Старкрафтер (СИ) - Тепеш Влад

Это оказалось той еще пыткой, потому что от пилота требовалось маневрировать так, что полоса препятствий казалась легкой прогулкой. Само собой, что без пристяжных ремней тут обойтись было нельзя, потому накануне тренировки тот же самый техник Аитира с широкой улыбкой вручил Скаю комплект новых ремней и ящик с инструментами, необходимыми для замены.

— Когда заменишь — ящик принесешь обратно в мастерскую, — напутствовал он Ская.

Кирсан безропотно кивнул и полез внутрь «Оползня» менять ремни: в принципе, он уже достаточно хорошо успел понять балларанский менталитет, чтобы знать, что умышленнонанесенный ущерб за виновника никтоисправлять не будет. Сам резал — сам и меняй.

— Ах да, в следующий раз за новыми ремнями ты лично попрешься в космопорт на соседнем материке, — сказал Аитира вслед.

Скай, уже наполовину забравшись в люк, обернулся и попытался пошутить:

— А что, это был последний комплект?

— Для тебя — да! — Аитира улыбнулся так широко и искренне, словно Скай действительно удачно пошутил.

Кирсан мысленно отметил, что балларанцам свойственны специфические взгляды на кое-какие моменты. Как говаривал один философ, не нужно наказывать ребенка, если тот разбил кружку: достаточно просто не спешить давать ему новую и позволить ощутить все неудобства от ее отсутствия.

Сами учения моделировали ситуацию, в которой легат теряет практически все свои боевые машины и должен отступать с поля боя, преследуемый скоростными машинами противника и авиацией. В целом они прошли успешно: практический эксперимент показал, что «Оползень», обладая серьезной защитой и мощным генератором силового щита, способен успешно уйти от погони, особенно если пилоту активно помогает легат.

Разумеется, это потребовало и от Ская, и от Дирк выложиться на полную. Гонка на дистанцию в шестьдесят километров длилась более получаса и не позволила расслабиться ни на секунду.

Попутно Кирсан наглядно понял возможности «Оползня». Сверхтяжелая машина, как оказалось, обладает огромным преимуществом перед летающим штурмовиком, поскольку штурмовик ограничен в весе и не может нести тяжелое вооружение, опасное для «Оползня», вроде крупнокалиберной пушки или мощного рельсотрона, а тот, который все-таки несет такое вооружение, жертвует защитой и может быть легко сбит ответным огнем «Оползня» или вспомогательных легких машин легата.

Единственное опасное оружие летающих штурмовиков — ракеты с кумулятивной боеголовкой или «ударным ядром», но они летят относительно медленно и к тому же уязвимы для средств радиоэлектронной борьбы и электромагнитного импульса, а против неуправляемых ракет лучшее средство — высокая маневренность «Оползня».

Дирк пришлось прыгать выше головы, призвав на помощь все свое заявленное мастерство, скрываясь в складках местности, маневрируя и отстреливаясь, чтобы уйти от погони, получив количество попаданий, которое считается «ниже критического». Скай потел не меньше, тщательно рассчитывая ресурсы наличествующих у него вспомогательных машин и их боекомплектов, своевременно задействуя дымовые шашки, ЭМИ-разряды, контейнеры РЭБ, грамотно распределяя расходование всего этого добра между машинами, раздавая целеуказания, чтобы отгонять атакующего противника, оберегая машины с большим боекомплектом и расчетливо жертвуя теми, чьи ресурсы исчерпаны. Все это при жутких перегрузках, тряске и толчках.

К тому моменту, когда взмыленные Скай и Дирк выбрались из «Оползня» на базе, военный искин базы под кодовым именем «Стратег» уже обработал данные и выдал результат: «Оползень получил число попаданий, в реальных боевых условиях достаточное для его уничтожения. Вместе с тем, штурмовики также получили столько попаданий, что им хватило бы быть сбитыми по паре раз. Таким образом, если бы каждый штурмовик атаковал только до получения критического числа попаданий — 'Оползень» ушел бы. А посему эксперимент можно считать успешным: пилот БМББ совместно с легатом в состоянии отразить атаку сразу нескольких штурмовиков.

