Вторая жизнь Арсения Коренева (СИ) - Марченко Геннадий Борисович
Под впечатлением от произошедшего я находился несколько дней. И взгляды косые были, и шепотки за спиной, но я дал себе установку не рефлексировать по этому поводу. Хватит уже, не мальчик! Это я с виду ещё молодой и зелёный, а внутри меня сидит 70-летний умудрённый жизнью старик, повидавший такого, на фоне чего вот этот Филимонов кажется детским лепетом.
В общем, постарался абстрагироваться, хотя это и было нелегко. Ещё и Евдокия словно бы слегка от меня отстранилась. Нет, про Кирюху она ни разу не вспомнила, и спали мы вместе, и любовью периодически занимались, но как-то без огонька.
Зато ко мне пришла завуч местной школы, попросила читать у них для 7–8 классов раз в неделю лекции о здоровом образе жизни. Оплата согласно договору. Читать лекции по три рубля за раз я согласился, всё ж не такая и большая у меня зарплата, чтобы деньгами сорить.
А смену мне что-то всё не привозили. Я уже начал волноваться, не на весь ли срок интернатуры меня сюда законопатили. Считай, уже два месяца тут торчу.
В последних числах октября средь белого дня в мой кабинет заглянул Байбаков.
— Здорово, Арсений Ильич! — поздоровался он, усаживаясь на стул.
— Здравствуйте, Фёдор Кузьмич! Какими ветрами? Уж не приболели ли часом? Хотя, судя по вашему цветущему виду, все болезни вас обходят седьмой дорогой.
— Тьфу-тьфу, — символически сплюнул за плечо председатель и на всякий случай постучал костяшками пальцев по столу. — Я последний раз бюллетенил лет десять назад, и в ближайшее время болеть не собираюсь… Я вот по какому поводу заглянул. Меня тут мой хороший знакомый — заместитель начальника управления сельского хозяйства облисполкома — об одной услуге попросил. Недавно в обком заведующим отделом пропаганды Пензенского обкома партии назначили человечка из Москвы. А тот большой любитель охоты, причём на дичь. Он до Москвы в Перми жил и работал, там вроде и пристрастился с ружьишком по лесу ходить. Или по тайге, не знаю, что у них там… Потом в Москву на повышение уехал, всё нормально было, пока что-то не то сделал, за что его в Пензу сослали. Вроде как временно, пока волна не уляжется. Вот он, только успел обустроиться, начал интересоваться, где в области по осени хорошая охота. Охотничий билет у него имеется, всё честь по чести. Мы с моим знакомым в Пензе на той неделе виделись, он и спросил, могу ли я организовать охоту. Ну а чего нет? Сам иногда с ружьишком брожу. Леса у нас тут не сказать, что густые, лесостепь всё-таки, так по осени дичи на водоёмах навалом. Особенно хорошо вальдшнеп идёт. Я с Потапенко на днях договорился, с лесником нашим, ты, Арсений Ильич, знаешь его, не так давно к нему на заимку мотался, когда ему поплохело. Он готов организовать нам в эту субботу охоту.
— Замечательно, — сказал я, просто чтобы что-нибудь сказать, пока не понимая, к чему Байбаков клонит.
— Так вот, товарищ этот, завотделом, всё-таки шишка областного масштаба, а на охоте всякое может случиться, не дай бог, конечно… В общем, как ты смотришь на то, чтобы составить нам компанию? Согласись, не Валентину же Ивановну просить, женщину пенсионного возраста, хотя по переломам и прочим травмам она хороший специалист. А ты молодой, здоровый, да и на все руки мастер, в чём я уже убедился.
— Хм, спасибо, конечно, за высокую оценку… Вот только в субботу я работаю.
— Я с Ряжской уже поговорил, она тебя отпустит. Так что, согласен?
Честно говоря, ни на какую охоту меня не тянуло, я и в той жизни на охоте был только единожды, за компанию, а из ружья тогда стрелял только по бутылкам. Не то что я из каких-нибудь «гринписовцев» и прочих вегетарианцев, для которых убийство животного сродни убийству человека… Знавал я одного охотника, профессора, кстати. Тот говорил, что, бродя с ружьём по лесам и полям, сбрасывает негативные эмоции, а мясо и всякие там рога — всего лишь приятный бонус.
— Что ж, давайте составлю вам компанию. Хотя и надеюсь, что мои услуги не пригодятся.
Ну а что, всё ж приятней провести досуг в лесу, чем в амбулатории сидеть. Тем более все мои больные числом два идут на поправку, и за их состоянием проследит сестра.
