Вершина мира (СИ) - Ромов Дмитрий

— Это мне, а тебе что? Радость на сердце?

— Радость, конечно, ты прав. Ну и свои люди в таких местах мне не помешают. Я смогу положиться на тебя, а ты на меня. Зачем все яйца складывать в одну корзину? В бюро тебя не оставят, ведь ты уже скоро не будешь комсоргом школы. А так, очень хороший старт, поверь. Многие руку отдали бы за такую возможность.

— Но ты же не будешь у меня части тела отрезать в оплату? Типа там Осириса из меня делать…

— Не буду, — улыбается она.

— И сколько можно думать?

— До следующей недели. Мне нужно планировать ближайшее будущее, так что не затягивай.

— Хорошо и… спасибо. Правда, спасибо. Но тут момент со срочной службой выплывает. Я армии не боюсь, служить могу. Но время дорого, а тут два года всё-таки. Боюсь, не успею большие дела совершить. Подумать надо, в общем.

— Думай, конечно, — соглашается она накалывая на вилку кусочек мяса, перейдя к шашлыку.

Я тоже заказал шашлык. Ну… так себе, если честно. Кусочки маленькие, сухонькие, явно не «Кавказская кухня». Лучше бы бефстроганов взял…

— Думай, но быстро, — продолжает Куренкова. — Время не ждёт. И, повторюсь, служба в армии для будущей карьеры весьма полезна. Посуди сам, в школе был комсоргом и членом бюро горкома, хоть и внештатным, но тоже хорошо. Награждён грамотами горкома и обкома. Райком тебя тоже наградит, будь уверен. После школы пошёл работать и учиться заочно. Заочно, Егор. Был избран главой комсомольской организации большого предприятия. Отслужил в армии. Во время службы тоже занимался общественной работой. Это тебе Новицкая поможет, я думаю. Раз она до сих пор не прогнала тебя от себя, значит поможет. Кстати, интересно даже, что у тебя за способности такие, что она так долго с тобой не расстаётся. Надо бы и мне проверить при случае. Не откажешь в любезности?

Она смеётся, и я тоже смеюсь, но не отвечаю. Не хватало мне ещё в этом вопросе между молотом и наковальней оказаться…

— В общем, Егор, — завершает она. — Я тебе картину маслом нарисовала. А ты уж сам соображай. Парень ты вроде неглупый, так что реши, что к чему. Тем более, как я понимаю, ты и с родителем моим имеешь дела какие-то. А репутация активного комсомольца, а то и партийца, лишней точно не будет.

Больше мы о делах не говорим. Снова болтаем о кино, музыке и даже живописи, особенно об импрессионистах, чьи работы в изобилии имеются в «Эрмитаже». В этом деле я тот ещё знаток, но надувать щёки и изрекать что-нибудь туманное умею. Я же дитя своей страны, в конце концов, а говорить, чтобы не было понятно мы все учились…

«Мы все учились понемногу

Чему-нибудь и как-нибудь.

Образованьем, слава Богу,

У нас немудрено блеснуть»…

Копирайт ас Пушкин 1830, или какой там…

Перед домом я встречаюсь с дядей Геной.

— Егорка, — окликает он меня. — Ну чё, Баранова зарядил?

— Зарядил, — отвечаю я. — Но это время какое-то займёт.

— Ясно дело, займёт. Я тоже начал кое-какие действия оперативные, раз товарищи по оружию мух не ловят, придётся самому расстараться. Да же? На, держи.

Он достаёт из потрёпанной кожаной папки лист бумаги.

— Это что? — беру я бумагу и начинаю просматривать.

— Донесение, — ухмыляется он. — Передай Суходоеву при случае. Написал, как и обещал, что Джага на тебя напал, а ты вынужден был защищаться. Пусть этот сучонок вызывает повесткой, всё повторю для протокола.

— Ой, дядя Гена, спасибо тебе, дорогой! — жму я ему руку. — Огроменное!

— Пожалуйста, для тебя ничего не жалко, — довольно усмехается он. — И вообще, можешь звать меня папой.

Увидев моё лицо, он начинает ржать.

— Я же сегодня в Загсе был. Знаешь чего они мне сказали?

Я вопросительно вздёргиваю голову.

— Для вас, говорят Геннадий Аркадьевич, всё что угодно сделаем. И без справки распишем дочку вашу. Вон Гайдар в пятнадцать лет уже полком командовал, так что пусть себе женятся, здоровые лоси уже.

