Николай Побережник - Гнев изгнанников
– Так может, и выкованный ствол так отполировать получится?
– Надо пробовать, но сначала давай закончим с одним и потом возьмемся за другое.
– Да, правильно, – согласился я, почувствовав, что остальные мастера и подмастерья начинают смотреть на меня, мягко говоря, как на умалишенного, – давай закончим с этим…
Махон продемонстрировал мне полуметровый обрезок бревна, в центре которого было просверлено отверстие диметром чуть больше теннисного мяча. Отметив, что отверстие почти идеально, я нехотя покинул чатрак, а спустя полчаса, успев немного перекусить, отправился к Хошияр. Дарина собралась было со мной, но я отправил ее в компании Пайгамбара к шорникам, что заняты изготовлением упряжи и седел.
Главная шаманка меня хоть и обрадовала, но одновременно и расстроила. Изучив щепотку кристаллов, похожих на соль, она заявила, что знает, где добыть то, что мне нужно.
– Правда? И далеко это?
– В горах.
– Икербских? – хмыкнул я.
– Нет, там, – Хошияр указала на окно, за которым были видны вершины гор, – это камень из пещер, его придется намочить и толочь, он не такой чистый, как этот порошок, но духом они едины.
– Как скоро ты сможешь отправиться?
– Я не пойду, скажу Кессару, он найдет и принесет.
– Тогда скажи Кессару, пусть отправляется немедленно! У нас очень, очень мало времени.
– Да, – спокойно согласилась Хошияр, – времени, до момента, когда Шахар будет поглощен потоками огня, все меньше.
– Ты знаешь, когда это произойдет?
– Конечно…
– А вождь?
– Он не знает, никто не знает, лишь я и Пайгамбар… это он сказал, когда, он уже все видел.
– Эм…
– Только не спрашивай Пайгамбара об этом, не искушай ни его, ни себя.
– Хорошо, – я нахмурился и направился к выходу из ритуального зала, остановился в арке и добавил: – Поторопи Кессара!
– Да, Бели, – Хошияр медленно и низко поклонилась.
В суете, которая после слов Хошияр мне стала казаться бесполезной, прошло три дня. Каждый вечер я валился спать, не чувствуя ног и просто с чугунной головой. Рано утром мы с Дариной отправлялись на капище, где с шахарскими воинами и котами проводили время до обеда. Стала наваливаться какая-то депрессия, я боялся, что к исходу я не успею ничего из того, что запланировал… не радовали уже две отлитые пушки, для которых теперь изготавливались лафеты на больших, полутораметровых колесах. Не радовало, что в нескольких мешках, которые Кессар со своим отрядом следопытов приволок из пещер в горах, были камни, напоминающие известняк, но если их растолочь, смешать в определенных пропорциях с серой и углем, то получался отличный черный порох, нуждающийся, правда, еще в гранулировании. Но пилюлю бодрости я получил за ужином от Дарины. Увидев как погруженный свои думы и без аппетита я ковыряюсь в миске, она вздохнула, нахмурилась и сказала следующее:
– Нет, не такого человека я полюбила.
– О чем ты?
– Попав в Трехречье из своего мира, ты был не такой растерянный, как сейчас, у тебя были силы, желание и воля выжить среди нас. Ты не такой, как другие, я это сразу увидела, полюбила тебя…
– Ничего не изменилось, кроме того, что это место вот-вот провалиться под землю.
– Люди верят в тебя, я верю в тебя, а ты мучаешь себя черными мыслями. Посмотри на этот народ, они делают все, чтобы не подвести тебя, они делают все, что ты говоришь, уже столько много сделано и приготовлено к исходу. Только ты сам в себя еще до конца не веришь!
После этих слов Дарина легла на циновку, отвернулась и укрылась с головой одеялом, а я, выудив из ранца в углу кисет и трубку, отправился гулять по ночному Шахару.
Другой ободряющий пендель я получил утром во время занятий с котами. Животные уже спокойно воспринимали шахарских воинов, рыжий позволил двоим из них несколько метров проехать на своей спине. Но когда в седло Рыжего забрался старший из учеников, все пошло не так… воин дал волю эмоциям после того, как Рыжий отказался поворачивать туда, куда указал наездник, Рыжий скину его, а тот в сердцах толкнул кота рукой. Я не успел ничего сделать… взмах лапы, блеснули клыки, грозный рык, кровь, крик боли и ужаса… Я в два прыжка оказался около Рыжего и Подранка, как я уже стал называть второго. Рыжий приготовился для прыжка, выбрав следующую цель.
– Уходите все отсюда, – крикнул я, а сам, повис на шее у Рыжего, косясь на убитого шахарца, кот скалился и рычал, я крепче обнял его за шею, а Подранка помнил к себе рукой, – успокойтесь, прошу, вам ничто не угрожает.
