В гостях у Рема или разведчик из будущего (СИ) - Птица Алексей
Записку он спрятал в карман, а монету долго разглядывал, пока шёл к остановке общественного транспорта. Монета была юбилейная, 1927 года чекана. Сама по себе она ценность большую не представляла и чеканилась из низкопробного серебра, но, видимо, несла какой-то сакральный смысл, что наверняка будет указан в записке. Впрочем, Шириновский догадывался, что он в ней прочитает.
На базе штурма всё выглядело прежним, только народу изрядно поубавилось, зато едва он встал в строй, как им всем объявили, что после обеда будут давать деньги за два месяца. Так оно и получилось.
Деньги выдавали два эсэсовца. Взяв ведомость в руки, один из них называл фамилию и сумму, которая причитается штурмовику, а другой отсчитывал деньги.
— Фон Меркель?
— Я!
— Подойдите. Вам причитается за два месяца, м-м-м, сто двадцать пять плюс сто тридцать, итого двести пятьдесят пять марок. Вот, распишитесь здесь и здесь.
Шириновский-Меркель расписался и, забрав деньги, отошёл назад в строй, весь переполненный радостью от полученной суммы. Остальные присутствующие здесь штурмовики также выходили из строя и получали причитающиеся им денежные суммы. Раздав деньги, эсэсовцы ушли, а штурмовики занялись каждый своим делом или бездельем.
Всех, кто участвовал в битве на Бальтенплац, пока не трогали, даже в патрули не посылали. Таким образом им давали время ещё отдохнуть, да и поднявшаяся вокруг драки на Бальтенплац газетная шумиха требовала, чтобы штурмовиков видели на улицах Берлина как можно реже некоторое время.
Если бы не вмешательство «Стальных шлемов», то последствия для НСДАП могли оказаться намного хуже, ведь это они напали на коммунистов, а не наоборот, но… получилось так, как получилось. Теперь следовало выждать какое-то время, что руководство СА и делало. А в остальном всё Шириновского радовало, особенно полученные деньги.
С учётом ранее полученной от оберфюрера премии, у Шириновского, накопилась довольно изрядная сумма. Можно уже что-то планировать на будущее. Жильё он снял, карьера намечалась, теперь дело за невестой и приложением скопленных сил и средств, а вот с этим пока были проблемы.
Вернувшись домой, Шириновский достал томик Гёте и стал расшифровывать послание. Ну и после долгих трудов получил: «Доложите, на какую должность вы планируете встать, где именно, и перечень информации, к которой вы будете допущены».
Вот же козлы! Ишь чего удумали, доложи да расскажи, а он и сам не знает, куда его определят. Пока только одни обещания, и всё! Сегодня тоже ничего не сказали ни о новом звании, ни о работе в штабе, вообще ничего, благо деньги дали. Что тут скажешь?
Взяв монету в руки, фон Меркель сел за стол, чтобы получше рассмотреть её. Осмотр ничего не дал, монета как монета, никаких дополнительных орнаментов от тайнописи на ней не проявилось ни под воздействием огня, ни при тщательном осмотре. Взяв химический карандаш, Шириновский помусолил поверхность монеты, но бесполезно.
Кажется, это просто прозрачный намёк на то, что его ценность, как агента, равна хоть и не нулю, но почти около того, и стоит он, как агент, не больше пяти марок.
— Ну что же, ладно тогда. Ладно, ладно, угу, гм, суки, я вам покажу ещё, кто такой Шириновский, но вы меня как Меркеля узнаете, но узнаете хорошо, я вам покажу, я вам докажу, я вам укажу! Всем! Всем! Всем!
Шириновский вскочил и стал метаться по комнате, как тигр в клетке, громко бормоча и то и дело вскидывая руку с торчащим пальцем, тыкая им в гипотетического противника:
— Сволочи! Подонки! Не верят они в меня, ага. Я вам докажу, всем докажу!
Набегавшись и утомившись, Шириновский успокоился. Нервное возбуждение, охватившее его, постепенно испарилось, и Шириновский смог уже спокойно принять мнение своего начальства, что таким образом указало его место. Впрочем, тщеславие здесь плохой помощник, нужно выкарабкиваться самому за счёт мозгов и послезнания. Да, а что касается вопросов в записке, то…
Впрочем, по должности и месту службы он мог ещё что-то выдумать, а вот перечень сведений, к которым он будет допущен, для него пока была тайна великая… В общем-то, стоило всё оставить пока так, как есть, а когда уже станет известна его должность, тогда и думать, собственно.