Командовал… Знали бы вы все, что его внучок понаделает…

Рыбкин снова хохочет:

— Да не дрейфь, Егорка. Дело-то нехитрое! Ладно, не боись, шучу. Я туда по другому поводу ходил. Из-за Суходоева твоего.

Я жду молча, не желая провоцировать его ещё на какой-нибудь матримониальный прикол.

— Действительно, жениться собрался. На Ивановой Елене Степановне. А вот Сухостоева Антонина, что называется, в списках не значилась. Свадьбы у неё в ближайшее время точно не будет. По крайней мере, в нашем загсе об этом ничего не знают.

— Ага, значит, голову девке задурил что ли?

— С него станется. Хотя, удивляюсь я, ведь ни рожи, что называется, ни кожи, а целых двух невест нашёл. Сладострастник хренов. И это советский милиционер, да? Понимаешь? Куда катится мир… В общем, не знаю, как тебе это поможет, но вот такая информация. Так что давай, Егорка, вперёд и с песней, а я пошёл дочь свою нянчить, чтоб ещё чего не отчебучила. В школе-то у ей нормально всё было?

— Нормально, дядя Гена, нормально.

Вечером перед сном звонит адвокат и сообщает, что утром надо быть у Суходоева. Какого хрена, а? Ну кто так делает! Утром! А заранее сообщить нельзя было? Я вообще-то в школе учусь и должен на занятия ходить. Кто-нибудь слышал об этом?

Только кладу трубку, телефон снова звонит.

— Алло, Смольный! — качает головой папа. — Ты по телефону больше, чем мама разговариваешь.

Ну а что делать, жизнь такая… То адвокат, а то и Цвет, собственной персоной. Честь оказал.

— Послезавтра утром едем в Новосиб, — говорит он безо всяких приветствий и прочих глупостей. — Посмотрим два помещения. В шесть утра стой у подъезда.

Нет, я доучиваться буду вообще или нет? Похоже, нет. Надо директрисе кубок какой-нибудь организовать. И премию… Это последнее, о чём я успеваю подумать, прежде чем провалиться в сон.

Адвокат Яков Арсеньевич Кофман сегодня в ударе и ведёт наступление по всем фронтам, прижимая и тесня заметно сдавшего позиции Суходоева, вызвавшего нас, вообще-то, чтобы сообщить, что дело готово к передаче в суд.

— Это показания нашего свидетеля, — выкладывает Кофман бумагу, исписанную рукой Рыбкина. Он милиционер с безупречной репутацией и, безусловно, его точка зрения должна обязательно быть принятой. Он повторит всё слово в слово перед судом, да и перед вами тоже, если вы примете решение вызвать его, как свидетеля.

Суходоев берёт бумагу и долго читает. Потом поднимает на нас глаза и снова перечитывает то, что там написано. Прочитав, он долго молчит, а потом изрекает:

— Ну, не знаю…

— В смысле? — хмурюсь я. — Чего не знаете?

— Не знаю, поможет ли вам эта филькина грамота.

— Посмотрим, что скажет суд, — пожимает плечами Кофман. — Если, конечно, вы всё-таки решите довести дело до суда.

— Товарищ старший лейтенант, у вас свадьба скоро? — встреваю я.

— Что? — моментально мрачнеет он. — Причём здесь моя свадьба?

— Да не причём, конечно, — соглашаюсь. — Просто вспомнил. Я ведь невесту вашу неплохо знаю.

Он смотрит, не моргая и ничего не говорит.

— А чего не спросите которую?

Суходоев продолжает молчать и, не мигая, глядеть на меня.

— У вас же их две? Невесты.

— Всё? — наконец, выдержав театральную паузу, спрашивает он. — Тогда вернёмся к нашим общим проблемам.

— Думаю, Лена очень сильно расстроится, если узнает, что некая Антонина Сухостоева…

Суходоев прерывает меня, со всей силы шарахнув ладонью по столу. Горит наверное ладонь теперь…

— Я, — цедит он сквозь зубы, — не понимаю, каким образом моя личная жизнь связана с обсуждаемыми здесь вопросами.

Кофман открывает рот, чтобы что-то сказать, но я его опережаю:

— Да никаким. Никаким образом не связана. Также, как и Лена никак не связана с Тоней. Но вся штука в том, что связь обязательно установится. Либо та, либо другая. Понимаете? Жизнь ваша, сугубо личная и непубличная повлияет на ход дела, либо Тоня повлияет на ход подготовки к свадьбе. Я не слишком туманно изъясняюсь?