У последней черты (СИ) - Дмитрий Ромов
— Да почему? — не сдаётся неприметный человек. — Ну, посидит подольше. Эффект лучше будет.
— Подольше? Чтобы её хватились и начали милицию, посольство и морги на уши ставить? Я тебя убью, Крючков. Убью, а на твоё место вот его поставлю. Ребёнок и то умнее тебя. Уйди с глаз.
Крючков, похоже, к подобным заявлениям Де Ниро уже привык, потому как реагирует на это всё очень даже спокойно. Он качает головой, типа, ну блин, не угодишь ему, поворачивается и идёт прочь.
— Крючков! — окликает его Злобин. — Ну-ка, иди сюда.
— Да, Леонид Юрьевич, — послушно возвращается он.
— А от него, — кивает он на меня, — ты чего хотел?
— Ничего, просто мол извините, что отвлекаю…
— Так, всё. Иди. И на глаза не попадайся.
Тот поворачивается и идёт с видом оскорблённой невинности, разумеется.
— Это чего? — поднимаю я брови.
— Ой, ты-то хоть… — машет он рукой.
Надо сказать, что впервые вижу без пяти минут генерала в таком состоянии. Мне пока подобным образом от него не прилетало.
Подходит официант.
— Ничего не будем, — говорит недовольно Злобин, вставая из-за стола. — Поели уже, спасибо. Пошли. Или, если хочешь, можешь оставаться.
— Да нет, мне вообще-то на работу надо. Сейчас тоже огребу от своего начальника, как ваш Крючков. Это то, о чём я думаю, кстати?
— Я-то откуда знаю, чего ты там думаешь, — дарит он мне изображение улыбки.
— Ладно, кто-то не в духе, а я должен терпеть, хотя даже и спать сегодня не ложился. Мягко говоря. На чём вы её спалили, кстати? Намекните хоть, а то заинтриговали и всё что ли? Иконы скупала или валюту продавала? Золото, бриллианты?
— Ты почему такой умный, Брагин? — качает он головой. — Книжку антикварную приобрела. И да, ещё кое-что.
— Червонцы царские? — выпытываю я.
— Брошь с лилией.
— С французской лилией? — удивляюсь я. — Золотую с брюликами? Не ту ли, что у вдовы Толстого недавно украли?
— Не знаю пока, — отвечает он.
— А продавец не ваш что ли? Хотите сказать, случайное везение?
— Ты сам-то в везение веришь? Мы же профессионалы. За редким, правда, исключением. Конечно, подвели к ней фармазона высшей пробы. А она старинные русские книги собирает, целая библиотека у человека, между прочим.
— А лилия?
— А лилия, как раз, возникла внезапно. Ты не слишком ли любопытный?
— Я же в деле, вроде? — пожимаю я плечами.
— В деле, в деле. Если дело ещё действует, а то этот Крючков вечно всё портит. Бестолочь.
— Кадры решают всё, Леонид Юрьевич. Вы её вызволять пошли? С невообразимым риском для своей репутации и карьеры? Ну, в смысле делать вид?
— Ну почти, — качает он головой. — Почти угадал.
— А не слишком ли слабый крючок? Сейчас вы её освободите, она вырвется, улетит к себе в Европу и всё, забудет доброту вашу, и то что вы её из лап кровавой гэбни спасли.
— Чего? Ты давай, не выражайся при мне, совсем что ли?
— Это же ирония, я как бы не от своего имени это говорю, а от её.
— Ирония. Ладно. Слушай, у нас свои есть подходы. Прежде, чем вырваться, ей придётся кучу бумаг подписать. Так что и там карьера может рухнуть, и сюда уже не въедет никогда, а ей нравится приезжать. Да и другие есть привязки.
Интимные и сердечные? Я этого не спрашиваю, конечно, но видать, что-то в глазах такое грешное мелькает, и Злобин начинает сердиться:
— Так, Егор, ты не забывайся всё-таки.
