К. Гилфорд - Пять тысяч долларов

К. Б. Гилфорд

Пять тысяч долларов

Казалось, адвокат должен знать, что, внося плату, лишь делаешь первый шаг, который неизвестно к чему приведет. Легко сидеть за столом и давать мудрые советы, при этом не имея прямого отношения к делу. И совсем другая ситуация, далеко не простая, когда рискуешь лично, стараясь защитить близкого тебе человека, особенно если этот человек – женщина.

– Пять тысяч сотенными, верно, мистер Хэннон? – раздался обращенный к нему голос, принадлежавший маленькой, как мышка, девушке в больших круглых очках.

Пять тысяч наличными, снятые со счета, который не превышал этой суммы, были достаточно большими деньгами.

– Все точно, пятьдесят банкнот, – подтвердил он.

Она пересчитала деньги, вложила их в коричневый конверт и передала ему через окошко. Он взял его, с каким-то виноватым видом тут же положил во внутренний карман и быстро вышел из банка.

Встреча была назначена в небольшом баре «Доминик», всего в двух кварталах ходьбы. Это было заведение, отделанное панелями красного дерева, которое днем служило местом встреч для бизнесменов. За столом у задней стены его ждал мужчина. Хэннон подошел к нему, засунул руку во внутренний карман и, не собираясь садиться, произнес:

– Я принес деньги, Траск.

Мужчина заулыбался:

– Давайте выпьем, мистер Хэннон.

– Нет, спасибо.

Собеседник, погасив улыбку, бросил обиженный взгляд и сказал:

– Хэннон, я делаю вам одолжение. Постарайтесь вести себя дружелюбнее, иначе сделка не состоится.

Хэннон сел. Ему не хотелось привлекать к себе внимание.

– Что будете пить, мистер Хэннон? – спросил его Траск.

– Виски.

Мэл Траск сделал заказ проходившему официанту и вновь улыбнулся. Притягивали взгляд его смуглое лицо со жгучими карими глазами, роскошные волнистые волосы и ослепительно белые, ровные зубы, которые он выставлял напоказ при каждом удобном случае. Это был щеголеватый молодой человек с атлетически широкими плечами и хорошо развитой мускулатурой. Вылитый дамский любимец, этакий шалопай без больших способностей и ума, но достаточно сообразительный, чтобы осознать свой единственный талант – нравиться женщинам.

– Ну, мистер Хэннон, вы решили, что ваша любовь к жене стоит пяти тысяч долларов?

Его голос был мягким и таким же приятным, как его внешность.

– Однако, я надеюсь, вы понимаете: эти пять тысяч гарантируют только то, что я исчезну из жизни Алике, а вовсе не то, что она вернется к вам.

– Да, я понимаю это.

– Так вы точно не питаете никаких иллюзий?

– Я уже сказал вам, что все понимаю.

Подошедший официант поставил перед Хэнноном стакан с виски. Траск поднял свой, как бы предлагая тост, и сделал небольшой глоток.

– А это неплохой ход, – сказал он, – даже при таких неблагоприятных обстоятельствах. Алике – стоящая женщина, и я должен сказать, что, пожалуй, следует выложить деньги, чтобы расчистить поле для последующих усилий.

– Траск, оставьте за мной право беспокоиться об этом.

– Хорошо, Хэннон, но есть еще одно обстоятельство, о котором мы пока не договорились. На какой срок мы заключаем сделку?

Хэннон напрягся.

– Что вы имеете в виду? – с недоумением спросил он.

– Ну, устранив меня со своего пути, вы постараетесь вернуть Алике. Но предположим, что это все чепуха и она не вернется. Давайте так условимся. Я даю вам три месяца, после чего вы тихо уходите в сторону. У вас будет шанс, за который вы заплатили, а у меня возможность все повернуть вспять.

Хэннон осторожно начал возвращаться к своему:

– Вы не ухватили сути моих слов, Траск. Я не покупаю у вас Алике за пять тысяч, я их плачу, чтобы она могла избавиться от вас. Это все равно как с зубной болью: платишь дантисту, чтобы излечиться от нее.

Траск пожал плечами, допил виски и, положив обе руки на стол, тихо произнес:

– Давайте деньги, Хэннон.

Передача денег произошла быстро и скрытно. Траск тоже положил конверт во внутренний карман и осторожно выбрался из-за стола.

– Однако зубная боль иногда возвращается, – сказал он и покинул бар.

Хэннон остался с расчетным чеком бара, в состоянии ярости и с неприятным чувством, которое испытывал еще до встречи, что, может, было бы разумнее все оставить как есть. Неизвестно, что он в конечном счете заварил и чем это кончится.

