Самый лучший комсомолец. Том четвертый (СИ) - Смолин Павел

— Мне-то на него плевать, но батя… — поморщилась.

— Батя — это тоже якорь. Тебе здесь не нравится, равно как и всем нам, но если каждый хоть немножко постарается, время пролетит быстрее, и мы пойдем заниматься реально интересными делами.

— Накатим! — гоготнул колхозник Игорь и испуганно зажал себе рот.

— Это была грустная шутка, но мы не обижаемся, товарищ Игорь, — простил его я.

Молодец мужик — с самого начала терапии держится и на занятиях старается.

— Ладно, — вздохнула Жанна и с вызовом выкатила воспоминание. — Я однажды по пьяни с тремя мужиками за вечер переспала. Но мне понравилось!

— «Беспорядочные половые связи», — вывел я на доске первый пункт. — Они приводят к заболеваниям передающимся половым путем, кризису самооценки, зависимости от дальнейших беспорядочных половых связей и нежелательным беременностям. Еще?

— А еще мне приходится ходить сюда и слушать нотации на комсомольских собраниях! — раздраженно фыркнула она.

— Это у нас проходит по категории «проблемы с Системой». В данном случае — системой социалистической. Систему человек победить не может — можно обижаться на нее сколько угодно, но ей плевать. Так всегда было, так всегда будет — именно поэтому люди умеют приспосабливаться к окружающей реальности. Не хочешь проблем? Не бухай, честно работай, и Родина тебе улыбнется. Дальше.

— Я по пьяни трактор утопил, — покаялся Матвей.

— Проходит по категории «Материальные потери», — добавил я пункт. — Зависимый человек очень быстро деградирует до уровня раба собственной лимбической системы. Покупая психоактивные вещества — в нашем случае алкоголь — человек подрывает благосостояние своей семьи. Каждая выпитая тобой бутылка самогонки — это недополученные детьми сладости и игрушки. Все? Тогда дальше.

— Я дрова пьяный рубил, — поведал Степан, снял галошу и носок, показав отсутствие мизинца и безымянного пальцев на левой ноге. — Отхватил вот.

— Категория «Физиологические проблемы», — вывел я. — Сюда же добавляем неизбежную деградацию внутренних органов от употребления. Это сопровождается болью, слабостью и приступами жалости к самому себе — все вышеперечисленное в свою очередь провоцирует желание «подлечиться» привычным способом, создавая замкнутый круг. Наша цель — в ходе терапии этот круг прервать. Зависимость вылечить нельзя, но можно научиться с ней жить нормальной жизнью. Главное — помнить о том, что завязывать нужно окончательно и бесповоротно. Все? Дальше.

— Я не знаю, у меня никаких проблем нет, — буркнул малолетний алкаш-Алексей.

— Ошибка, — вздохнул я. — Как минимум ты здесь, значит имеешь проблемы с Системой. Давай постараемся вспомнить что-нибудь еще, иначе я влеплю тебе прогул за отсутствие стараний, и тебе придется ходить сюда на неделю дольше. Оно тебе надо?

— Однажды я наблевал на родительскую кровать, — буркнул он.

— Подходит для категории «Семейные проблемы», — добавил еще пункт на доску. — У зависимых людей они всегда возникают, и избежать их проще простого — перестать употреблять совсем.

— А у меня вопрос есть, — вместо того чтобы делиться воспоминаниями, заявил комсомолец Василий.

— Задавай, — разрешил я.

— Я вот волю тренирую — хожу по вино-водочным отделам, на бутылки смотрю. И даже не тянет!

— Вопрос-то в чем?

— Ну… — он замялся. — Так можно или нет?