— Ну, кажется, теперь нам стоит хлебнуть «стима», — сказала Дирк, когда они вышли от командующего. — Это была лютая жесть, но оно того стоило.

«Нам».

Это слово показалось Кирсану настоящей наградой за всю ту хрень, которая с ним случилась в последнее время. Нет, он по-прежнему себя не обманывает: с Дирк ему вряд ли светит «сладкое», она стопроцентно не испытывает к нему симпатии. Что теперь девушка хотя бы считает его не балластом, а более-менее равным членом экипажа — скорее всего, предел того, чего он может с ней добиться, или около предела.

Но если он сумел заставить уважать себя даже отпетую расистку — то это верный признак того, что с кем-то, кто не относится к «иммигрантам» с таким пренебрежением, он сможет добиться большего.

В клубе они взяли из раздатчика колбы со «стимом» — интересно, почему именно колба, относительно высокая и тонкая, а не банка? — и устроились на диванчике у самого автомата. Клуб практически безлюден, только у дальнего окна устроились с колбами и планшетами трое инженеров, самозабвенно спорящих на какую-то свою тему, один чертит схему и что-то доказывает двум другим.

Дирк отхлебнула из колбы и заметила:

— А неплохой был «заезд». Мне кажется, все уже поняли или близки к пониманию того, что БМББ рановато списывать со счетов. Такому потенциалу всегда можно найти новое применение. Возможно, БМББ снова вернутся в строй… Но для этого нужна проверка реальным боем.

Скай пожал плечами:

— Знаешь, я вот иногда задаю себе вопрос, что с тобой не так… Словно ты сознательно хочешь попасть на войну.

— Конечно, хочу, а как же иначе?

— Мне всегда казалось, что здравомыслящий человек должен по возможности избегать войны. Тебе что, нравится убивать?

Девушка грустно вздохнула.

— Знаешь, Скай, что в тебе самое отталкивающее? То, что свой жалкий и мелкий инстинкт самосохранения ты возводишь в ранг здравого смысла. А я тогда, получается, идиотка?

— Э-э-э…

— Как ты думаешь, что более вероятно — что ты один здравомыслящий, а вся база населена идиотами, включая командующего, или что мы все нормальные, а проблема только лишь в одном жалком земляшке? Мы солдаты, Скай. Это только земляне нанимаются на военную службу ради благ и высокого жалованья и при этом тайно надеются никогда не попасть на войну. Но мы — не земляне. Я выбрала стезю воина и хочу воевать. Воин, который не хочет на войну — такая же нелепость, как врач, который не хочет лечить. Это нонсенс, понимаешь?

Кирсан задумался.

— Но, вообще-то, врачи не хотят лечить. Это только на Земле врач, который лечит за деньги, радуется новому пациенту. Как по мне, то врач, которому именно что нравится резать скальпелем тело пациента, настолько же психически болен, как и солдат, который хочет убивать. Нормальные люди воюют только в случае крайней необходимости, разве нет? Или я чего-то не понимаю?

Дирк хмыкнула.

— Видишь ли, если ты идешь учиться медицине — ты заранее понимаешь, что тебе обязательно придется применять свои умения на практике. Что больные и пострадавшие тебе в жизни обязательно встретятся. И если где-то случается авария — всякий врач должен приложитьвсе усилия, чтобы оказаться там, где он нужен, как можно быстрее. И с войной то же самое: если она начинается — я должна там быть. Это мой долг. Если мы говорим о лишении жизни живого существа — то нет, конечно, мне это не нравится. Никому из нас это не нравится, потому даже мясо, которое ты ешь — клонированное. Мы не убиваем животных ради мяса, как вы, земляне. Но если у нас есть враг — надо сделать так, чтобы его не стало. Лишить его желания или возможности враждовать любым доступным способом, включая физическое уничтожение. Все просто, не правда ли?

— Ну, в принципе, да…

— Вот то-то и оно. Знаешь, Скай, я не ставлю тебе твою трусость в вину, потому что ты всего лишь… землянин.

Вот тут Кирсан уже откровенно возмутился, даже несмотря на выпитый «стим».

— Ну ни хрена себе предъява невоевавшей — воевавшему!