Степан Кулик - Сабля, трубка, конь казацкий
– Зачем было к берегу грести, если все равно в воде сидим? – проворчал Пешта.
– Ничего, ничего… – Ворон насмешливо прищурил единственный глаз. – Не медовый, не растаешь. Зато умоешься.
– А если это на весь день?
– Не, хлопцы… Я на Днепре родился, вырос и, даст Бог, помру… Типун мне на язык, – подбодрил разбойников кормчий. – Если так сразу взялось, то это ненадолго. Погоняет святой Илья чертей, пришибет пару-тройку и угомонится.
Шутил он или взаправду так считал, но небо в верховьях Днепра и в самом деле уже светлело. А гроза, ливень или шторм – не знаю, как обозвать это явление – выполнив норматив, погромыхивая и посверкивая, потащило воду дальше, в сторону Черного моря.
– Что я говорил? – вздел указательный перст Типун. – Можно вылезать… Вон уже и солнце проклевывается.
В общем-то, его разрешения никто и не спрашивал. Сами не слепые. Поворчали для порядка и полезли на берег, пихая и подталкивая друг дружку.
Не обошлось и без падений. То один, то другой разбойник ныряли с головой, поскользнувшись или не устояв от товарищеского толчка. Чем сильно веселили товарищество.
Глядя на их нехитрые забавы, я неожиданно наткнулся на идею. Рисковую… Но, как говорится, другим шампанское не подают. Идея требовала проверки. И немедленной, пока большая часть разбойников все еще была на глубине.
Взмахнув руками, я взвизгнул и бултыхнулся, вздымая целую тучу брызг. Причем упал так неловко, что умудрился повалить еще двоих гребцов, на свое несчастье, стоявших слишком близко. А под водой хватался за них, как утопающий за соломинку. И сам не выныривая, и им мешая.
В общем, когда остальные все же ухитрились нас как-то разнять и вытащить, и я, и мои соседи так наглотались воды, что едва живы остались.
– Вот недотепа, – Ворон почти дословно повторил характеристику, выданную мне Полупудом. – И чего ж тебе, паныч, дома-то не сиделось? Одна морока. Честно говоря, начинаю сомневаться, что сто цехинов достойное вознаграждение за труды. Одно тешит – что купивший тебя намается еще больше. Держись за меня и двигай уже на берег…
Да я и сам уже накупался по самое «не хочу», но задуманное требовало еще одного погружения. Понимая, что промедление может все испортить, я кивнул, сказал: «Хорошо», и тотчас упал.
Черт! У Ворона оказалась молниеносная реакция и железная рука. Которой он сграбастал меня за шкирку и потянул обратно. А я ведь не просто так групповое ныряние устроил, и щупал соседей не наобум, а исключительно за пояса и голенища. Благодаря чему обнаружил у того, который на шаг впереди, в сапоге нож. И мог бы сейчас вытащить… Если б не Ворон.
Меня такое зло взяло за несвоевременную и непрошеную помощь, что я как безрассудный замолотил руками и ногами, вырываясь из захвата разбойника. Но куда кутенку супротив матерого волка. Меня выдернули из воды, заехали кулаком в ухо и, таким простым способом призвав к порядку и образумив, направили к берегу.
Больше я не сопротивлялся. Судьбу не обманешь. Тот нож, который я хотел похитить, мне не достался. Поэтому придется довольствоваться вытащенным из-за пояса Ворона. Если сумею спрятать, пока меня не вытолкали из реки.
* * *Не знаю, где они нарыли после такого ливня сухих дров, но не прошло и десяти минут, как на берегу полыхало три жарких костра. Один – побольше, над ним повесили большой, ведра на три-четыре, казан. Два – поменьше. Для посидеть, погреться, обсушиться.
Вишняк, рядом с которым мы причалили, казался каким-то сказочным местом. Я не чистое дите асфальтовых прерий и каменных джунглей, бывал и в деревне и на лоне дикой природы. Да и последний месячишко только по пустыням да чащам пробираюсь. Но даже вообразить себе подобного чуда не мог.
Берег от реки вздымается пологим склоном… И вот я стою на кромке берега, которую половодье отвоевало у деревьев, а передо мной – куда ни глянь, аж до горизонта – заросли вишен. Деревья небольшие, даже карликовые, как подстриженные, очень редко выше головы, обзор не закрывают, и буквально усеяны ярко-красными плодами. Да так густо, что и листву не видать.
– Что, паныч, нравится? – заметив мое восхищение, отозвался Типун. – А ты не стесняйся, любуйся. Нигде в мире больше нет такой красоты. Ни в ляшских землях, ни в басурманских. Эх, месяцем бы раньше… Когда все цвело… От реки и до неба как снегом земля усыпана была. А пахло… Голова кругом шла, как от штофа горилки. Даже лучше. Ходишь будто пьяный, а похмелья наутро нет. Только пару дней потом все вокруг вишнями пахнет. Даже собственное дерьмо… Типун мне на язык.
Ворон прислушался и пренебрежительно махнул рукой.
