Черное и белое (СИ) - Ромов Дмитрий

— Здорово, господа хорошие, — щерится он.

— Садись, — киваю я. — Знакомься, это Анатолий, мой друг и боевой товарищ. Он за меня пулю словил. Сейчас в Геленджике работает.

— Да ладно, чё ты, — хмурится Толян.

Сеня смотрит с удивлением. Подходит официант. Я заказываю пятьсот беленькой и соленья, себе и Сене беру солянку, а Толяну борщ. И дальше по списку осётр, икорка, язык, салат, котлеты по-киевски, бефстроганов. В общем, солидно. Кто ругал советскую кухню? Они просто не там её пробовали. В ресторане гостиницы «Москва» даже французские гурманы плачут.

— Ничё так подфартило, — грубо ржёт Сеня. — Нормалёк, пацаны, ага. Кабак фартовый, в натуре.

— Слушай, — говорю я, когда официант отходит. — Сеня — значит Семён?

— Нет, так-то я Арсен, вообще-то, — скалится он, поблёскивая золотом зубов. — С детства прилепилось Сеня.

— А сам откуда родом? Из Геленджика?

— Не, я из Прохладного. Слыхал такой?

— Слыхал, как не слыхать, — киваю я. — Бывал даже.

Правда в прошлой жизни…

— Хороший город.

— Хороший, — кивает он. — Наверное. Тока я с детства в Геленджике, родаки переехали, я ещё малой был. Ну и, короче, так вот…

— А сейчас они где?

— Кто? — не понимает он.

— Родители.

— Нету…

— Ну, прости.

— Да похер. Ты лучше скажи, чё вчера-то вышло?

— Ничего не вышло, благодаря тебе. Спасибо, Арсен.

— Да ладно, чё… Свои люди, сочтёмся.

— Почему предупредил? — спрашиваю я, серьёзно глядя ему в глаза.

— Да просто, чё. Разве причина нужна? Смотрю, ты кент нормальный. Вот и всё.

Он пожимает плечами и улыбается.

— Да? — с сомнением говорю я. — А те твои кенты, которые в подъезде лежать остались? Ненормальные были?

— Ну… типа да… Они вообще мне не кенты, так-то… Чмыри, по большому счёту. Чмошники. Туда им и дорога, короче.

— Хм… понятно. Ну, ладно… А ты, значит, щипач?

— Я-то? — изумляется он. — Ну как сказать… Щас вернусь.

Он поднимается из-за стола.

— Где туалет?

Я показываю. Он кивает и идёт через зал. Оглядывается на нас и в этот момент сталкивается с дородным товарищем в костюме.

— Ой, простите, пожалуйста…

— Внимательнее, молодой человек! — надменно замечает тот.

— Да-да, извините, папаша…

Неужели?

— Заметил что-нибудь? — спрашиваю я у Толика.

— Нет. Думаешь успел вытащить?

— Сомнительно, — хмыкаю я.

Кабарда уходит в туалет и, вернувшись через пару минут, кладёт на стол бумажник.

— Серьёзно? — удивляюсь я. — Это ты у того мужика вытащил?

Он только смеётся и ничего не говорит.

— Отдай, — хмурюсь я.

— Правда что ли? — удивляется Сеня. — Просто так взять и отдать?

— Отдай.

— Ну, ладно, — разочарованно выдыхает он.

Встаёт и, дойдя до места столкновения с дородным товарищем, выпускает бумажник из опущенной руки, кашлянув в момент, когда тот касается пола. Кругом снуют официанты, ходят посетители, стучат приборы, гомонят едоки. И посреди всего этого движения и многолюдья Сеня Кабарда выбрасывает ворованный кошелёк.

Казалось бы, все должны замолкнуть и вытянуть в его сторону шеи. Но никто ничего не замечает. Сеня возвращается за стол и почти в тот же миг товарищ, растеряв всю надменность, диким взглядом обшаривает пол, рассеянно и хаотично мечась по залу. И, о, счастье! Вот он! Вот он родимый. Он подхватывает свой бумажник и на лице его отражается огромное облегчение.

— С облегчением, — тихонько бросает Сеня и цыкает зубом.

— Ну чё, щипач я или нет по-твоему?

— Я такое только в кино видел, — качаю я головой. — Ну, ты мастер, брателло.

— Чё за «брателло»? — Братан, значит, по-итальянски почти что.

— А-а, — тянет он. — Ну чё, по маленькой?

— Я нет. Спорт. С Толяном давай.

Толик не отказывается.

— Ну и скажи мне, Арсен, — говорю я, когда они закусывают. — Нет, я, конечно, впечатлён, но вот какой вопрос, ты до старости планируешь вот этой байдой заниматься?

— Во-первых, — пожимает он плечами, — это никакая не байда, а подлинное мастерство. Ты чё не оценил?