— Так нельзя, — расстроил его я. — Зависимый человек склонен к самообману — твоя «тренировка воли» однажды спрогрессирует до покупки, например, бутылки портвейна — с твердым намерением ни в коем случае ее не пить. Бутылку ты принесешь в родную комнату общаги и станешь на нее смотреть, «тренируя волю» еще сильнее. Осознав, какой ты стойкий молодец, ты бутылку откроешь и нальешь портвейн в стакан — с твердым намерением вылить содержимое в унитаз, показывая себе какой ты мужик с твердым аки чугуний характером. Но тут лимбическая система начнет тебе нашептывать: «жалко выливать-то — деньги уплочены. И вообще, я вон какой молодец — столько времени держался, значит ничего страшного не случится, если я выпью стаканчик». И ты его неизбежно выпьешь. Следом сам не заметишь, как бутылочка опустеет. А ведь ты только сегодня себе расслабиться разрешил, как сильный самодостаточный мужчина с крепкой силой воли. Но за окном еще светло, а бутылка кончилась. Непорядок! И ты побежишь в магазин за добавкой. С утра, очнувшись в окружении пустых бутылок, ты захочешь «подлечиться», чтобы встретить новую, трезвую жизнь в полный рост. Пройдет неделя, другая, и комсомольский значок снова окажется под угрозой. Но я на повторную терапию тебя не возьму — с такой крепкой силой воли тебе значок нахрен не нужен, тренируйся до полной потери человеческого облика. Зависимость силой воли не лечится — это ведь болезнь, о чем я вам здесь и талдычу все время. Диабет или простуду силой воли излечить нельзя, но можно соблюдать определенный образ жизни, не давая проявляться симптомам и не усугубляя заболевание. Не ходи больше в ликеро-водочные, это тебе вредит. Воспоминание, — направил беседу на путь истинный.

Когда все высказались, я проставил товарищам печати в «бегунках» — всего десять окошек — дав наглядно ощутить собственный прогресс и попрощался со всеми, кроме научников.

— Сергей, верно ли мое предположение, что вы адаптировали практикуемые на Западе программы реабилитации под атеистический менталитет? — спросил отец учительницы.

— Так и есть, Виктор Сергеевич, — подтвердил я. — Там предлагают переложить ответственность за свои поступки на товарища Иисуса, вручив ему контроль над погрязшим в пороках индивидуумом. Такой подход нам чужд, поэтому вместо него я долго и многословно прививаю зависимым товарищам простую истину — либо терпишь, либо Система тебя прожует и выплюнет. Грустно и несправедливо, но, если хотя бы один из подвергаемых терапии эту истину усвоит и вылечится — оно того стоит.

— Что ж, дождемся результатов эксперимента, — он дописал что-то в блокнотике.

— Давайте мы вас, Виктор Сергеевич, до дома довезем, — предложил я. — О лично-семейном поговорить нужно.

— Извините, товарищи, — извинился тот перед коллегами, и мы отправились его подвозить.

По пути я изложил свои соображения по теме Виктории Викторовны — это где «пришла на все готовое» в глазах Эмму Карловны.

— И я, извините, здесь ничем помочь не могу, — расписался в собственном бессилии. — Но частично в этом свою вину чувствую — Виктория Викторовна мне не чужой человек, и, когда она спросила мое мнение о дяде Андрее, я сказал что он нормальный мужик, если не давать в карты играть. В целом так оно и есть, но такого отношения от бабушки Эммы я не ожидал. Прошу у вас за это все прощения.

— Ты-то причем? — успокоил он меня. — Извините, Виталина Петровна, но когда у двух дам одинаковый доминантный характер — проблемы неизбежны. Я поговорю с ними обеими — в конце концов, Вика ни разу не нахлебница, а более чем самодостаточный член Союза писателей!

— Вот и я бабушке Эмме про это говорил, — поддакнул я. — А дядя Андрей, извините, игроман с «полным служебным». Кто тут еще к кому присосался — большой вопрос. Но меня Эмма Карловна с недавних пор демонстративно игнорирует, а вы — все-таки доктор наук, и авторитета у вас больше. Извините, что на вас это все вешаю.

— За судьбу моей дочери, как отец, я несу всю полноту ответственности, — качнул он бородой. — Поэтому не вини себя — они взрослые люди, а тебе, несмотря на несомненную гениальность, все-таки четырнадцать.

— Спасибо за успокоение, Виктор Сергеевич, — поблагодарил я.

— Было бы за что — ты, Сергей, очень совестливый, — поставил он мне диагноз. — На первый взгляд это хорошая черта характера, но она же может привести тебя к пагубным последствиям — всех насильно счастливыми не сделаешь, помни об этом.

— Я запомню, Виктор Сергеевич, — пожал протянутую доктором руку, вылез и помог ему выбраться с заднего сиденья. Усевшись обратно, проводил бодро топающего к подъезду Виктории Викторовны — у дочери остановился — ученого и вернулся обратно. Улыбнувшись Виталине, скомандовал. — Погнали на съемки.