– Чего их нюхать? Вот когда поспеют – чистый рай. Ходишь между деревьев и прямо ртом с веток ешь. Только косточки сплевываешь. А как подсохнут, греби в мешки да на ярмарку. И поохотиться можно. Кабаны так и шастают. Не то что весной, когда все зверье за милю этот цветник обходит. Оно ж не такое дурное, как человек, понимает, что можно так нанюхаться, что навеки прямо между деревьев и уснешь. Тебе – вечное блаженство, а им – удобрение…
Я слушал, что говорят речные разбойники, глядел вокруг и… не верил. Настолько мало походил рассказ на правду. Скорее, такая же байка, как я сам плести умею. Одно ясно, если прямо сейчас нырнуть в эти заросли, то без псов меня здесь ни за что не найти. Тем более что они торопятся в Очаков. Значит, долго искать не смогут.
– Эй, паныч! – Ворон словно почувствовал мои мысли. – А ну-ка, иди сюда!
В голосе одноглазого не осталось и следа приветливости. Более того, поджидая меня, он приготовил аркан.
– Протяни руки…
И хотел бы ослушаться, да не моя воля. Танцуй, враже, как пан скажет.
Ловко затянул петлю на запястьях, обмотал свободный конец вокруг шеи, не затягивая, как бандаж делают, и еще раз обкрутил вокруг рук. Потом дернул за очкур на шароварах. Я еле успел подхватить их. И объяснил… Раньше, чем я успел подумать плохое и никудышнее.
– Так, паныч, оно всем спокойнее будет… Ты не первый невольник, которого я в своей жизни вижу. И добре знаю, что означает такой блеск в глазах. Но вот что я тебе скажу… Даже не думай. Здесь на десятки миль ни одной живой души. Пропадешь ни за понюшку табака. Если с голоду не окочуришься, то зверье разорвет… как ослабеешь. Так что, хватит глазеть, присаживайся у огня, обогрейся. Сейчас перекусим, чем бог послал, и полезешь обратно на байдак.
Спалился, блин… М-да, только в покер играть. Надо учиться лучше собой владеть. Теперь, с шароварами в руках, действительно далеко не ускачешь. Лучше любых пут удержат.
Но и плюс во всей этой сценке тоже был. Затягивая аркан на моих руках, Ворон машинально ощупал пояс. Удивился, когда не обнаружил там кинжал, но – судя по тому, что шмонать меня не стал, а лишь с досадой покосился на реку – утерю оружия списал на нелепую случайность. А это куда важнее связанных рук. Да и связанных – одно название. Гудини освободился бы за пару секунд. Я так не умею, но не обращайте на меня внимание минут пять, и «свобода нас встретит радостно у входа». Кинжал я уже экспроприировал.
Еще меня сильно обрадовали слова Ворона о ночевке на борту. Всяко народу там будет поменьше, да и костер на палубе байдака точно разводить не станут. А это значит, там будет темнота, которая, как известно, друг молодежи.
Я так размечтался о возможности побега, что аж вздрогнул, когда мне едва не ткнули в лицо ломоть хлеба.
– Эй, паныч, отцепись ты уже от своих штанов… – проворчал Пешта. – Не бойся, не убегут. На… Не верю я, что из тебя прибыток будет, но если Ворон чего решил, лучше не перечить. Так ты, говоришь, раньше Полупуда не знал?
Ох, не люблю я таких задушевных бесед. Сразу вспомнилось классическое «Болтун – находка для шпиона». Один из плакатов, украшающих нашу военную кафедру. И поскольку другого выхода спрыгнуть с темы у меня не имелось, я торопливо прикрылся другой поговоркой: «Когда я ем, я глух и нем». Выхватил у Пешты из рук хлеб и жадно вгрызся в краюху. А чтоб на грубость не нарваться, интенсивно закивал при этом. Мол, все верно. Не знал, не видел, не слышал… И. вообще, что это?
– Не торопись, а то подавишься, – проворчал разбойник. – А Ворон скажет, что я нарочно удавил.
Демонстрируя голод, я и в самом деле перестарался и чувствовал, что откусил явно больше, чем стоило, и этот кусок мне поперек горла встанет. Но не выплевывать же. Во-первых – это оскорбление. Можно и по морде схлопотать. Сапогом. Во-вторых – кто знает, когда следующая кормежка будет? Так что едой лучше не разбрасываться. А вот время потянуть можно. Да и запасец небольшой заиметь не помешает.
Делая вид, что запихал в рот всю краюху, остатки хлеба невзначай уронил в шаровары.
Отличный вид одежды, к слову. Не штаны, а чехол автомобильный. Туда не только кусок хлеба – еще одного такого, как я, запросто засунуть можно, и тесно не будет. А главное, не потеряешь – внизу, на лодыжках такие же завязки, как на поясе. Чтобы штанины в сапоги проще влезали. В результате имеешь две почти что безразмерные торбы. Как ходить с дополнительным грузом? Это уже другой вопрос. Просто надо знать меру…