— Оценил, разумеется.

— Ну вот. А, во-вторых, до старости мне ещё, как до Израиля раком.

Я хмыкаю.

— Далеко, да. Но рано или поздно она наступит. И с чем ты к ней придёшь? Думаешь, нащиплешь столько, чтобы на старости лет можно было спокойно жить и ничего не делать?

— Нет, не думаю. Я потому и попросил, чтобы ты меня пристроил к нормальному делу. Я расти хочу, понимаешь? Серьёзными вопросами заниматься. Я так-то и руководить могу, есть у меня жилка такая. А это… ну, ремеслом всяко надо владеть каким-то, на чёрный день. Если что, на хлебушек всегда заработать можно.

— И каким же ты делом хочешь заняться?

— Ну уж не по форточкам лазать. Не знаю, найди что-нибудь поинтереснее.

— У тебя как с образованием?

— Шарагу закончил. Токарь, типа. Смотри, не брякни только никому.

— А в армии был?

— Ты чё лепишь, Бро? Нельзя мне, я же вором быть хочу.

— Понятно.

— Так чё?

— Будешь ты вором, будешь, — киваю я. — Но не сразу. Возвращайся пока в Геленджик.

— Не поможешь, значит? — разочарованно резюмирует он.

— Помогу. Никто не поможет, а я помогу. Тем более, что ты мне тоже помог неслабо. Возвращайся и скажи Игле, что со мной встречался, знаешь в лицо теперь. Вотрись в доверие. Скажи, что можешь меня подловить. Пацаны не смогли, а ты сможешь. Сечёшь? Потусуйся с Иглой.

— Игла мне дороги не даст. В лучшем случае пошлёт тебя же завалить.

— Плевать. Я тебе дорогу дам. Вот с Толяном будешь на связи. Если мне что передать надо, звони Толяну. И я с тобой через него же связываться буду. Лады?

— Типа ты меня засылаешь к нему как крысу что ли?

— А он тебе свой что ли? Я тебя засылаю, как его конкурента, который рвётся наверх, — киваю я. — Сам говоришь, Игла тебе не даст дорогу. Но время Иглы уже прошло. Теперь наступает время Цвета. И твоё. Если ты со мной будешь.

— Цвет наркоту бодяжит.

— Ты не будешь. Найдём тебе серьёзное дело, не бойся. Думай, короче. Бабки на дорогу есть? На вот, держи. Только не будь дураком. Это тебе проверочка. Не от меня. Ты сам себя проверь и поймёшь сразу, будет от тебя толк или нет. Если спустишь всё, прогуляешь в один миг… значит всё, разговор окончен.

Я кладу перед ним пачку червонцев, и он на несколько секунд прекращает жевать.

— Это типа мне? — сглатывает Арсен, и его острый кадык прыгает вверх-вниз.

— Ты запомнил телефон Анатолия?

Он повторяет комбинацию цифр.

— Ну, вот и хорошо.

Мы заканчиваем обед и он уходит, а мы с Толяном ещё какое-то время остаёмся за столом, обсуждая дела.

От гостиницы отъезжаем по обычному маршруту — Маркса, Пушкинская, Страстной и Горького.

Алик поглядывает в зеркало и чуть покачивает головой.

— Что там, Алик? — спрашиваю я, когда выезжаем на улицу Горького, бывшую Тверскую. — Лёх, набери мой домашний, пожалуйста.

— Да-а-а, — тянет водитель, а Лёша протягивает мне телефонную трубку.

— Чего «да»?

— Да, «Волжанка» чёрная за нами как приклеилась…

— Алло, — отвечает Наташка.

— Привет, — говорю я, оглядываясь назад и пытаясь разглядеть прилепившуюся за нами чёрную «Волжанку». — Ну, как ты там? Семейные радости не надоели ещё?

— Нет, — смеётся она. — Родители гулять ушли на Красную площадь. Так что хата свободна, приезжай.

— Я уже еду! — я тоже смеюсь. — Но давай, мы с тобой в «Берёзку» смотаемся. Надо же дефицита набрать. Ты к мяснику из Луверна ходила, кстати?

— Из какого Луверна? — удивляется она.

Понятно, что удивляется, ведь сериал «Фарго» ещё не сняли.

— Это шутка. К нашему мяснику ходила?

— К нашему ходила, да.

— Удачно?

— Ага, более чем…

— Хорошо. В общем, я подъеду минут через…

Хочу сказать, что я уже лечу по улице Горького и через пять минут буду дома, и чтобы она собиралась и выходила. Хочу, но не успеваю да и вообще выпускаю трубку из рук, потому что в этот самый момент раздаётся грохот и наша машина, получив справа удар в переднее крыло, резко меняет направление движения и превращается в крутящуюся центрифугу.