Я оглянулся и убедился в том, что все покинули поляну, спина Дарины мелькнула за кустами. Усевшись на землю, тихо сказал:
– Что же вы… Идите и не возвращайтесь, пока не позову.
Рыча, скалясь и прижав уши, коты медленно пошли прочь от капища, но эмоцию вины и одновременно какое-то непонимание и недоумение я все же уловил. Свободные, гордые животные не могут понять, что они сделали не так, не могут понять, почему они должны таскать у себя на спине кого-то еще, кроме меня.
Глава сороковая
Шахар
Странное отношение у народа Шахара к смерти… К чатраку, где живет семья покойного, приходили люди и делали подношения – еда, что-то из одежды. Кто-то, просто постояв немного у тела, завернутого в подобие савана, уходил заниматься своими повседневными делами. Какой-либо церемонии погребения не было, тело просто отнесли на окраину Шахара и спихнули в клокочущий кипятком и грязно-жёлтыми пузырями гейзер.
– В том, что случилось, нет твоей вины, – успокаивала меня Дарина, когда я, отказавшись от ужина, стоял у окошка в нашей комнате и пустым взглядом смотрел на вершины гор вдалеке на севере.
– Может, и нет вины… мне просто погано… погано от того, что я сам себя обнадежил этой идеей, а с ней видишь как выходит… я теперь даже тебя не хочу к котам подпускать.
Почувствовав, что за дверью кто-то топчется, не решаясь постучать, я громко сказал:
– Входи уж!
В дверной проем сначала просунулась голова Пайгамбара, он поклонился и вошел.
– Меня шорники к тебе отправили… спрашивают, делать ли дальше седла?
– Садись, – показал я рукой на пустую циновку у низкого стола с уже остывшим ужином.
Шаман присел и уставился на меня, ожидая ответа… И Дарина, как сговорились, с тем же вопросом в глазах смотрела на меня.
– Что? – я стал прессовать большим пальцем табак в трубке. – Я не знаю!
Пройдя к очагу с рдеющими углями, я раздул их, запалил щепку и, раскурив трубку, сел рядом с Пайгамбаром. Пару минут молчал, выпуская дым к потолку, а потом спросил шамана:
– А ты можешь… можешь помочь найти человека?
– Если он жив, то я могу устроить тебе встречу с ним во сне, только нужна какая-то вещь, к которой этот человек хоть раз прикасался.
Я ненадолго задумался, снова выдохнул к потолку дым, вспомнив, снял с шеи амулет из клыка болотного кота и протянул шаману.
– Вот.
– Хорошо, – Пайгамбар кивнул и поднялся, – пойдем в Храм и прихвати одеяло, ночью там прохладно.
– Я с вами, – засобиралась Дарина.
– Конечно, мне нужна будет помощь, – ответил Пайгамбар раньше, чем я открыл было рот, на что Дарина сверкнула на меня глазами и, возможно, показала бы язык, но в этом мире такой жест приравнивается к посылу… да, в долгое, пешее эротическое путешествие.
– Скажи, Пайгамбар, – спросил я шамана, когда мы, эдакой троицей заговорщиков шли по деревянным настилам погрузившегося в вечерние сумерки Шахара, – у вас нет никакого обряда погребения? Ну… я про того парня, его просто спихнули в кипящий источник…
– А зачем мертвой плоти и костям обряд? – Пайгамбар остановился и повернулся ко мне, причем в его глазах читалось искреннее недоумение. – Этот человек, своей жизнью, сам вел обряд, который оценят Предки и решал, быть ему с ними или нет.
– Понятно, – почесал я затылок.
– А вот рождение нового человека – праздник для всего Шахара.
«Ну, хоть в этом они нормальные» – проскочила мысль, на что Пайгамбар улыбнулся, и мы пошли дальше… то, что он может меня «прочесть» как-то вылетело из головы.
В зале Храма было действительно прохладно. Пайгамбар разложил узкий коврик у ритуального кострища, выложенного круглыми камнями с какой-то древней письменностью. Раздул угли и подложил несколько поленьев, затем принес из сундука у стены еще один коврик и положил с другой стороны кострища, снял с пояса кожаный продолговатый кожаный тубус, извлек из него свои шаманские принадлежности и указал рукой на один из ковриков:
– Это твое место пути.
Я присел на коврик, Дарина заботливо прикрыла мне одеялом ноги, а шаман протянул руку с медной пиалой и показал на амулет.
– Сюда положи его.
Вообще, я предполагал, что Пайгамбар сейчас начнет петь свои шаманские песни, стучать в бубен и камлать неведомым мне Предкам Шахара, но все вышло совсем не так…