Безусловно, это был только его собственный просчет. Он вновь с горечью осознал это сразу же, как проснулся на следующий день. С этим скверным ощущением он просыпался каждое утро. Возможно, так было из-за того, что он подсознательно продолжал упорно верить, что в один из дней проснется, ощутив уход Алике, как нечто напоминающее лишь дурной сон, а на самом деле она по-прежнему находится в комнате, и ее голова покоится рядом на подушке.

Вся квартира была наполнена ее присутствием. С тех пор, как она ушла, он ничего не трогал и не менял. Поначалу он полагал, что она передумает и скоро вернется, а потом ему просто захотелось жить памятью о ней, чему способствовали следы ее пребывания здесь. Она не просила его переслать ей вещи, которые в спешке забыла. Он же сохранил их. Кругом были сотни вещей, постоянно попадавшихся ему в ящиках, туалетный столик с зеркалом, где теперь отсутствовало ее отображение, парфюмерные баночки, которые он открыл, наполнив их ароматом квартиру, чтобы теперь в ней витал запах Алике. Все здесь принадлежало ей, его жене.

Он потерял ее, но продолжал по-прежнему любить. Он желал ее возвращения. Он стал буквально ненормальным, не пытался искать никаких оправданий и извинительных обстоятельств. В конце концов, Алике была в отъезде, когда они с Крис Уорин в поте лица работали над делом Маккалмена. К тому же он не подозревал, что Крис была влюблена в него. Она была великолепным секретарем и действительно здорово помогла ему в том деле. Затем состоялось решение суда, Маккалмена оправдали, а он пригласил Крис отпраздновать эту победу. Крис выглядела особенно привлекательно. Они несколько раз заказывали напитки, а потом немного покатались на автомобиле. Ничего другого, кроме этого, не было. Не скажешь, что все выглядело невинно, но в то же время и не так пагубно, как могло показаться. Однако он вбил себе в голову, что что-то произошло, и извел себя мыслью о том, что они с Крис Уорин были там, где его могли увидеть и узнать. И никакое освобождение от Мэла Траска не могло изменить это обстоятельство.

Сделка с Траском тоже была ошибкой. Алике никогда не потянулась бы к другому мужчине против своей воли. Если бы она умышленно не хотела досадить мужу, то никогда не сошлась бы с таким потенциально опасным типом, как Мэл Траск. Алике начала отстаивать свою независимость, связавшись с богемой, кучкой сумасбродных людишек, которые считали интригующим, волнующим для себя посещение мест, где тусовались уголовные элементы. Поскольку Алике была красивой женщиной, не зависимой от мужа, но в то же время женой преуспевающего адвоката по уголовным делам, это привлекло к ней внимание Мэла Траска. Да, Хэннон понимал очевидность своей ошибки. Теперь ему оставалось только продолжать начатое и распутывать то, что запутал.

В полной апатии он встал, оделся и побрился, находясь в неведении относительно того, чем ему теперь придется заняться. В офисе Нэнси Диллон встретила его своей застенчивой и настороженной улыбкой. Нэнси была весьма обыкновенной девушкой, знавшей свое место и совершенно точно представлявшей, для чего ее наняли. Она принесла ему подборку материалов по делу Овертона, и он просидел с ними все утро, пытаясь сконцентрировать на них внимание. В час он сделал перерыв на ленч. Тут он и увидел сообщение полуденной газеты, в котором говорилось, что застрелен Мэл Траск, местный тип, находившийся на учете в полиции.

Следующие два дня Хью Хэннон буквально жил газетами. Конечно, его успокоило сообщение о смерти Траска: мертвый не придет снова за деньгами. Его также не заботило, кто убил Траска. Все его волнения были связаны с Алике. Однако газеты не упоминали о ней. Они поместили достаточно полную биографию убитого, сообщив о его трех арестах, осуждении за вымогательство, связях с бандой Росситера и дружбе с такими танцовщицами ночного клуба, как Гейл Грэй и Лиза Норман. Он был уверен, что если бы репортеры докопались до отношений покойного с Алике Хэннон, то эта новость была бы использована с лихвой, поскольку дело сразу приобретало политическую окраску: жена Хью Хэннона, вероятного претендента на пост министра юстиции, то есть молодого человека с большим будущим, – вдруг связалась с мелким жуликом. То, что газеты не напечатали эту пикантную подробность, доказывало, что они ею не располагали. А это означало, что Траск никому не разболтал про Алике. Хэннон недоумевал: безусловно, существовало несколько объяснений, и наиболее предпочтительным было то, что Траск верил в политическое будущее Хью Хэннона. Ведь если Хью Хэннон когда-нибудь достигнет высокого положения, то факт дружбы с миссис Хэннон можно использовать в качестве верного средства для получения выгоды. Дружба, которая известна всем, не стоит ничего, а вот тайная связь может иметь высокую цену. В пользу такой оценки была и сама фигура Траска, ведь он прибегнул к весьма необычному способу вымогательства.