— И это, — вдруг замялся Байбаков, на мгновение отведя взгляд. — Ты как вообще своё будущее видишь? Я к чему спрашиваю… Не хотел бы остаться в Куракино?
— В Куракино?
— Ну, — замялся Фёдор Кузьмич, — я смотрю, у тебя всё тут складывается, Ряжская тебя хвалит. Я бы мог попробовать договориться, чтобы тебе тут оставили. Построим тебе дом в центральной усадьбе, а в перспективе вполне реально стать заведующим амбулаторией, у Валентины Ивановны уже возраст, год-два — и на пенсию. Ну и деньжат будем подкидывать на оборудование, ремонты там всякие… Опять же, как ты вообще думаешь дальше строить свои отношения с Евдокией? Все же видят, как вы под ручку ходите, смотрите друг на друга влюблёнными глазами, наверняка уже и… того. Какие у вас с ней планы?
Этот вопрос меня огорошил, и я несколько секунд переваривал услышанное. Затем не очень уверенно пробормотал:
— Ну как… Мы никаких планов не строим, просто живём, радуемся, так сказать, жизни. Я не могу так вот, с бухты-барахты, дать вам ответ, Фёдор Кузьмич. Нет, отрицать не буду, между нами с Евдокией симпатия существует, женщина она симпатичная, скромная, хозяйственная, но… Я уверен, что рано или поздно она найдёт себе достойного мужчину.
— Не хочешь, значит, у нас остаться? — хмуро покрутил ус председатель. — Понятно, в городе жизнь интереснее, опять же, карьера, и девчонки городские не чета нашим…
— Да причём тут девчонки… Фёдор Кузьмич, вот чего вы на меня сейчас давите? Меня определили к вам на месяц-другой, а что между нами с Евдокией — так это наше личное дело. И кстати, о карьере… Да, я мечтаю, как минимум, работать в лучших больницах Пензы и, кто знает, возможно, со временем окажусь в Москве иди Ленинграде, так как — заявляю без ложной скромности — чувствую в себе большой потенциал. И намного больше пользы я смогу принести людям, работая в крупных медицинских учреждениях, нежели занимаясь проблемами жителей села Куракино и его окрестностей. Тут я всю жизнь буду выписывать пилюли от кашля, а там, — я сделал неопределённый жест рукой, — смогу спасти от смерти или вернуть к полноценной жизни сотни, а то и тысячи людей. Как бы вы сами на моём месте поступили?
Байбаков ещё сильнее закрутил ус, я уж начал побаиваться, как бы он его совсем не отодрал. Наконец глянул на меня исподлобья:
— Может быть, ты и прав. Опять же, детей Евдокия иметь не может, а это, соглашусь, весомый аргумент. Ты ж наверняка захочешь создать полноценную семью… Но всё же подумай над моим предложением. Будешь тут как сыр в масле кататься, поверь, я это могу устроить. И свадьбу вам с Евдокией за счёт колхоза закатим такую, что до конца жизни вспоминать будете.
Он хлопнул себя ладонями по коленкам, встал.
— Ладно, думай, а насчёт охоты не забудь. Я за тобой в субботу к шести утра заеду.
Без пяти минут шесть утром субботы со стороны дороги послышался звук мотора. Я уже был наготове, и спустя полминуты садился на заднее сиденье. Рядом бросил рюкзак с разными медицинскими принадлежностями, которые, на мой взгляд, могли пригодиться в походе. То бишь на охоте. Ещё бутерброды и термос с чаем, мало ли, как с перекусами сложится.
На переднем пассажирском расположился тот самый завотделом.
— Тарасевич Олег Владимирович. — представился тот, оборачиваясь и пожимая мне руку.
На вид лет около сорока, неплохо сложён, на волевом, тщательно выбритом подбородке ямочка. Глаза глядят с лёгким прищуром, отчего кажется, будто Тарасевич вот-вот улыбнётся.
Гость прибыл вчера вечером на своих «Жигулях», переночевал у председателя, а ни свет, ни заря мы втроём отправились на заимку лесника. На всех резиновые сапоги, только у Байбакова и его гостя они были высокими, называются, кажется, забродниками, а у меня обычные, ниже колен. В общем-то, погода стояла сухая и, судя по ясному небу, будет солнечной, но кто его знает, по каким болотам нам предстоит мотаться. Да и от клеща сапоги — неплохая защита. Равно как и брезентовая ветровка, которую мне выдала Евдокия. Хотя клещевой энцефалит в это время в наши края из-за Урала ещё не перекинулся, ну да бережёного, как известно…
