостей, опасные микроорганизмы-симбионты… Но здесь такого нет! Жители долины легко могут съесть вторженца, и даже понос их не прохватит!
— Значит, именно здесь этот ваш антифизис необъясним? — задумчиво потерев лоб, спросил Пилигрим.
— Его можно объяснить. Но надо зайти издалека… — ответил СИПИН. — Иногда мы находили гигантские формы жизни на других планетах. Однако их существование там было обоснованным, и таких существ было ещё меньше, чем здесь. Но ещё реже мы встречали такое разнообразие в числе конечностей, как на этой планете! Вспомните вашу родную планету!..
У всех участников беседы лица сразу погрустнели. Видимо, вспомнили родную планету, как их и просили.
— У животных — четыре конечности. Всегда! Ну, кроме насекомых, у них — шесть. У пауков — восемь. А здесь у животных может и вовсе не быть конечностей. Или быть четыре, или шесть, и даже восемь! И это только у крупных животных! А какое разнообразие у насекомых! Здесь есть рыбы с десятком плавников. Ни на одной планете, изученной нами, такого не наблюдается. Если природой подобран какой-то удачный вариант, то она ему следует и в дальнейшем. Природа никогда не создает избыточных механизмов — это слишком затратно. Здесь же наблюдается смешение, которое невозможно объяснить… Ни вашей теорией о происхождении и развитии жизни, ни даже нашими. И поверь, Фёдор, мне ваши земные теории смешны настолько, насколько ты и представить не можешь!..
— К чему ты ведёшь? — уточнил отец Фёдор. — Ну, с этими конечностями…
— К тому, что большое количество конечностей нужно, чтобы цепляться за вертикальные поверхности, — пояснил СИПИН. — И мы полагаем, что все древние обитатели этого мира когда-то появились и жили на гигантских формах жизни. И только потом спустились на поверхность. Ну или отправились в свободное плавание. Но, покидая древние ареалы обитания, они навсегда теряли возможность вернуться.
— Потому что… Появлялся этот твой антифизис? — догадался я.
— Именно поэтому. Покинув эту долину и приспособившись к другим местам, различные виды биологической жизни этой планеты больше не могли вернуться. Это как фильтр, работающий только на выпуск. Все обитатели долины вырабатывают иные газы, чем жители оставшейся части планеты. Это питательная среда для гигантских форм жизни, которые хранят внутри такой же набор газов, как и в долине. Возможно, это состав какой-то древней атмосферы.
— Но такого не бывает! — догадался я. — Если следовать логике развития жизни, то хранить древние виды нет смысла. Старые виды вымирают, а новые приходят им на смену. И нет необходимости хранить древнюю атмосферу.
— Именно так! И мы не просто так предполагали, что от гигантских форм жизни зависит развитие всей остальной флоры и фауны на планете. Скорее всего, это так. Они несут белковую жизнь отсюда — вовне. А сами приносят элементы, необходимые для жителей этой долины. Гигантские формы жизни — это не просто животное. Это ковчег, в котором хранится древняя атмосфера, а внутри живут разные организмы, которые никогда не менялись.
— Это что же получается, долина — инкубатор? — удивлённо поднял брови отец Фёдор. — А гигантская форма жизни — распространитель? Так, что ли?
— Точно мы сможем сказать, лишь когда исследования будут завершены. Но подозреваем, что так оно и есть. Долина — это инкубатор. Причём довольно хрупкий инкубатор, который очень легко сломать. Не просто так он отделён от мира: и горным перевалом, и бесплодными склонами гор, и атмосферой. Всё это — фильтры, которые должны его защищать от вторжения внешнего мира. На входе нужно уничтожить как можно больше микроорганизмов из внешнего мира, чтобы они не сумели уничтожить тут жизнь. Погибнет долина — погибнут гигантские формы жизни. Погибнут гигантские формы жизни — погибнет долина. И нам осталось понять, погибнет ли жизнь на всей планете, если не останется инкубаторов и распространителей. Поэтому мы и попросили вас помочь…
Когда СИПИН договорил, никто больше ни слова не проронил. Все сидели и обдумывали услышанное.
А я вдруг отчётливо понял, что эту работу нам нужно доделать. Во что бы то ни стало. И дело не в баллах и наградах… И не в том, что это жуть как интересно…
Дело в том, что если жизнь на этой планете не сохранить без местных гигантов… То мы, колонисты, тоже обречены. Пусть не сегодня и не завтра, но обречены. Может, и не мы, а дети наших детей, но это тоже жуть как неприятно!.. Наши с Кэт внуки мне бы наверняка понравились: много-много маленьких забавных Вано…
Если всему живому на этой планете придёт кирдык, тогда все наши старания — это пустое трепыхание. А каждая победа — лишь временная передышка. Ибо впереди — только бесплодный шарик, висящий в пустоте космоса.
И мне очень захотелось, чтобы исследования СИПИНов показали, что местная жизнь уже может существовать сама. Без дополнительных вливаний со стороны долины и гигантов. Это будет означать, что у нас всех есть будущее на этой планете. А если есть будущее — значит, есть ради чего рисковать и рвать жилы. Чем мы сейчас, собственно, и занимались…