Успокоившись, Шириновский вышел из дома и зашёл в небольшое, находящееся в полуподвале кафе и решил отметить зарплату по советской привычке. Ну как отметить? Просто поесть вкусно и спокойно, да ещё в приятной обстановке. А может, и познакомиться с кем… Кафе оказалось полупустое. Присев за один из столиков, Шириновский оглянулся вокруг. Крепкие, из старого кирпича, стены были задрапированы всякими рогами и копытами мордами животных, добытых на охоте. Надо сказать, что охотничий колорит оказался очень неплохим и подходил данному заведению.
Заказав себе всяких вкусняшек и неизменного пива, Шириновский стал шарить по другим столам, в надежде привести в комнату подругу, лёгкую на секс. Увы, взгляд постоянно цеплялся либо за мужчин, либо за женщин, что сидели за столиком не одни. Вздохнув, он принялся за еду и пиво и, особо не засиживаясь, вскоре покинул кафе.
Следующие два дня прошли спокойно, штурмовиков становилось всё больше, люди обменивались между собою разными слухами и пытались спрогнозировать своё будущее. Пока получалось очень плохо. Да и сам он стал немного сомневаться, что всё пойдёт по тому же сценарию, как и в его мире. Если он попал в прошлое, это совсем не значит, что всё в нём сбудется с гарантией в сто процентов, скорее всего, отклонения неизбежны, и, возможно, он в силах многое изменить, ну, чисто теоретически.
На третий день его всё же вызвали для разговора о его будущем. Небольшого роста человек с большой головой и тонкими руками с пальцами, как у пианиста, представился доктором Зигмунтом Фрейштаузе.
— Барон Август фон Меркель⁈ Здравствуйте. Проходите, присаживайтесь, пожалуйста. О! Я вижу на вашем лице следы борьбы за торжество нашей идеи⁈
— Гм. Ну, в каком-то смысле так оно и есть, герр доктор.
— Ну что же, сразу видно преданного члена нашей партии, вы же в ней состоите?
— Да, с 1928 года.
— О, у вас уже есть хороший стаж! Небольшой, но тем не менее. Значит, вы наш человек, и с вами можно говорить в открытую! К тому же вы ещё и барон. Пусть из Эстляндии, но всё же вы чистокровный немец.
Шириновский насторожился. Он постепенно вживался в роль Августа фон Меркеля, но всё ещё не до конца, и ощущал себя только лишь Шириновским, а это сильно мешало в данный момент.
— Да, это так, но вы, герр доктор, захо́дите уж слишком издалека.
— У меня работа такая, я помощник доктора Геббельса по работе с молодёжными организациями и особым поручениям. В данном случае нам нужен журналист, умеющий писать опасные репортажи из самой гущи схватки за власть. Я читал ваши рекомендации, кем вы себя видите дальше?
— Гм, я хотел бы ещё некоторое время послужить в СА, а потом заняться чем-то более спокойным.
— Понимаю, а в СС не хотите?
— Нет, не думаю, что там будет проще, чем в СА, пожалуй, даже сложнее.
— Согласен, тут вы, скорее всего, правы.
— Я хотел бы заняться дипломатической работой или хотя бы начать оратором на митингах.
— Да, я слышал о том, как вы выступали, да и знаю, как начался, собственно, конфликт на Балтийской площади. Признаться, это оказалось для меня весьма познавательным и интересным. Вы действовали по наитию или продуманно?
— По наитию.
— Ясно, я так и подумал, у вас есть определённые способности, но их надо развивать. Мы можем вас направить на курсы ораторского искусства или на журналистскую практику, но там придётся начинать с самых низов. Обучение для вас будет бесплатным, но вы лишитесь всяческих добавок к зарплате штурмовика. Если же будете работать журналистом, там будет сдельная оплата труда, но всё равно меньше, чем штурмовиком.
— Гм, вы знаете, пока меня здесь всё устраивает, а не могу ли я посещать курсы ораторского искусства в свободное от службы время?