— Так я слова не сказал, — смеюсь я, и мотаю головой. — Мы с вами сейчас, как Винни-Пух с Пяточком…
— Ладно, давай только без анекдотов. Я тебе позвоню. Мы же должны ещё вместе с Евой пообедать или поужинать. А то она уедет скоро, завтра буквально, а мы не обсудили варианты сотрудничества.
— Ну, давайте попробуем. У меня сейчас телефона нет, так что звоните мне в ЦК или в отель.
— А что с телефоном? — хмурится он.
— Что с телефоном? Он в машине, а её в ремонт надо везти, она же как с войнушки приехала. Весь салон в кровищи а кузов из автомата прошит.
— Нахера ты с этими блатными трёшься? Тут такие дела намечаются, а ты из-за копеек каких-то всё под угрозу ставишь?
— Серьёзно? — вопросительно смотрю я на него.
— Нет, извини, не в настроении просто. Ладно. Что с машиной делать будешь? В автосервис на такой приезжать не стоит.
— Нашёл вроде спеца немногословного, родственника своего временного водителя. Он таксист бывший.
Перекусить-то надо было, а то как-то меня колбасит немного. Молодость молодостью, но чувствую я себя будто с глубокого похмелья. Не спал, не жрал, да ещё и дела все эти. Нервные.
— Брагин! — рычит Ирина, как только я захожу в её кабинет. — Тебе тут что, частная лавочка? Хочу — прихожу, не хочу — не прихожу? Так что ли? Я весь день тебе телефон обрываю. Ты спал что ли?
— Ириш…
— Какая Ириша! Так не пойдёт, Егор! Это я тебе авторитетно заявляю! У нас дел столько, что надо пахать без сна и питания, а ты что? Нежишься? По девкам бегаешь, вместо работы? Ну-ка… Подойди ближе…
Я подхожу.
— Это что такое? Это что за внешний вид, я тебя спрашиваю? Не знала бы, что ты непьющий, подумала бы что пил всю ночь.
— Ир, да просто устал немножко, — зеваю я, раскрывая рот, как крокодил. — Не спал сегодня.
— Так, отставить браваду! Меня ты подвигами своими не впечатлишь
— Да ты же о подвигах моих и не знаешь, — пожимаю я плечами и сажусь на приставной столик.
— Ну-ка, зад свой убери со стола, пожалуйста. Нам звонили из Краснодарского обкома комсомола. Хотят как можно скорее включиться в движение. Предлагают провести совещание в конце недели или начале следующей.
— Молодец Медунов, не соврал.
— Ты мне зубы товарищем Медуновым не заговаривай, он тут ни при чём. Совещание готовить надо, а ты по девкам шаришься.
— Ир, хорош. Я не по девкам. У меня Пашку подстрелили. Он в реанимации в тяжёлом состоянии. В коме.
Она осекается и долго смотрит на меня широко раскрытыми глазами.
— Как ты умудряешься, — наконец оживает она. — Постоянно куда-то вляпываешься. Егор, у нас же дело ответственное, надо уже посерьёзнее. Кто подстрелил? Ты с ним был? Это в тебя стреляли?
— Бандосы, Ир. Ты знаешь, что я тайный борец с бандосами? Судья Дредд и Бэтмен.
Она только рукой на меня машет.
— Слезь со стола, — кивает она. — И иди работай. Или иди спать. Я не знаю, что мне с тобой делать.
— Понять и простить, — картавлю я.
Она смотрит на меня, как на дурачка.
— Ириш! — я соскакиваю с приставного столика, перегибаюсь через её стол и чмокаю в щёку.
— Иди давай, — легко отталкивает она меня. — Правда, иди. Тебе ещё надо лететь увольняться, между прочим. Когда ты это делать собираешься?
Лететь, лететь, лететь… Итак, вся жизнь сплошной полёт. Чем дальше, тем выше и быстрее.
— Скоро,